Воронцов. Перезагрузка. Книга 6 (СИ) - Тарасов Ник

— Как дела у нас тут, рассказывай, — я пристально посмотрел на Петьку.

— Дак, а как дела? Хорошо всё, Егор Андреич, — Петька отхлебнул кваса, вытер рот тыльной стороной ладони. — Работаем помаленьку, как вы и наказывали перед отъездом.

«И этот туда же», — подумал я, улыбнувшись.

— Значит, точно хорошо, — произнёс я вслух, прищурившись. — Что с кузницей? Работает компрессор?

Петька оживился, словно только этого вопроса и ждал.

— Работает, Егор Андреич! — В его голосе появилась гордость. — Морозы-то ещё не сильные — даже воздух тёплый не подавали к площадке. — Снег вот только-только лёг, земля ещё не промёрзла как следует. Но мы готовы! Всё по вашим чертежам сделали, трубы проложили, изолировали. Как морозы ударят, да наледь будет появляться — так и пустим теплый воздух.

— Ну, хорошо, — я кивнул, довольный ответом. — Завтра кузнец с города вместе с Фомой приедет — будем пневмодвигатель устанавливать.

Петька нахмурился, в глазах его мелькнула обида. Он слегка выпрямился, расправил плечи.

— Так неужто сами бы не справились, Егор Андреич? — в его голосе звучала задетая гордость.

Я улыбнулся, видя его реакцию.

— Да не переживай ты так, — я примирительно поднял руку. — Он не столько помогать приехал, сколько самому посмотреть на диво сие. Слухи-то о нашей работе уже по всей губернии идут. А пневмодвигатель он сам лично делал по моим чертежам. Вот ему и интересно стало, как это все работать будет.

Петька немного расслабился, но всё ещё выглядел настороженным.

— Но ты, если что нужно — пользуйся моментом, — продолжил я, подливая ему кваса. — Он кузнец знатный, на всю Тулу мастер, так что и подсказать может, и научить, если сам чего не знаешь. Тут гордость высказывать не нужно.

Петька задумался на мгновение, потом кивнул, принимая мой совет. Его лицо просветлело, и я понял, что он уже мысленно составляет список вопросов для тульского мастера.

— Понял вас, Егор Андреич, — сказал он, допивая квас. — Не подведу!

Вышли на улицу, морозный воздух тут же обжёг лицо, заставив меня втянуть голову в плечи и запахнуть поплотнее полушубок. Небо было чистым, синим, а солнце, хоть и зимнее, но яркое, отражалось в свежевыпавшем снегу, заставляя щуриться. Я шутки ради громко крикнул:

— Степан!

И он тут как тут — словно из-под земли вырос. Стоит передо мной, руки по швам, глаза внимательные, ясные.

«Хм, работает», — снова улыбнулся я.

— Слушай, истопи после обеда баньку, а то с дороги хочется попариться, — сказал я, разминая затёкшую от долгого сидения спину. — Да погорячее!

— Сделаю, Егор Андреич, — кивнул Степан, и в глазах его промелькнуло понимание. Знал он, как я люблю баньку — чтоб жар с потолка на плечи давил, чтоб веник берёзовый был свежий, чтоб после — в студёную воду, а потом чай с мёдом у самовара.

Тут Петька, до этого топтавшийся рядом, оживился. Глаза его загорелись каким-то мальчишеским азартом, и он, не выдержав, выпалил:

— Пойдёмте, я вам покажу, как сани доделал! — В его голосе звучала гордость мастера, завершившего важное дело.

Я окинул взглядом заснеженный двор. Снег лежал ровным, нетронутым покрывалом, искрился под солнцем, словно кто-то рассыпал по нему мелкие алмазы. Хрустел под ногами, выдавая каждый шаг чистым, звонким звуком.

— А пойдём, — согласился я, кивнув Петьке. — Снег выпал, ещё немного и можно будет опробовать.

Мы направились к ангару. Петька шёл впереди, проминая в снегу тропинку, иногда оглядываясь на меня, словно боялся, что я передумаю. Я же шёл размеренно, вдыхая полной грудью морозный воздух, ощущая, как он прочищает лёгкие.

Когда мы подошли к ангару, до нас донеслись приглушённые голоса. Петька потянул тяжёлую дверь, которая отозвалась протяжным скрипом, и мы вошли внутрь. В ангаре было теплее, чем на улице, но всё равно изо рта вырывались клубы пара.

