Воронцов. Перезагрузка. Книга 6 (СИ) - Тарасов Ник

Захар кивнул куда-то в сторону, при этом улыбался он так, что было видно — что-то затеял. В его глазах плясали озорные искорки, а в уголках губ затаилась хитрая усмешка. Я проследил за его взглядом и тут, смотрю, от хлева вывели весь наш практически табун лошадей — все под сёдлами, с начищенной до блеска сбруей, которая поблёскивала в первых лучах солнца.

Пересчитал. Двенадцать штук выходило. Потом пересчитал собравшихся — тоже двенадцать вместе со мной. Не знаю, специально так получилось или случайно, но выходило, что лошадей хватало каждому. В душе даже закралась некая радость за такое большое хозяйство.

Мужики уже подходили к лошадям, кто-то похлопывал коня по шее, кто-то проверял подпругу, подтягивая ремни. Ричард стоял в некотором замешательстве перед высоким вороным жеребцом, явно не зная, с какой стороны к нему подойти. Я подошёл, показал, как правильно взяться за поводья, как поставить ногу в стремя.

— Не бойся, он тебя не скинет, — сказал я по-английски, и Ричард благодарно кивнул, немного неуклюже, но всё же взбираясь в седло.

Когда все уселись на лошадей и выехали из деревни, мысль была такая в голове, что, конечно, не каждый раз в таком составе выезжать будем, но сейчас со стороны это, наверное, смотрелось впечатляюще. Представил, как мы выглядим — двенадцать всадников, движущихся по заснеженной дороге на фоне рассветного неба. Впереди Захар с Иваном, с мушкетами за плечами.

Увидя такую процессию, путники точно будут с дороги съезжать, уступая путь. Может даже шапки снимать в знак уважения. Эта мысль грела душу — не из гордыни какой-то, а из чувства общности, причастности к чему-то большому и важному. Словно мы не просто работники, едущие на лесопилку, а отряд, выполняющий важную миссию.

С этими положительными мыслями мы подъехали к Быстрянке, к моей лесопилке.

Глава 17

Мы ещё не успели спешиться, а я уже стал замечать неподдельное удивление в глазах кузнеца. Савелий Кузьмич стоял, словно вкопанный, его взгляд медленно скользил по всей территории лесопилки, впитывая каждую деталь. Он смотрел на мост — крепкий, добротный, на толстых брёвнах. Потом его взгляд нашёл вагонетку, стоящую на направляющих. Дальше он перевёл взгляд на другой берег, где у нас стояла кузница.

На всё это Савелий Кузьмич смотрел с таким удивлением, будто перед ним предстало не простое рабочее место, а какое-то невиданное чудо. Его брови поднялись, морщины на лбу обозначились чётче, а рот приоткрылся от изумления.

— Ну, пойдём, — сказал я, спрыгивая с коня. — Буду показывать, что тут да как.

Конь фыркнул, выпустив облако пара из ноздрей, и нетерпеливо переступил копытами, разбивая тонкую корочку льда на лужице. Пахом, подоспевший вовремя, принял у меня поводья и повёл лошадь к коновязи, где уже стояло несколько наших коней.

Нетерпение в глазах Савелия Кузьмича прям кричало, что ему всё очень интересно. Он даже не замечал, как потирает руки от холода или, скорее, от волнения. Его взгляд метался от одной постройки к другой, словно он не мог решить, что хочет осмотреть в первую очередь.

Остальные мужики тоже спешились и, переговариваясь вполголоса, стали разбредаться по территории — кто к кузнице, кто к ангару, кто к ямам с углем да опилками. Каждый знал своё дело и не нуждался в указаниях. Только Ричард держался поближе к нам, явно желая поучаствовать в экскурсии.

Проходя мимо места, где у нас была каретка с пилами — сейчас снятая для зимнего хранения — я указал на жёлоб, по которому спускались брёвна. Жёлоб был широким, с гладкими краями, отполированными до блеска от постоянного трения.

— Вот здесь вот каретка была, — объяснял я, показывая рукой, где именно она располагалась, — с пилами, которые ты нам выковывал.

Кузнец кивнул, вспоминая заказы, которые мы ему делали не раз.

— Вот тут подавались брёвна, и здесь они распиливались на доски, — продолжил я, проводя рукой по воздуху, чтобы показать траекторию движения.

