Воронцов. Перезагрузка. Книга 6 (СИ) - Тарасов Ник

— Да не про деньги, Фома, — отмахнулся я, понизив голос и придвигая кошель обратно к нему. — Хотя, — я поднял указательный палец, — они всегда нужны. Себе оставь часть на покупки для Уваровки. Да, может, и тебе что нужно, а то скажешь, что барин купца своего не ценит.

Я подмигнул, и Фома аж чуть не задохнулся от таких слов:

— Да как же, Егор Андреевич⁈ Да вы же… Да…

— Ой, всё, хватит, — махнул я на него рукой, перебивая его излияния. В таверне и так было шумно, незачем привлекать ещё больше внимания. — Я о чём начал-то: гостинцев Машке нужно взять. А то в городе был, приеду с пустыми руками…

Фома аж просиял, в его глазах загорелся огонёк:

— Это… Егор Андреевич, так мы быстро! Давайте пойдём, сейчас всё организуем!

Он уже вскочил, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Я же не спеша допил остатки кваса, вытер губы тыльной стороной ладони и поднялся из-за стола.

Фома уже чуть ли не тянул меня за рукав, наговаривая:

— Пойдёмте, есть тут у меня в одной лавке знакомый купец, там всё у него есть! И пряники медовые, и ленты цветастые, и шали тонкие, что пальцами не ощутишь! Машеньке самое то будет!

— Сюда, Егор Андреевич, — говорил он, указывая на небольшую лавку с цветастым навесом. — У Прохора Ильича такие товары, что и в столице не всегда сыщешь!

Я улыбнулся его энтузиазму. Машенька обрадуется любому подарку, даже самому скромному. Но раз уж я в городе, почему бы не порадовать её чем-то особенным? С такими мыслями я шагнул за Фомой в лавку, звякнув колокольчиком над дверью.

Глава 14

В лавке нас встретил сам хозяин — Прохор Ильич, коренастый мужчина с хитрыми, как у кота, глазами и бородой, в которой уже проглядывала седина. Увидев Фому, он расплылся в широкой улыбке, от которой в уголках глаз собрались морщинки.

— Фома Степаныч! Какие люди! — воскликнул он. — А я-то думал, ты уже в Уваровку укатил. Что привело?

Фома степенно кивнул в мою сторону:

— Вот, Прохор Ильич, боярин мой — Егор Андреевич Воронцов. Гостинец для супруги хотим подобрать.

Прохор Ильич изменился в лице. Взгляд его стал серьёзным, даже почтительным. Он отвесил мне низкий поклон:

— Наслышан, ваша милость, наслышан. Весь город только и говорит о том, как вы Глеба Ивановича с того света вытащили. Чудо, истинное чудо!

— Никакого чуда, любезный, — ответил я, осматривая товары, разложенные на полках. — Повезло.

Лавка Прохора Ильича поражала разнообразием товаров. Чего тут только не было! На полках теснились ткани всех цветов и фактур. С потолка свисали связки лент, кружев, тесьмы. В шкафчиках поблескивали украшения — от простых медных колечек до изящных серебряных колье с самоцветами. На прилавке лежали стопками платки и шали, рядом — коробки с пуговицами, пряжками, булавками.

— Так что же вы хотели бы для супруги? — спросил Прохор Ильич, потирая руки.

Я немного растерялся от такого обилия товаров.

— Да что-нибудь красивое, но не слишком вычурное, — ответил я неопределённо. — Она у меня простая, ей бы что-то практичное, но…

— Но чтобы радовало глаз и душу, — закончил за меня купец с понимающей улыбкой. — Знаю, знаю. Все мужья хотят одного и того же. И я вас не разочарую!

С этими словами он нырнул куда-то за прилавок и через мгновение вынырнул с большой шалью в руках. Ткань струилась между его пальцами, как вода, переливаясь всеми оттенками голубого — от бледно-небесного до глубокого, почти синего.

— Вот, извольте, — с гордостью произнёс Прохор Ильич, расстилая шаль на прилавке. — Тончайшая шерсть, привезена из самой Персии. Такая шаль не только греет, но и украшает. А узор, взгляните на узор!

Я наклонился ближе, разглядывая затейливые завитки по краю шали. Действительно, работа была тонкой, изящной. Машеньке наверняка понравиться.

— Беру, — кивнул я, доставая кошель.

Но Прохор Ильич уже выкладывал на прилавок новые сокровища.

