Последний Герой. Том 2 (СИ) - Дамиров Рафаэль

Залёг за ними. Дышал через нос, коротко, ровно. А по мне палили сразу двое. Один — Дирижёр. Второй — охранник. Били быстро, без прицеливания, на испуг. Не экономили патроны — строчили, как на боевых учениях.

Я отполз чуть в сторону, за старый спортивный инвентарь, поднял голову на пару секунд — ровно настолько, чтобы оценить обстановку.

В углу зала, на деревянном стуле — Грач. Связан. Голова опущена, рубаха вся в крови. Руки — за спиной, стянуты чем-то. Он помотал головой. Тяжело. Жив, чертяка! Лицо побито, губы распухшие. Поработали с ним, значит, ублюдки! Пытались выбить что-то. Скорее всего — про меня. Допрашивали с пристрастием. Я не сразу понял, как они его нашли.

Он нигде не светился, не фигурировал, держался тихо, как и договаривались. Мы общались аккуратно — только личные встречи, никаких звонков, никаких лишних движений. Всё по уму.

Но тут в голове щёлкнуло — вспомнил тот день, когда мы вскрыли хату Егорова и наткнулись на уже перевёрнутую квартиру. Там кто-то побывал до нас, прошёлся по вещам, порылся в бумагах. Работали быстро и нагло. Этот кто-то, кто тогда ушёл, вполне мог видеть Грача. Или просто запомнил его машину. А дальше — дело техники: номер пробить не проблема, владелец — в базе. Так и вышли на него.

Теперь всё сходилось. Стало понятно. Это не допрос Грача — это подготовка ко встрече со мной.

Вот с-суки!..

Маты держали пули. Советские, заскорузлые, ещё с тех времён, когда делали на совесть. Громоздкие, тяжёлые — они не развалились даже после десятков лет запустения. Пули в них гасли и вязли, будто в тесте.

Из-за угла я достал охранника без особых хлопот — вылез гаденыш сам, подставился, отхватил свое. Брыкнулся на дощатый пол сразу, без звука. Вот с Дирижёром вышло не так просто.

Он оказался хитрее. Как только понял, что остался один, сразу сдвинулся. Ушёл в угол, к завалам из старых стендов и теннисных столов, пригнулся, и пока я пытался определить его позицию, он подскочил к Грачу и спрятался уже за ним. Оперся коленом, одной рукой схватил за шею, второй — приставил пистолет к виску.

— Эй, Яровой! — крикнул он. — Прекрати палить. Давай уже обсудим нашу сделку. Мы так и не встретились, чтобы всё сказать.

Я выглянул из укрытия.

— Я тебя предупреждал, — ответил жёстко. — Если со мной или с моими близкими что-то случится — материал уходит. Весь.

Я пригрозил им компроматом, за него эти гады пока и вели войну. Не зная, что я — под другими знамёнами.

— Да⁈ — отозвался Дирижёр. Хмыкнул. — Я не знал, что сиделец Грач тебе, менту, так близок. Иначе бы всё по-другому пошло.

— Валету п*здец! — блефовал я.

— Но уж если так вышло — ладно. Х*й с ним! А ты — выходи. Без оружия. И поговорим. Иначе он сдохнет. Здесь и сейчас. Мне терять нечего.

Я молчал. Смотрел на Грача. Он испуганно хлопал на меня глазами. Бледный, губы сжаты, взгляд — прямо на меня. Понимал, что всё — на грани.

— А компромат? — спросил я, не двигаясь. — Он уйдет в сеть. Мой человек его отправит.

— А и х*й с ним, — спокойно бросил Дирижёр. — Пусть идёт в сеть. Валет всё равно потонет. А я не хочу вместе с ним. И свою жизнь я не отдам. Мне уже похер. Дело принципа. Бросай пистолет, или Грач сдохнет! Ну!..

Глава 16

— Ну что, считаю до трёх! Бросай пистолет! — крикнул Дирижер. — Раз… два…

— Выхожу, — отозвался я и отшвырнул пистолет.

ИЖ улетел в сторону угла с тренажерами. Один хрен — в нём был уже пустой магазин. Боезапас израсходован. А за спиной, под рубахой, у меня оставался травмат. Переделка, не боевой, но всё же огнестрел. При небольшой дистанции — вполне хватит.

— Другое дело! — хмыкнул Дирижёр, едва сдерживая довольную лыбу.

Я вышел, но он не стрелял в меня. Значит, рассчитывал на разговор. Может, хотел вытащить у меня что-то про компромат? Несмотря на весь этот спектакль, Савченко — вовсе не игрок и не артист, а расчетливый стратег.