— А как оно всё работало? — спросил Савелий Кузьмич, присаживаясь на корточки, чтобы лучше рассмотреть нижнюю часть конструкции.

Его глаза горели любопытством, как у ребёнка перед новой игрушкой.

— Вот видишь, — я указал на толстый деревянный вал, окованный металлическими обручами для прочности, — вал идёт. К нему через кривошип крепилась каретка, которая ездила туда-сюда и пилила брёвна.

Я продемонстрировал движение руками, имитируя работу механизма. Савелий Кузьмич внимательно следил за моими движениями, соотнося их с тем, что видел перед собой.

— Вот этот вал, видишь, идёт к площадке, которая возле моста, — продолжил я, указывая на продолжение конструкции, уходящей к реке. — Сейчас она пустая, потому что на зиму мы сняли водяное колесо. Оно крутилось за счёт течения, придавая движение всему механизму.

Ричард, стоявший рядом с нами, слушал с не меньшим интересом, чем кузнец, хотя и видел саму конструкцию в действии ранее. Несмотря на холод, он расстегнул верхнюю пуговицу своего кафтана, чтобы было удобнее наклоняться и рассматривать механизмы.

— А как брёвна пилились? — не унимался кузнец, разглядывая жёлоб. — Их же как-то толкать нужно было?

— Так ты посмотри, — я указал на конструкцию жёлоба, — жёлоба-то под уклоном идут. Вот брёвна своим весом на пилы и давили, а сверху подавались новые брёвна, которые давили на предыдущие. Так и распиливалось.

Я взял небольшой обрезок дерева и положил его на жёлоб, чтобы продемонстрировать, как он скользит вниз под собственным весом. Деревяшка проехала по гладкой поверхности и упала на конце с тихим стуком.

Кузнец почесал затылок, представляя всю эту конструкцию в действии. В его воображении, должно быть, вставала картина: как огромное колесо крутится под напором воды, как вал передаёт это движение каретке, как пилы со свистом врезаются в дерево, превращая цельное бревно в ровные доски.

Он только хмыкнул, оценив простоту и гениальность этой задумки.

— А ну-ка, пойдём дальше, — сказал я, направляясь к выходу. — Ещё есть что показать.

Мы зашли в сам ангар.

— Вот, — сказал я, указывая на ровные штабеля досок, сложенные так, чтобы воздух мог циркулировать между ними, — поставили. Здесь доски, складируем.

Савелий Кузьмич провёл рукой по верхней доске, ощупывая её так, как только мастер может — проверяя и качество распила, и влажность, и наличие сучков.

Тут же, чуть дальше стояло само колесо. Правда, без лопастей — они рядышком были сложены в аккуратную стопочку у стены. Каждая лопасть — широкая доска из лиственницы, обработанная смолой и маслом для защиты от гниения.

— Вот, — показал я ему на колесо, на лопасти. — Это и есть сердце всей лесопилки.

Даже в неполном виде колесо впечатляло своими размерами.

Савелий Кузьмич обошёл его, словно совершая некий ритуал, несколько раз. Его шаги эхом потерялись между рядов досок. Он осмотрел колесо со всех сторон, потрогал обод, проверяя его на прочность, погладил. Такое впечатление, что ещё только понюхать осталось, но разглядывал он молча, полностью погружённый в изучение механизма. Он словно мысленно разбирал колесо на части, анализировал каждую деталь и собирал обратно.

Ричард стоял чуть поодаль, боясь нарушить эту почти священную церемонию изучения. Его глаза тоже блестели от интереса, но он сдерживал свои вопросы, уважая момент.

Наконец кузнец выпрямился, аж хекнул от переполнявших его эмоций и сказал:

— Ну, в общем-то, понятно, — в его голосе звучало уважение и даже некоторая зависть мастера к хорошо сделанной работе. — Только вот странно, почему раньше никто до такого не додумался?

Потом он снова перевёл взгляд на аккуратно сложенные доски. Их было множество — свежераспиленные, с янтарными капельками смолы. Доски были разложены по толщине и длине: массивные, подходящие для стропил и балок, тонкие — для обшивки и внутренней отделки, и отдельно горбыль — для настилов и полов.

— Это ещё до ледостава сделали? — спросил Савелий Кузьмич, проводя рукой по гладкой поверхности одной из досок.