Ирландия. Тёмные века 1 (СИ) - Сокол Артем

Я закрыл книгу и посмотрел в окно. Закатное солнце окрашивало стены монастыря в золотые тона. Где-то там, за горизонтом, уже плыли их корабли. Но сейчас, в этот момент, у меня было нечто ценное — знания. И я был готов использовать их.

— Спасибо, — сказал я аббату.

Он кивнул, понимая без слов. Затем достал шахматную доску.

— Сыграем?

— Сыграем, — улыбнулся я.

Игра началась. Аббат внезапно спросил:

— Ты знаешь, что такое электричество? — его вопрос повис в воздухе.

Глава 2. Шахматы с судьбой

Я замер. Сердце колотилось так, будто пыталось вырваться из груди. Аббат сидел напротив, его голубые глаза изучали меня с невозмутимым спокойствием. Шахматная доска, между нами, вдруг показалась полем боя, а его вопрос — выстрелом в упор.

— Электричество? — переспросил я, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Откуда ты знаешь это слово?

Колум улыбнулся, как будто говорил о погоде.

— Ты сам его произнёс, Бран. Вчера, после обеда. Ты заснул на лавке в трапезной и бормотал что-то о «проводах», «генераторах» и «электричестве». Ледяная волна прокатилась по спине. Я разговаривал во сне. И не просто бормотал — я говорил о вещах, которых не должно было быть в этом времени.

— Я… наверное, бредил, — пробормотал я, опуская взгляд на шахматную доску. — После той убоины могло и не такое присниться.

Аббат покачал головой.

— Нет, Бран. Это не было бредом. Ты говорил чётко, как учёный. И слова... они были странными, но осмысленными. Я сглотнул. Мысль о том, что Колум тоже мог быть попаданцем, мелькнула, как молния. Может, он из моего времени? Или даже из будущего? Но его следующий вопрос развеял все надежды.

— Что такое «генератор»?

В его глазах не было лукавства — только искреннее любопытство. Он действительно не знал.

— Это... — я замялся, пытаясь придумать объяснение, которое не прозвучало бы как безумие. — Это как мельница, но для... света.

Аббат задумался, потом рассмеялся.

— Ты странный мальчик, Бран. Но интересный.

Он передвинул ладью, но я уже не мог сосредоточиться на игре. Мысли путались. Если я говорил во сне, то кто ещё мог слышать? Монахи? Послушники? А что, если в следующий раз я заговорю о самолётах, интернете или чём-то ещё более непостижимом?

— Ты сегодня не в духе, — заметил Колум, забирая моего коня. — Что-то случилось? Я сделал вид, что обдумываю ход, чтобы выиграть время.

— Просто устал. Много учёбы.

Аббат кивнул, но взгляд его стал пристальным.

— Если тебе нужно отдохнуть — скажи. Ты не раб, чтобы надрываться.

— Спасибо, — пробормотал я.

Но дело было не в усталости. Дело было в страхе.

***

Той же ночью я лежал в общем зале, где спали послушники, и притворялся спящим. Вокруг храпели, вздыхали, кто-то ворочался на соломе. Я сжимал кулаки под грубым одеялом. Так продолжаться не могло.

«Нужна своя келья», — думал я.

Но как её получить? Просто так монахи не выделяли отдельные помещения. Нужна была причина. Или заслуга. Утром я отправился в монастырский сад, где работал старый монах по имени Кайл. Он копался в грядках, бормоча себе под нос.

— Брат Кайл, — начал я осторожно, — я хочу помочь с переписыванием книг.

Он поднял голову, удивлённо хмыкнув.

— Ты же ещё только учишь латынь.

— Но я могу готовить перья, смешивать чернила, чистить пергамент, — быстро сказал я. — Аббат говорит, что у меня получается.

Кайл почесал бороду.

— Ладно. После обеда приходи в скрипторий. Посмотрим, что ты умеешь.

Это был первый шаг.

***

Скрипторий оказался небольшой комнатой с узкими окнами. В нём стоял тяжёлый запах пергамента, чернил и воска. Двое монахов сидели за столами, склонившись над свитками. Кайл указал мне на угол, где лежала куча гусиных перьев.

— Очищай. Кончики должны быть острыми.

