Я – Товарищ Сталин 8 (СИ) - Цуцаев Андрей

Император опустил взгляд, его пальцы медленно вращали чашку на столе. Слова Сайондзи пугали его, но он знал, что гэнро прав. Япония стояла на распутье, и каждый выбор был полон риска. Он вспомнил, как ещё недавно страна казалась единой, устремлённой к процветанию, но теперь она раскалывалась под давлением амбиций военных. Тодзио и его сторонники говорили о величии, о расширении империи, но Хирохито видел в этом только разрушение. Он чувствовал себя бессильным, словно его голос, голос императора, ничего не значил перед лицом этой новой силы. Он хотел спросить Сайондзи, как найти в себе решимость, но слова застряли в горле. Вместо этого он задал другой вопрос, более практичный, но не менее тяжёлый.

— Но как найти эти здравые силы? — спросил он, поднимая взгляд на Сайондзи. — Кто они? И как убедить их выступить против Тодзио, если даже я не могу сделать это открыто? Армия следит за каждым шагом, Кэмпэйтай повсюду. Если я начну искать союзников, это могут заметить.

Сайондзи слегка улыбнулся, но в его улыбке не было радости, только понимание. Он знал, что страх императора обоснован, но бездействие — это путь к катастрофе. Он наклонился чуть ближе, чтобы даже стены Павильона Хризантем его не услышали.

— Они есть, Ваше Величество, — сказал он. — В армии есть офицеры, уставшие от бесконечных войн. Они не говорят об этом открыто, но их недовольство растёт. В правительстве есть люди, которые видят, что экономика не выдержит новых кампаний. Среди промышленников есть те, кто хочет торговать с миром, а не воевать с ним. Например, Симидзу из торговой палаты — он давно выступает за мирные отношения с Западом. Есть и другие, менее заметные, но не менее влиятельные. Вы должны собрать их, дать им понять, что император поддерживает их. Это не будет открытым бунтом против Тодзио — это будет тихая работа, которая ослабит его влияние изнутри.

Император кивнул, но в его глазах всё ещё читалось сомнение. Он знал, что Сайондзи говорит правду, но мысль о противостоянии Тодзио наполняла его тревогой. Он представил гневные лица военных, их громкие голоса, требующие продолжения экспансии. Он видел, как легко они могут обвинить его в слабости, в предательстве национальных интересов. Но слова Сайондзи о возможной гибели страны эхом звучали в его голове, и он понимал, что не может их игнорировать. Он вспомнил недавние слухи о встречах офицеров в чайных Уэно и Асакусы, о разговорах, которые велись за закрытыми дверями. Он знал, что Кэмпэйтай следит за каждым, кто осмеливается критиковать военных, и это делало любой шаг ещё опаснее.

— А что, если я начну эти переговоры? — спросил Хирохито почти шёпотом. — С СССР, с Америкой… Как это сделать, чтобы не вызвать гнева армии? Если Тодзио узнает, что я веду тайные переговоры, он может обвинить меня в измене. Его сторонники в армии не простят этого.

Сайондзи сделал ещё один глоток чая. Он посмотрел на императора, стараясь передать ему свою уверенность.

— Это нужно делать тайно, — сказал он. — Через доверенных людей, через дипломатов, не связанных с военными. У нас есть послы, которые могут начать разговоры. Например, в Москве есть люди, готовые слушать. В Вашингтоне тоже. Но вы должны ясно дать понять, что это ваша воля. Военные не посмеют открыто выступить против императора, если вы будете действовать решительно. Тодзио силён, но не всесилен. Его власть держится на страхе и лояльности, но лояльность можно подорвать, если действовать осторожно.

Император молчал, глядя на пруд за окном. Он хотел верить Сайондзи, но страх перед Тодзио и его сторонниками был сильнее. И всё же слова гэнро давали ему надежду, тонкую, как нить, но всё же надежду. Он представил, как послы в Москве и Вашингтоне начинают осторожные переговоры, как промышленники и политики собираются на тайных встречах, чтобы поддержать его. Но затем он вспомнил лица офицеров, их холодные взгляды, их уверенность в том, что война — единственный путь для Японии. Он почувствовал, как эта надежда начинает угасать, но всё же цеплялся за неё.

