Ирландия. Тёмные века 1 (СИ) - Сокол Артем

Библиотека, которую я так тщательно обустраивал, занимала лишь четверть отведенного ей помещения. Полки стояли полупустые, а денег на новые книги и пергамент не хватало. Аббат жаловался, что монастырь едва сводит концы с концами, и мои просьбы о расширении коллекции встречал скептически. Но этот свиток... он давал шанс.

Я свернул пергамент и положил его в кожаную сумку у пояса. Теперь предстояло самое сложное — убедить аббата Колума.

Аббат сидел за своим массивным столом, углубленный в переписку с каким-то монастырем на континенте. Когда я вошел, он лишь кивнул, не отрываясь от работы. Я терпеливо ждал, пока он закончит строку, и только тогда заговорил:

— Отец Колум, мне нужно обсудить с вами важное дело.

Он отложил перо и посмотрел на меня. Его голубые глаза, обычно добродушные, сейчас были настороженными.

— Опять про пергамент? Я же сказал, Бран, пока у нас нет лишних денег.

— Не только про пергамент, — я сделал шаг вперед. — Я нашел способ, как монастырь Глендалох может зарабатывать. Без ущерба для нашей главной миссии.

Аббат нахмурился:

— Мы не торгаши, чтобы гнаться за прибылью.

— Но мы хранители знаний, — мягко возразил я. — А знания требуют средств. Представьте: новые книги, крепкие стены, помощь деревням вокруг. Разве это не богоугодное дело?

Я видел, как он колеблется. Колум был человеком практичным, но мысль о деньгах явно вызывала у него дискомфорт.

— О чем ты говоришь, Бран? — наконец спросил он.

Я достал свиток и осторожно развернул его на столе.

— Вот. Это не просто старый текст. Это возможность.

Аббат пробежал глазами по строчкам, и я увидел, как его брови поползли вверх. Он перечитал начало еще раз, затем резко поднял на меня взгляд:

— Ты уверен, что сможешь всё это выполнить?

— Да. Всё проверено, нужно лишь всё правильно сделать.

— Это... нечестиво, — пробормотал он, но в его голосе уже не было прежней уверенности.

— Нет, — я покачал головой. — Это практично. Мы не отрекаемся от веры, мы обеспечиваем её будущее.

Комната погрузилась в тишину. Аббат в задумчивости постукивал пальцами по столу. Я знал, что сейчас решается судьба библиотеки — и, возможно, всего монастыря.

— Допустим, — наконец сказал он. — Но с условиями. Во-первых, все, что заработаем сверх дюжины золотых в год, пойдет на нужды монастыря и твоей библиотеки. Ни монеты больше. Во-вторых, если через полгода не будет результата — проект закрываем. И в-третьих, — он пристально посмотрел на меня, — ты берешь всю ответственность на себя. Если что-то пойдет не так — отвечать будешь ты.

Я глубоко вздохнул. Условия были жесткими, но справедливыми.

— Согласен.

— Тогда начинай, — аббат снова взялся за перо, давая понять, что разговор окончен. — И, Бран...

— Да, Колум?

— Молись, чтобы твой план сработал.

Глава 3. Печь прогресса

Свиток лежал передо мной, его края обуглены, но текст сохранился удивительно хорошо. Латинские буквы, выведенные твердой рукой, описывали нечто очень полезное — конструкцию печи, способную накормить целый легион. Я перечитал строки еще раз, чтобы убедиться: да, это была схема хлебопекарни для пяти тысяч бойцов. Две с половиной тысячи буханок в сутки. По полбуханки на человека.

Мои пальцы дрожали, когда я свернул пергамент. Это было не просто знание — это был ключ. Ключ к источнику дохода, кушать люди хотят всегда, а хлеб в это время основа рациона. Если римляне могли выпекать столько хлеба, усилиями пяти пекарей, значит, и мы сможем.

Первым делом я отправился в деревню. Мне нужен был гончар. Старик Дубгал сидел у своей хижины, лепя горшок из глины. Его пальцы, кривые от возраста, двигались с удивительной точностью.

— Ты умеешь делать кирпичи? — спросил я, опускаясь рядом на корточки.

Дубгал поднял глаза, в которых читалось удивление.

— Кирпичи? Нет, господин. Я делаю миски да кувшины.

— А если научишься?

Он медленно почесал бороду, оставляя на щеке глиняные полосы.

— А зачем?

— Потому что я дам тебе зерно.

Глаза старика загорелись. Голодные времена не щадили никого.