Там уже Захар был с мужиками своими, что-то обсуждали. Увидев меня, они выпрямились, и все хором поздоровались:

— Здравия желаем, Егор Андреич! С приездом!

Их голоса эхом отразились от высоких стен ангара. Захар поклонился, я же протянул ему руку.

— Как служба? — спросил я, окидывая взглядом всю компанию.

Иван с Пахомом слегка замялись, переглянулись. Иван потупил взгляд, а Пахом кашлянул в кулак.

Я тут же понял, в чём дело, и сказал с усмешкой:

— Да про то, как барина чуть на мушкет не взяли, то знаю, — и, видя их растерянные лица, добавил: — А в целом?

Захар рассмеялся, громко и раскатисто, и его смех, как лавина, подхватил остальных. Иван виновато опустил глаза, но видно было, что тоже смешно ему. История вышла надо признать, занятная.

— Ой, ладно вам, будет, — махнул я рукой, вытирая выступившие от смеха слёзы. — Молодцы, что бдительны.

— А вдруг действительно не вы бы были? — вставил Пахом, оправдываясь. — Ночь тёмная, луны нет, а тут крадётся кто-то из-за леса…

— Вот и я о том же! — оживился Иван, обрадованный поддержкой. — Мы как Захар велел всё делали, Егор Андреич!

Я кивнул, довольный их рассуждением. Лучше перестраховаться, чем потом кусать локти.

Петька тем временем уже несколько раз обошёл сани, стоявшие в центре ангара. Он то и дело бросал на меня нетерпеливые взгляды, явно желая показать своё творение. Видя, что я закончил разговор с мужиками, он решительно подошёл к саням, указывая на них рукой.

— Вот! — гордо произнёс он, отступая на шаг и давая мне полюбоваться.

И было чем! Передо мной стояло настоящее чудо. А что — как карета, только на лыжах. Но какая карета! Корпус отполирован до блеска, так что дерево, казалось, светилось изнутри тёплым, медовым светом. Изогнутые полозья, окованные блестящим металлом, плавно поднимались спереди, образуя изящный завиток. Сиденья же были обиты овчиной.

Петька стал рассказывать и показывать, как получились сани, его голос звенел от гордости:

— Видите, Егор Андреич, как я полозья изогнул? По вашим чертежам сделал, но добавил кое-что от себя. Теперь они по снегу пойдут как по маслу, не застрянут даже в глубоких сугробах!

Он провёл рукой по гладкому боку саней.

— А внутри, — продолжал он, распахивая дверцу и приглашая меня заглянуть, — смотрите, как сделал! А еще под сиденьем — ящик для всякой мелочи, и — вот!

Петька наклонился и вытащил из-под сиденья небольшой медный сосуд с крышкой.

— Грелка! — объяснил он. — Угли закладываешь, и тепло держится часов пять, не меньше. В мороз самое то! Это Захар подсказал — видел в городе, что так делают.

Я обошёл сани, внимательно осматривая каждую деталь. Мужики тоже подтянулись, с уважением разглядывая работу Петьки.

— А это что? — спросил я, указывая на странные металлические выступы по бокам полозьев.

— А это, Егор Андреич, самое интересное! — Петька аж подпрыгнул от нетерпения. — Это особый механизм для торможения. Видите, вот рычаг внутри? Дёргаешь его, и эти штуки вонзаются в снег или лёд, сани тормозят почти мгновенно!

Он продемонстрировал, дёрнув за рычаг, и металлические зубья действительно выскочили из своих пазов, готовые впиться в поверхность.

Я стоял, поражённый его изобретательностью. Всё, что я начертил на бумаге, было лишь схемой, наброском идеи. А Петька превратил это в настоящее произведение искусства, добавив множество своих придумок.

— Молодец, Петька! — сказал я, не скрывая восхищения. — На славу сделал!

Петька расцвёл, услышав похвалу. Глаза его сияли, а на щеках выступил румянец от гордости.

— Когда опробуем? — спросил он с нетерпением ребёнка, ждущего подарка.

— Скоро, — ответил я. — Вот снег ещё немного уляжется, и выедем. Запряжём тройку, да и прокатимся до города.

Ещё раз похвалив Петьку, я отправился домой. По дороге, я заметил знакомый силуэт — Ричард стоял, опираясь на забор, у моего дома. Заметив меня, он моментально оживился — его плечи расправились, а глаза загорелись.

— Егор Андреевич! — воскликнул он. — Как у вас дела? Как в город съездили?