Воронцов. Перезагрузка. Книга 6 (СИ) - Тарасов Ник

У кузнеца просто дар речи потерялся. Он стоял, открыв рот, и переводил взгляд с трубы на печь и обратно, не в силах поверить своим глазам.

— То есть там качаете воздух, подаёте сюда, а он здесь дует прямо в печь? — наконец произнёс он, словно пытаясь уложить это в голове.

— Ну, как-то так, — кивнул я. — Изначально задумывалось сделать это через пневмодвигатель и подключить к вот этому механизму, — я указал на всё тот же механизм, который должен был приводить вентилятор в действие, — но так тоже сойдёт. Вот когда сделаете остальные такие же устройства, переделаем конструкцию, тогда расход воздуха будет гораздо меньше.

Савелий Кузьмич ходил вокруг трубы, рассматривая её соединения, касаясь руками, словно не верил, что это настоящее. Его лицо выражало такое изумление, какое бывает у людей, впервые увидевших паровоз или телеграф.

— Егор Андреевич, — наконец произнёс он с таким волнением в голосе, будто просил о величайшем одолжении в своей жизни, — Богом молю, покажите мне этот компресс, как вы сказали…

— Компрессор, — подсказал я.

— Да, его! — кузнец даже руки сложил в мольбе.

— Ну, пойдём смотреть, — махнул я ему, и мы вышли из кузницы.

Морозный воздух после жаркой кузницы обжёг лицо, заставив на мгновение задержать дыхание. Мы направились обратно через мост к закрытой площадке, на которой был размещен механизм компрессора. Она была похожа на сарай над водой.

По пути я объяснял:

— Видишь ли, Савелий Кузьмич, компрессор — это устройство, которое сжимает воздух и подаёт его по трубам куда нужно. Мы его будем использовать не только для кузницы, но и для других нужд. Вопрос только в тех механизмах, которые ты обещал сделать.

Глава 18

Когда мы подходили к площадке, на которой был установлен компрессор, Савелий Кузьмич заметно ускорил шаг. Его глаза блестели любопытством.

— Неужто правда такая хитрая штуковина? — пробормотал он себе под нос, словно не решаясь поверить до конца.

— Осторожнее тут, — предупредил я, пропуская кузнеца вперед. — Доски местами влажные.

Аккуратно приоткрыв дверку, мы зашли на площадку, где было достаточно тесно. Тем не менее, вдвоём мы с ним поместились, хоть и стояли плечом к плечу.

А здесь работали меха. Огромные кожаные мешки то раздувались, то опадали. Воздух с шипением проходил через клапаны, создавая непрерывный фоновый гул.

Пришлось говорить чуть громче, перекрикивая шум от их работы, сдавливания и нагнетания воздуха. Я поймал взгляд кузнеца — в нем читалось изумление и жадный интерес.

— Вот смотрите, Савелий Кузьмич, — я стал объяснять ему принцип работы, чувствуя, как собственный голос тонет в окружающем шуме. — Вся эта система работает от силы воды.

Я ткнул пальцем вниз, туда, где сквозь щель в полу виднелся лёд.

— Под льдом находится колесо, почти такое, как мы только что смотрели в ангаре, только оно слегка изменённое. Его постоянно крутит течение, оно не краешком цепляется за воду, а всегда находится под водой.

Савелий Кузьмич аж вскинул бровь и приложил ладонь к уху, чтобы лучше слышать. Затем отступил на полшага назад, внимательно оглядывая конструкцию снизу вверх, будто пытаясь охватить всю систему единым взглядом.

— Так это получается, что неважно, зима это или лето, — высказался он, и в голосе его слышалось уважение. — Течение-то есть, всегда! Правда, зимой оно подо льдом…

— Именно, — подтвердил я, довольный его сообразительностью. — Река никогда не останавливается, даже в самые суровые морозы. Вода подо льдом продолжает свой бег.

И продолжил объяснение, указывая на отдельные элементы системы. Каждое движение моей руки сопровождалось внимательным взглядом кузнеца.

— Так вот, течение толкает лопасти, которые, в свою очередь, крутят, ну или вращают вал. Там же у нас немного другое колесо, и лопасти сделаны по другому. Так, чтоб вода омывала их своим течением, приводя в движение. А на конце вала установлен кривошип.