Одно дело, что на Валета он открыто якобы сейчас забил, но совсем другое — что кормушку терять не хочет. Валет — гарантия сытной жизни. Без него у Дирижёра — всё будет швах. И он это прекрасно понимал. И будет биться за своего хозяина до последнего.

Я шагал медленно. Савченко, почувствовав вкус победы, немного расслабился. Чуть отвёл пистолет в сторону. От головы Грача — к полу.

И в этот момент Грач посмотрел на меня. А я на него. Мы поняли друг друга без слов. Все же мой старый информатор понимал Лютого, а теперь и Ярового, а я его — какая-то была связь между нами еще с девяностых. Не могу объяснить, какая. Но была. На то и был мой расчет, что Руслан догадается. И он догадался…

Р-раз! И сорвался со стула. Дернулся — и распрямился, словно сжатая пружина. Руки за спиной связаны, но он действовал не ими. Грач в один миг вцепился в запястье Савченко зубами. В ту самую руку, где был пистолет.

Дирижер завопил от боли и неожиданности. Дёрнул ствол в сторону. Прогремел выстрел. И тогда всё пошло не по его сценарию.

— Ах ты… сука! — взвыл Савченко. Голос рвался, хрипел от ярости, но Грач висел на его руке, как бульдог. Не отпускал, зубы впились в запястье намертво.

Савченко пару раз ударил его кулаком сверху., но Русе все нипочем. Тогда Дирижер перехватил пистолет другой рукой. Рванул корпусом, навёл ствол в мою сторону, но выстрелить не успел.

Бах!

Выстрел был метким. Из моего переделанного травмата прямо в грудь. Пуля ударила точно, мощно. Савченко отшатнулся, стряхнул, наконец, Грача, но пистолет не выронил.

Ствол у него дрожал, но всё ещё был направлен в мою сторону. Он пытался выровнять прицел. Судорожно и с усилием, потянул руку вверх.

— Вот бл*дь… — прошипел я. — Он в броне…

Бронежилет спас Савченко.

Бах!

Второй выстрел. В голову. Ну! Сдохни, тварь!

Пуля попала точно. Глаз унесло к чёрту, кровь брызнула на стену, тело дёрнулось, будто током ударило. Савченко рухнул назад, как подвесной манекен, которому перебили стойку.

Упал и больше не шевельнулся. Теперь уже точно труп. Пуля в голову — без вариантов.

Был Дирижёр — да сплыл.

Я опустил ствол. Почему-то он казался очень тяжелым, свинцовым. И только сейчас пришло ощущение — в кисть будто воткнули гвоздь. Правая рука. Та, в которой я держал травмат.

Глянул.

Ёбушки-воробушки… Пистолет разорвало к чертям. Ствол вспучило, затвор треснул, рамка ушла в перекос. Ну, оружейник… Обещал четыре выстрела, а хватило только на три. Чуть не два с половиной. Обманул, гад. Или просчитался. Хотя чего с самоделки взять — на глазок всё, тут миллиметр, там натяг.

Не в обиде я на него. Главное, что последняя, хоть и угробила оружие и чуть не угробила мне руку, но пошла в глаз моему смертельному врагу. А больше и не надо.

Я выдохнул, швырнул пистолет в сторону. Тот глухо ударился о пол и замер, отсвечивая красным — моей кровью.

Осмотрел руку. Кровь капала на пол тонкими алыми каплями, почти ритмично. Кожа разорвана, но не глубоко. Суставы на месте, сухожилия целы. Боль была достаточно сильная, но это терпимо. Жить можно.

А главное — выжил я. Не он. И Грач живой.

— Херня. До свадьбы заживёт. Ну, может, развяжешь уже? — сказал Грач с кривой усмешкой.

Лицо разбито, губа лопнула, под глазом синяк. Но сидит снова на своем стуле. Ровно. Крутой мужик, видно, что не первый раз через это проходит. Ну или просто с характером.

— А я думал, ты сдох, — отозвался я, подходя и улыбаясь.

— Не дождёшься, — фыркнул он. — Я еще поживу. Круги понавожу.

— И слава богу, — кивнул я, — дай бог тебе здоровья и самый большой Круг.

Осмотрел его запястья — стянуты пластиковым хомутом, стяжка в кожу до синевы врезалась. Пальцы уже знатно отекли.

— Нож возьми. В тренерской есть, — подсказал Грач.

Сходил быстро. Нашёл складной. Вернулся, перерезал стяжку. Пластик лопнул с тугим «вжух». Грач облегченно потёр запястья, выдохнул. Я глянул на его лицо.