Я кивнул и принялся за работу. Это было монотонно, но просто. Главное — не торопиться и не сломать перо. Пока я работал, слушал разговоры монахов. Они обсуждали новый заказ — переписать «Житие святого Патрика» для монастыря в Арме.

— Аббат хочет, чтобы мы добавили миниатюры, — сказал один.

— Тогда работы на месяц, — вздохнул другой.

Я подождал паузу и осторожно вставил:

— Я могу помочь с фоном для миниатюр. Простые узоры.

Монахи переглянулись.

— Ты умеешь?

— Да, — соврал я. В прошлой жизни я не был художником, но базовые вещи мог изобразить, так как три года в юности посещал художественную школу. Здесь главное было показать себя полезным.

— Ладно, — согласился Кайл. — Попробуй.

К вечеру я закончил несколько орнаментов по краям страницы. Они были грубоваты, но монахи остались довольны.

— Неплохо для первого раза, — сказал один.

— Может, и правда стоит его взять в помощники, — добавил другой.

Я чуть не рассмеялся от облегчения. Это был шанс.

***

Через неделю я уже проводил в скриптории по несколько часов в день. Помимо перьев и орнаментов, мне доверили чинить старые переплёты. Работа была кропотливой, но я не жаловался. Каждый день, проведённый здесь, приближал меня к цели.

Однажды вечером, когда монахи ушли на вечернюю молитву, я остался один. На столе в углу лежали книги, которые ждали ремонта. Среди них был толстый фолиант с потрёпанным корешком. Я осторожно достал его.

«De Natura Rerum» — «О природе вещей».

Я открыл книгу. Латынь была сложной, но я уже мог понимать основное. Текст говорил о стихиях, о движении планет, о строении мира. И вдруг, среди рассуждений о воде и огне, я наткнулся на абзац, который заставил меня замереть.

«...и есть сила, скрытая в воздухе, подобная молнии, но невидимая. Философы зовут её «электритас»...»

Я перечитал строку ещё раз. Электритас. Латинский корень слова «электричество».

Значит, оно уже было известно? Хотя бы в теории?

— Интересное чтение?

Я вздрогнул и захлопнул книгу. В дверях стоял аббат.

— Просто... изучаю, — пробормотал я.

Колум подошёл ближе и взглянул на обложку.

— «О природе вещей». Тяжёлый труд для твоего уровня.

— Я понимаю не всё, — признался я.

— Но стремишься узнать, — улыбнулся он. — Это хорошо.

Он взял книгу из моих рук и положил её обратно на стол.

— Завтра. Сейчас иди спать.

Я кивнул и вышел, но мысль не давала покоя. Если кто-то уже писал об «электритас», то, возможно, мои слова во сне не казались аббату полным бредом. Но это не отменяло опасности.

***

Ещё две недели я трудился в скриптории, стараясь быть незаменимым. И наконец, однажды утром Кайл объявил:

— Аббат разрешил выделить тебе келью. Ты будешь отвечать за подготовку материалов для переписчиков.

Я едва сдержал улыбку.

— Спасибо, брат Кайл.

— Не благодари. Работы прибавится, — буркнул он, но в глазах светилось одобрение.

Моя новая келья была крошечной — каменная стена, узкая койка, стол и свеча. Но для меня это была крепость, моей маленькой победой, которая стоила мне месяца усилий. Теперь я мог спать, не боясь, что мои сны станут обсуждать всем монастырём. И теперь я не работал в огороде. Что серьёзно подняло мой статус в монастыре, работники скриптории были элитой местного общества. Остальные монахи были безграмотны и трудились в основном в полях или на огороде.

***

Первое, что ударило в нос, когда я отворил тяжёлую дубовую дверь, — запах. Не просто сырости, а чего-то затхлого, гниющего, словно здесь десятилетиями не ступала нога человека. Я прикрыл лицо рукавом и шагнул внутрь, держа свечу выше. Оранжевый свет дрожал на стенах, выхватывая из темноты очертания сундуков, голых стен и... плесени. Её было так много, что казалось, будто каменные стены покрыты шкурой какого-то больного зверя.

— Господи... — прошептал один из монахов за моей спиной. Его звали Эрн, и он был самым молодым из троих, кого аббат выделил мне в помощь.