Я провел рукой вдоль системы переходников, передающих движение, и остановил палец на валу, который выходил из воды. Дерево поблескивало от влаги, образуя крошечные радуги в лучах света, проникающих сквозь щели.

— А другой вал поднимается и опускается уже здесь, — я ему пальцем показал на механизм. — И через другой кривошип и систему передач распределён между мехами.

Савелий Кузьмич потер подбородок, размышляя. Его глаза метались от одной части механизма к другой, выстраивая в уме полную картину. Руки кузнеца, словно хотели прикоснуться к каждой детали, понять ее назначение через прикосновение.

— Так вот, — продолжил я, чувствуя, как собственное воодушевление нарастает. — Через вот эту всю систему мы приводим в действие вот эти меха. — Я показал на нагнетающий воздух. — Две пары мехов, — добавил я.

— А зачем их столько, Егор Андреевич? — спросил кузнец, и глаза его сузились. — И почему они как-то так странно работают… в перебой?

Я улыбнулся.

— А в этом-то, Савелий Кузьмич, и вся суть! — воскликнул я, чувствуя прилив гордости за свое детище. — Они работают, как вы видите, попарно.

Я все это дело сопровождал жестами, указывая то на одну пару, то на другую.

— В первом такте вот эти два работают, — показал я на первую пару мехов, чья кожа выглядела чуть темнее. — Они работают на сжим и, соответственно, подают воздух в трубу.

Кузнец кивнул, его взгляд неотрывно следил за движением мехов. Он даже слегка наклонился вперед, чтобы лучше рассмотреть соединение между системой шестерен и рабочей частью мехов.

— Потом, когда они разжимаются и нагнетают воздух в себя, вот эти два других, — я перевел палец на вторую пару, — они работают на подачу воздуха, в то время, пока эти набирают.

Скрип кожи, шорох шестерен, плеск воды внизу — все эти звуки сливались в единую мелодию, которой я невольно начал дирижировать рукой, показывая смену тактов работы.

— Потом, когда эти выдувают, другие набирают, и так раз за разом. Получается, они меняются, а поток воздуха… — я сделал паузу для эффекта, — он постоянный! И именно это позволяет сжимать воздух и держать его под стабильным давлением.

— Интересно, — почесал затылок Савелий Кузьмич, и его глаза сверкнули пониманием.

Он задумался на несколько мгновений, погрузившись в свои размышления, а потом посмотрел на трубу, по которой подавался этот самый воздух. Кузнец провел пальцем по изгибу трубы, ощущая легкую вибрацию и продолжил, будто соглашаясь с какими-то своими выводами:

— И получается, вот по ним вы воздух этот гоните к кузнице, чтоб там не работать мехами? — спросил он, и в глазах его читалось уважение пополам с сомнением.

— Ну, в общем-то да, — ответил я, глядя, как кузнец смотрит на всю конструкцию. — Но кузница — это только одно из многочисленно возможных применений.

Глаза Савелия Кузьмича загорелись еще ярче. Он оторвал взгляд от трубы и посмотрел на меня с нескрываемым любопытством.

— А что ещё можно сделать, Егор Андреевич? — спросил он, и в голосе его звучало нетерпение человека, которому показали только половину чуда. — Вы так и не сказали.

— Ну что ж, — сказал я, положив руку на плечо кузнеца, тем самым направляя его в сторону выхода с площадки. — Пойдём, будем пробовать да смотреть, что ещё можно.

Мы вернулись к ангару. По моему кивку Семён с Федей убежали, поняв меня без слов.

Через минуту они вернулись, бережно неся тот самый механизм, который Савелий Кузьмич с такой тщательностью собирал по моим чертежам и объяснениям. Было заметно, как его глаза следят за каждым движением мужиков, словно это не просто механизм, а его дитя, в которое он вложил частицу собственной души.

Перед тем, как все соединять, я мысленно еще раз прокрутил в голове заранее придуманный план: как именно я продемонстрирую работу пневмодвигателя. Цеплять каретку с пилами — это, конечно, заняло бы слишком много времени. Да и не было сейчас желания запускать пилораму — такая демонстрация потребовала бы много разных приготовлений, а нетерпеливые взгляды собравшихся мужиков говорили о том, что они ожидают чего-то немедленного, впечатляющего.