Патриот. Смута. Том 3 (СИ) - Колдаев Евгений Андреевич

— Давай!

Земля под ногами дрожала, копыта выбивали пыль…

И тут из-под земли, словно по мановению волшебной палочки поднялись колья. Стрельцы потянули, поднимая их примерно под тридцать градусов. То, что было спрятано и присыпано песком, дернулось и преградило путь атакующим.

Следом на бруствер вытолкнули те самые тюфяки, близ которых стояли опытные затинщики, готовые палить.

Посошная рать, ранее стоявшая с копьями, прыгала в окопы, приседала, продолжая держать копья, сжималась.

А я, стоя в полный рост, выпятив грудь, смотрел вперед.

Враг, набравший разгон, паниковал. Метров за тридцать до контакта с резко поднятыми кольями, в татарском строю начался полный кавардак. Кони отворачивали, вставали на дыбы, скидывали своих седоков. Они не хотели умирать и спасались как могли. Часть, что шли слева или справа пытались уйти, сманеврировать. Те, что были по центру, судорожно тормозили. Люди орали что-то несвязное. Сзади в них влетали те, что шли на полной скорости. Сбивали. Люди и животные падали. На них напирали, налетали идущие следом. Топтали тех, кто оказался сбит на землю.

Все это стало настоящим хаосом.

Первые ряды смешались, а задние так быстро не поняли, что произошло.

Но, надо отдать должное татарам, до кольев не дошла ни одна лошадь. Они, идущие налегке, смогли, хоть и не без потерь, остановиться метрах в десяти — пятнадцати. Сломали строй, калечили друг друга, втаптывали в грязь павших. Но все лучше, чем бездумно влететь в строй длинных заточенных бревен, нанизаться на них словно бабочки.

Но, колья — лишь первый акт.

— Пали! — Выкрикнул я совершенно безжалостно и даже с какой-то злорадной ухмылкой на лице.

Они попались, значит — они умрут.

Шесть тюфяков выдали нестройный залп. По ушам дало так, что казалось, совсем немного не хватило до контузии. Огрызки металла — импровизированная дробь из кусков рубленых гвоздей полетела во врага, поражая его первые стоящие ряды. Казалось бы — миг и они смогут оправиться, восстановить порядки, заместить павших. Возможно, отступить, имея преимущества в маневре, и начать опять обстреливать нас издали. Но нет. Шесть мощных дробовиков, действующих каждый примерно на тридцатиметровом пространстве, сделали свое дело.

Первые линии вновь застонали от боли. Смешались кони, люди. Все как у Лермонтова в Бородино. Залп в такой близи поразил многих и добавил в сердца, уже дрогнувших, духом паники.

Дальше работа была за стрельцами.

Пара мгновений ушло на то, чтобы побитые картечью рухнули, открывая сбившуюся толпу живых и начавших паниковать всадников. Полсотни аркебуз тут же выдало стройный залп.

Над второй линией обороны поднялся пороховой дым, окутывая ее непроглядным маревом. Сколько русских там, есть ли еще сюрпризы? Вперед, басурманы, проверяйте!

— Коня! — Выкрикнул я полуоглохший. — Вперед!

Оставшиеся до этого времени близь меня бойцы из посошной рати рванулись вперед. Выскочили за пределы копий, устремились к павшим, раненым, стонущим, пытавшимся выбраться из-под убитых скакунов, татарам. Не ждал я от вчерашних крестьян такой прыти и злости. Они, видимо, поняли, что впереди ослабленный и обреченный враг. Нужно добить его, вселить панику в тех, кто шел следом.

— Серафим! — Увидел тоже рванувшегося вперед попа. — Копейщики на тебе!

— Воевода! — Он ответил, давая понять, что услышал.

Тем временем из капонира мне вывели моего верного скакуна.

Стрелец, тот самый полусотенный, что руководил ими, улыбался злобно и яростно. Быстро передал узду и начал возиться с аркебузой.

— Перезаряжайте и вперед, тесните их к берегу, сейчас конница ударит. Дальше по ситуации.

— Сделаем. — Он не отрывался от перезарядки, добавил. — Воевода.

Я кинул свою аркебузу какому-то мужику из посошной рати, что возвращался из-за рва. Тот поклонился, чуть ли не в землю. Благо на колени не рухнул. Мне заряжать некогда, а ему сгодится.

