Когда я подошёл к стойке, в глубине приёмной открылась дверь с надписью «Главный редактор», вышел немолодой мужчина в отлично сшитом тёмно-сером пиджаке, который сильно расходился на объёмном пузе, в выглаженных до состояния острых стрелок брюк, на нейлоновой белой в голубую полоску рубашке свисал галстук с ярким геометрическим узором.
— Нинель Анатольевна, звонил товарищ Мирзоев, просил ускорить рассмотрение его статьи. Вы понимаете?
— Да, конечно, Всеволод Михайлович, — секретарь, источая невероятную любезность, улыбнулась. — Я только что хотела позвонить Назару Степановичу и сообщить ему, что статья отрецензирована и пошла в печать.
— Это хорошо.
Главред удовлетворённо шлёпнул ладонью по стойке. И вдруг обратил внимание на меня:
— Олег Туманов? —лицо приобрело кислое выражение, и я понял, что мне точно ничего хорошего ждать не стоит. — Что у вас тут?
Он взял мою папку, вытащил сопроводительную записку, уткнулся, и лениво произнёс:
— Ю. Зимин — это кто?
— Автор статьи, — ответил я.
— Почему без отчества? Почему не написано, кем работает? Вон же на стенде висят правила по заполнению.
— Он мой ученик, — ответил я.
— Ученик? Школьник? — главред поднял брови, на лице отразилось нескрываемое презрение. — У нас что здесь филиал «Мурзилки»? Или «Пионерской правды»?
Секретарь расплылась в обидной улыбке от этих слов, словно главред сказал нечто невероятно забавное.
— Он написал отличную статью, я её отредактировал, — всеми силами я пытался скрыть досаду и раздражение. — Я — кандидат физико-математических наук.
Главред растянул губы в снисходительной ухмылке:
— Я помню, кто вы, Олег Николаевич Туманов, доцент кафедры астрономии МГУ. Бывший доцент. А вы, похоже, забыли, кто я.
Он повернул ко мне своё оплывшее лицо с мелкими чертами, упёрся колючим взглядом маленьких глубоко утопленных под мохнатыми бровями круглых глаз. А я мучительно пытался вспомнить, кто передо мной.
— Вы не помните, как раскритиковали мою диссертацию на соискание учёной степени доктора? Не помните? Впрочем, я не расстроился из-за этого. Умные и знающие люди смогли оценить мой труд по достоинству. Заберите ваши бумажки, и, надеюсь, вас здесь мы больше никогда не увидим.
Он развернулся и будто невзначай задел папку, которая лежала на стойке, она хлопнулась вниз, листы разлетелись во все стороны. И я наклонился, чтобы подобрать их. А главред направился в свой кабинет, наступил ботинком на один из листов, оставив грязный след.
Я собрал страницы, сложил в папку и ушёл, ощущая спиной презрительный взгляд секретаря и посетители. На улице присел на мотоцикл, в глазах щипали слезы, я чувствовал себя униженным, раздавленным. Казалось, был бы у меня автомат, ворвался бы и перестрелял бы там всех.
Из глубин памяти вдруг всплыла картинка, из которой я понял, почему главред так ненавидит меня. Звали его Всеволод Михайлович Осетровский. Он хотел защититься у нас на кафедре астрономии. И мне, как доценту, дали задание, наравне с другими именитыми учёными, написать рецензию. Диссертация Осетрина представляла собой беспомощную компиляцию плохо состыкованных между собой кусков текста из чужих статей, книг, о чем я честно написал. Ректору это жутко не понравилось. Он вызвал меня к себе, орал, откровенно угрожал. Это стало ещё одной каплей переполнившую чашу его терпения. Что в конце концов он выгнал меня с ужасающе плохой характеристикой.
Осетровский все-таки защитился, получил учёную степень доктора технических наук, и как оказалось стал главным редактором ведущего журнала по астрономии.
Я очнулся от своих невесёлых дум, вытащил записную книжку, просмотрел адреса редакций остальных журналов, но совершенно без какого-либо энтузиазма. И решил отправиться домой. Но на выезде на Ленинградку вспомнил, что здесь где-то поблизости есть ещё одна редакция.