— А вот ещё, смотрите, — он развернул отрез ткани нежно-розового цвета. — Шёлк, настоящий китайский шёлк! Из него можно сшить платье, которое будет как вторая кожа — лёгкое, не сковывает движений, а как смотрится! Особенно на молодых дамах, — он хитро подмигнул.

Я прикоснулся к ткани. Она была гладкой, прохладной под пальцами, с едва заметным мерцанием, когда свет падал под определённым углом.

— И это возьмём, — решил я, представляя, как обрадуется Машенька. — А что ещё у вас есть?

Прохор Ильич словно только этого вопроса и ждал — начал доставать из-под прилавка, с полок, из шкафчиков всё новые и новые товары. Шёлковые ленты для волос — «Все боярыни Тулы берут, не изволите ли?», янтарные бусы — «Прямо из Балтики, посмотрите, как солнце в них играет!», колье с малахитом — «Под этот платок будет смотреться так, что ваша ненаглядная станет самой счастливой на свете!».

На все мои отговорки, мол, дайте что больше всего берут себе местные леди да на что самый большой спрос, на меня чуть ли не с обвинениями набросились!

— Как же так, Егор Андреевич! — всплеснул руками Прохор Ильич. — Да разве можно так? Вы же не просто подарок везёте, вы же радость везёте! А радость должна быть особенной, неповторимой!

Фома стоял рядом, кивая в такт словам купца, и было видно, что он полностью согласен с этой философией.

Так прошёл почти час. Прохор Ильич доставал всё новые сокровища, расхваливая каждую вещицу с таким жаром, что отказать было почти невозможно. Он говорил без остановки, жестикулировал, прикладывал ткани к моему кафтану, чтобы я мог «представить, как это будет смотреться».

Наконец, когда прилавок уже ломился от отобранных вещей — шали, отрезы тканей, ленты, кружева, пара украшений — я решительно поднял руку:

— Довольно, Прохор Ильич. Более мой конь не увезёт.

Купец тяжело вздохнул, но смирился. Он начал аккуратно заворачивать покупки в вощёную бумагу, перевязывая каждый свёрток цветной бечёвкой.

— Ещё бы пряников взяли, — не унимался он, даже заворачивая последний свёрток. — Тульские пряники, знаете ли, славятся на всю Россию.

— Хорошо, — сдался я. — Давайте ещё пряников, но это уже точно всё.

Кое-как вырвавшись от Прохора Ильича, я заспешил на подворье таверны, где меня уже ждал Захар. Он стоял, поглядывая на солнце и нетерпеливо постукивал сапогом по земле. Завидев нас с Фомой, он вскинул брови:

— А я уж думал, вас разбойники по дороге пленили, — проворчал он, но в глазах плясали смешинки.

— Я и снеди взял уже в дорогу, Егор Андреевич, — добавил Захар, сурово поглядывая на Фому.

Я же подыграл:

— Вот из-за кого задержка — завёл меня к своему приятелю, и обули даже не знаю на сколько.

Фома аж покраснел:

— Егор Андреевич, да что вы такое говорите!

А я продолжил:

— Вон — целый баул насобирали, — показал я на немаленький свёрток гостинцев, перевязанный бечёвкой крест-накрест. — Да шучу я, Фома, всё хорошо.

Тот выдохнул и тоже улыбнулся, поняв наконец, что я не сержусь. Вид у него был такой довольный, словно это он сам купил все эти подарки для Машеньки.

Мы с Захаром прикрепили баул да снедь к седлам, а сами, запрыгнув на лошадей, тронулись в путь.

Выехав за городские ворота, мы пустили коней рысью. Дорога была хорошо накатана, твёрдая после недавних заморозков. Копыта лошадей гулко стучали по промерзлой земле, выбивая ритмичную дробь.

Дорога шла то через редкий лесок, то выбегала на открытые поля. Изредка нам встречались крестьянские телеги. Все кланялись, завидев нас, а мы отвечали кивками.

По мере того, как солнце опускалось всё ниже, воздух становился прохладнее. Когда оно скрылось за горизонтом, стало заметно холоднее, и я плотнее запахнул кафтан, чувствуя, как от лошади поднимается тёплый пар.

Дорога прошла спокойно. И главное — быстро. Поздно вечером мы уже подъезжали к Уваровке. Правда, последние несколько часов пришлось двигаться, больше доверяя памяти лошадей, чем рассматривая дорогу — темнело-то рано. Но по полной и абсолютной темноте всё же добрались.