— Я подумаю над вашими словами, Сайондзи-сан, — сказал он наконец. — Но мне нужно время. Это… слишком большой шаг. Я должен быть уверен, что не наврежу стране.

Сайондзи кивнул, его лицо осталось спокойным, но в глазах мелькнула тень разочарования. Он знал, что время — роскошь, которой у Японии почти не осталось. Он поднялся, поклонившись с привычной грацией, и его фигура, слегка сгорбленная, но полная достоинства, двинулась к выходу. Его шаги были лёгкими, почти бесшумными на полированном полу.

— Время — это роскошь, которой у нас мало, Ваше Величество, — сказал он, остановившись у ширмы. — Но я верю, что вы сделаете правильный выбор. Япония ждёт вашего решения. Если вы не будете действовать, Тодзио и его люди сделают это за вас, и тогда никто не сможет остановить бурю.

Сайондзи поклонился ещё раз и вышел, оставив императора одного в Павильоне Хризантем. Хирохито сидел неподвижно, глядя на остывающий чай. Тишина зала окутывала его, но не приносила покоя. Он чувствовал, как тяжесть ответственности давит на плечи, словно каменные стены дворца. Он посмотрел на свиток с каллиграфией на стене и подумал о гармонии, о которой говорила надпись. Но гармония казалась недостижимой. Япония стояла на краю, и он, император, должен был найти способ спасти её — или стать свидетелем её падения. Он встал, подошёл к окну и долго смотрел на пруд, где карпы продолжали безмятежно плавать.

Глава 15

Аддис-Абеба, ещё окутанная предрассветной дымкой, казалась призраком былого величия. Улицы, обычно бурлящие жизнью, молчали, лишь изредка слышались шаги патрулей и приглушённые голоса тех, кто ещё надеялся на спасение столицы. Хайле Селассие, император Абиссинии, стоял у окна своих покоев в императорском дворце. Его тёмная мантия с золотой каймой, обычно подчёркивающая царственную осанку, теперь казалась тяжёлым бременем. За окном, в сером свете утра, виднелись баррикады, наспех возведённые верными солдатами. Карта на столе, испещрённая красными линиями, напоминала о неумолимом наступлении итальянских войск. Сегодня был день, которого он боялся и который всё же наступил — день его отъезда из Абиссинии.

Император смотрел на город, который поклялся защищать. Его сердце разрывалось между долгом и необходимостью. Решение покинуть страну, принятое после долгих ночей раздумий, было горьким, но неизбежным. Британский посланник, майор Руперт Уинслоу, ясно дал понять: без эвакуации император рискует попасть в плен к итальянцам, что станет катастрофой для нации. Лондон обещал убежище и возможность обратиться к Лиге Наций, чтобы заручиться поддержкой мира. Но для Хайле Селассие это означало оставить народ в час величайшей беды. Он чувствовал, как надежда, которую он пытался сохранить, угасает, подобно масляным лампам в его дворце.

Слуга в белой тунике вошёл в покои и тихо поклонился.

— Ваше Величество, британский конвой готов. Они ждут у южных ворот.

Император кивнул, не отрывая взгляда от окна.

— Собери мои вещи. Только самое необходимое, — сказал он тихо. — И… карту. Я возьму её с собой.

Слуга удалился, а Хайле Селассие подошёл к столу, где лежала карта Абиссинии. Его пальцы медленно провели по её контурам, задержавшись на Аддис-Абебе. Он вспомнил, как недавно обсуждал с вождями оборону города, их дерзкие требования, их отказ сражаться без его уступок. Тадессе, Микаэль, Зэудиту — их лица всплывали в памяти. В глубине души он понимал: их слова были продиктованы не только амбициями, но и страхом за будущее народа. Он не мог их винить, но их отказ поддержать его оставил глубокую рану.

В дверь постучали. Майор Уинслоу вошёл в сопровождении двух британских офицеров. Его лицо выражало сдержанную решимость, но в глазах читалось сочувствие.

— Ваше Величество, — начал он, слегка поклонившись, — машины готовы. Мы должны выехать до рассвета, чтобы избежать лишних глаз. Путь до Джибути займёт время, но дорога безопасна. Французы обеспечили нам проход через свою территорию.