Искать это место пришлось долго. Я плутал по узким улочкам, всматриваясь в названия улиц, номера домов, которые зачастую вообще отсутствовали. Устало остановившись около обшарпанной «брежневки», чем-то напомнившей мой собственный дом, я уже собирался плюнуть на всё и отправиться домой.
— Дяденька, а вы что ищите? — рядом со мной остановился пацан в кургузом светло-коричневом пальтишке, шапке с опущенным ушами, и с потёртым портфелем, который явно побывал в сильных переделках, а его хозяин не раз использовал его для того, чтобы съехать с горки.
— Ищу редакцию журнала «Астрофизические новости», — устало бросил я.
— А, так это совсем рядом! Давайте я вам покажу! — радостно воскликнул парень, словно ему доставило удовольствие помочь незнакомцу.
Провёл меня до следующего дома и махнул в сторону центрального подъезда без какой-либо вывески.
— Здесь, дяденька! — крикнул и убежал.
Оставив мотоцикл у входа, я направился к подъезду, сильно сомневаясь, что парень меня не обманул. Дёрнул ручку и вошёл внутрь. Но прямо на первом этаже увидел обитую бордовой искусственной кожей дверь, довольно солидную. И отливающую тёмным золотом табличку «Редакция журнала 'Астрофизические новости». Дверь не поддалась, но я обнаружил рядом круглую кнопку звонка. Нажал.
Подождав пару минут, уже собрался вернуться, как дверь приоткрылась, выглянула худенькая девушка в шерстяной клетчатой юбке, светлой кофточке и наброшенным сверху голубом халатике без рукавов:
— Вы что-то хотели?
— Хотел статью в журнал предложить.
— А, заходите, заходите, — даже слишком радостно предложила она.
Все то же самое, что и в «Советской астрономии», только мельче. Стойка секретаря обычная, из ДСП, столешница — голубой пластик. На стенах, выкрашенных бежевой краской стенды со стандартами для оформления статей. Портрет над стойкой — известного астрофизика Иосифа Шкловского, а не Брежнева. Абонентских ящичков совсем мало, хватит на один подъезд девятиэтажки. Картотека чуть меньше, ящички такие же деревянные, маленькие, но на каждом одна буква алфавита, а не слог.
Хотя главное достоинство — девушка-секретарь, милая и любезная. Но говорило о том, что дела журнала не так хороши, как у Осетрина.
Девушка взяла мою папку, вытащила сопроводительную записку, прочла. Подняла на меня внимательный, серьёзный взгляд:
— Подождите, пожалуйста.
Через пару минут по коридору слева раздались шаги. В проёме появился небольшого роста мужчина лет сорока, увидев меня, улыбнулся:
— Олег! Туманов! Сколько лет, сколько зим. Статью принёс? Ну пойдём ко мне. Посмотрим.
Опять накрыла с головой досада, что совершенно не помню, кто это такой. Почему он знает меня. И пока мы шли по коридору, я мучительно рылся в своей памяти. Но ничего путного вытащить не смог.
Из каждой двери слышалась громоподобная пулемётная очередь, словно там располагался полигон артиллеристов. Машинистки работали вовсю, что немного успокоило меня. Значит, поток статей в журнал хоть какой-то, но есть.
Кабинет с табличкой «Главный редактор, Лебедев Сергей Константинович» выглядел довольно скромно, длинный, узкий. Напротив окна — конторский стол завален бумагой, брошюрами, книгами. Письменный прибор из пластика, утыканный ручками, фломастерами, карандашами. Стены выкрашены голубой краской. Несколько шкафов из крашенного тёмного дерева, за стеклянными дверцами — папки, брошюры, верхнюю полку занимали экземпляры журнала с надписью «Новости астрофизики».
Лебедев уселся в кресло, предложил мне сесть, и взял в руки мою папку. Прочёл записку, пробежал глазами несколько страниц. Увидев отпечаток ботинка, криво усмехнулся, поднял взгляд на меня:
— Что Осётр тебе от ворот поворот дал? Не надо было тебе к нему соваться. Он ненавидит тебя. Простить не может, что какой-то доцент разнёс в пух и прах его шедевр.
— Я не знал, что он — главред.
— Да? Странно. В выходных данных журнала стоит его имя.
— Я позабыл о нём. Из головы выбросил.
Это была неправда, я просто не смог сразу вспомнить, кто это, пока не увидел.