— Попробую.

— Хорошо. Завтра приходи в монастырь.

***

На следующий день я собрал всех, кого смог: Дубгала, двух его внуков, монаха-каменщика Броха и пару крепких послушников. Мы стояли перед пустым участком внутри монастырских стен, где аббат разрешил построить пекарню.

— Вот схема, — я развернул копию свитка на плоском камне. — Печь римлян. Она большая, но простая.

Брох нахмурился, водя пальцем по чертежу.

— Это... как маленький дом. Только круглый.

— Да. Тут три уровня. Внизу — топка. Посередине — камера для хлеба. Сверху — дымоход.

— А как тепло пойдет? — спросил один из внуков Дубгала.

— Вверх. По каналам. — Я показал на схему. — Тут стенки должна быть тонкими, чтобы хорошо передавать жар.

Дубгал кивнул.

— Значит, лепим как горшок. Только большой.

— Именно.

Работа началась. Глина оказалась капризной. Первые кирпичи трескались при сушке. Вторые рассыпались в печи. Дубгал ругался, но не сдавался. Мы экспериментировали с пропорциями: больше песка, меньше воды, солома для крепости. Через неделю у нас получилось.

Кирпичи, обожженные в монастырской кузнице, вышли прочными и ровными. Брох сложил из них основание печи, скрепляя тем же глиняным раствором. Стены росли медленно, каждый слой требовал времени на просушку.

Аббат приходил смотреть на нашу работу. Он молча наблюдал, иногда касаясь стен, словно проверяя их на прочность.

— Ты уверен, что сможешь выпекать столько качественного хлеба? — спросил он однажды.

— Да, — ответил я, хотя сам сомневался.

— Молись, Бран.

— Молюсь.

Печь была готова через месяц. Она возвышалась больше роста человека, массивная и некрасивая, как древний идол. Первый тест провалился. Хлеб не пропекся. Тепло уходило в дымоход слишком быстро. Дубгал сидел на земле, устало вытирая лоб.

— Не хватает жара.

— Значит, надо больше дров, — сказал я.

— Или сделать камеру меньше.

Я задумался. Может, римляне использовали уголь? Но где его взять здесь?

— Попробуем еще раз.

Вторая попытка. Мы затопили печь смолистыми сосновыми поленьями, дали ей прогреться до красноты. Тесто замесили на теплой воде — так оно поднимется быстрее.

И...

Запах.

Сладкий, густой, как мед. Он разлился по монастырю, привлекая даже тех, кто никогда не интересовался нашей стройкой.

— Получается! — закричал один из послушников.

Я открыл заслонку.

Буханки были золотистыми, с хрустящей корочкой. Я разломил одну — мякоть белая, пористая, горячий пар вырвался наружу.

— Попробуй, — протянул я аббату.

Он откусил.

— Хорошо, — сказал просто.

В его глазах читалось больше: это был успех.

На следующий день мы испекли пятьдесят буханок. Их раздали монахам и послушникам. На третий день — сто. Через неделю печь пекла без остановки. Мы заняли еще работников: месильщиков теста, дровосеков, разносчиков. Сняв их с обработки полей. Главным пекарем стал Конхобар, монах средних лет, он раньше помогал монастырскому повару в торжества и праздники, с выпечкой. Конхобар, был очень благодарен мне, что дал ему своё и такое важное дело, которое он полюбил всем сердцем, он раньше тяготился подчинённым положением у повара, так как они были одного возраста и пришли в монастырь Глендалох одновременно. Послушники же дрались за возможность работать с выпечкой, хоть этот труд был и тяжел, но гораздо легче чем в полях, да и голодным точно не останешься. Так что у Конхобара была возможность выбрать себе лучших помощников.

Ночью, когда печь пылала, а вокруг суетились тени работников, я сидел в стороне, наблюдая. Печь для легиона теперь кормила нас, но не это было моей задумкой. Идея пришла ко мне внезапно, как вспышка молнии в ночи. Когда только впервые увидел схему в этом свитке. Но как сохранить тепло, чтобы буханки не остыли по дороге? Горячий хлеб будет гораздо лучше продаваться. Ответ нашёлся в той же свитке, где была схема печи. Там упоминались повозки с двойными стенками, промежутки между стенками заполнены сеном или соломой — древний аналог термоса. Я тут же схватил зачернённую дощечку и начал мелом чертить. Конхобар, заглянувший в библиотеку с очередным отчётом, застыл на пороге, уставившись на мои каракули.