— Бей басурман. — Сказал резко.

Взлетел в седло, толкнул скакуна пятками, понесся налево, вдоль укреплений, сквозь дым. К холму. Из ножен саблю выхватил. Справа от меня на просеке творился настоящий хаос, даже ад. Крики боли, стоны, проклятия, ржание лошадей и хрипы. В нос бил запах жженого пороха, смешивающийся с кровью. Первые ряды татарской конницы пали. Часть была затоптана своими же, а часть расстреляна впритык из тюфяков и аркебуз.

Те, что шли сзади, налетали на трупы и раненых, тормозили, сбились с темпа не понимали что делать. Управление потерялось. Первыми шли беи и они погибли. Кому управлять идущими во втором эшелоне? Что делать?

То ли рваться дальше, то ли отступать. Сзади напирали еще отряды. Началась неразбериха.

Я все это видел, но понимал — ждать нельзя. Считанные мгновения и опытный командир сможет организовать хоть немного продуманное отступление и тогда долгий позиционный бой. Или бегство, из которого уйдет в Поле много тех, кто потом сможет вернуться.

Нет, этого допускать нельзя.

И здесь в ход пошел еще один мой козырь.

Из леса выдвинулись, вышли прямо во фланг атаковавшей по просеке татарской коннице две сотни моих конных бойцов. Я видел их строй, торопился к ним.

Яков Семенович Ключев и Тренко Чернов ждали своего часа. Их отряды я укомплектовал по полной. Каждый разделен на две части. Кто более опытен в конной сшибке получил кольчугу и пику. Это, конечно, не крылатая гусария, но вполне себе средняя кавалерия, готовая бить бездоспешных, легких врагов прямым ударом, сбивать их с позиций, рассеивать. Вторая половина, более опытная в стрельбе, снаряжалась аркебузами. У всех также были пистолеты и сабли. Именно для них я раскрыл воронежский арсенал. Выдал по описи, все четко под отчет. Отчего Григорий и пропадал в городе так долго и смог присоединиться к подготовке обороны уже на самом завершающем ее этапе.

Первая линия — стрелки.

Сотня пистолей выдали стройный залп, и начавшие было перестраиваться татарские отряды, вновь падали на землю. Весь правый фланг наступления истекал кровью, как меньше минуты назад авангард.

Следом, почти сразу, громыхнула сотня аркебуз. Это оружие было более дальнобойным. Досталось уже центру смешавшегося татарского войска.

Отстрелявшиеся стрелки остались стоять, а через их свободный строй прошли доспешные. Сплотились на направлении главного удара. Две полусотни бронированной конницы против паникующих, побитых и ничего не понимающих татар.

Я видел это все с фланга атаки. Заходящее солнце отсвечивало на бронях русской рати, и она двинулась вперед. Неспешно, не переводя коней в галоп. Шла как волна, разила пиками тех, кто еще выжил, пытался встать. Топтала конями, массой своей давила на врага, прижимала его к берегу Дона.

Две полусотни стрелков в этот момент перезаряжали свой огнестрел. Минута и они вновь будут готовы рваться вперед, бить, догонять противника и втаптывать его в грязь. Отряд преследования тех, кто замешкается и решит отступать в последний момент.

Татары уже после первого нашего залпа запаниковали, замешкались, ряды их сбились. А получив еще две сотни выстрелов во фланг, окончательно впали в хаос.

— Ура! — Дружно грянула сотня глоток, наращивая темп и давя на узком пространстве оставшиеся силы степняков. Рассекая их надвое.

В бой также вступили стрельцы, что до этого были левым краем первой линии обороны. Они били в тыл, разворачивающейся и паникующей коннице. Да, их было не много. Два десятка, но сам факт стрельбы в тылу добавил ужаса в головы каждого татарина, находящегося в этом мешке.

Бьют отовсюду. Везде русские! Сколько же их? Должны быть жалкие сотни голозадых холопов, а здесь… Они просто везде! Они отлично вооружены! Они убивают нас! И убьют всех!

Это сводило с ума, заставляло паниковать и поворачивать коня назад.

И я рассчитывал на это. Желал всем сердцем, чтобы каждый из тех, кто пришел сюда, мыслил именно так, а не иначе. Это моя земля! Вам здесь не рады и вам тут не место!