Воронцов. Перезагрузка. Книга 6 (СИ) - Тарасов Ник

— А то гореть будет, — пояснил я, зная, как опасно может быть трение в нашем деревянном ангаре, где пожар мог уничтожить месяцы труда за считанные минуты.

Сам же я взял самую узкую стамеску и начал обрабатывать крутящееся дерево, точно так, как это делал в школе на уроках труда.

Липа была мягким деревом, я специально его выбрал для первого эксперимента. Стружка — тонкая, кудрявая, полетела во все стороны, устилая площадку и пол вокруг янтарным ковром. Лезвие стамески входило в древесину, как нож в масло, снимая слой за слоем, обнажая структуру дерева, его природный рисунок.

Я работал, полностью погрузившись в процесс, забыв обо всем на свете. Стамеска то углублялась в дерево, формируя выемки и углубления, то едва касалась поверхности, сглаживая переходы и создавая плавные линии.

И буквально за двадцать минут — я даже не заметил как время пролетело, так увлекся — под удивлённые взгляды мужиков я выточил что-то похожее на кубок.

Форма возникала постепенно, словно высвобождаясь из деревянного плена: сначала обозначилась ножка — тонкая, изящная, затем появилось расширение к чаше, и наконец, сама чаша.

Потом я взял большую щепку из дуба. Прижав её к вращающемуся кубку, я начал полировать поверхность. Дерево нагревалось от трения, и в воздухе появился характерный запах — словно смесь дыма и карамели.

Поверхность будущего кубка постепенно становилась гладкой, блестящей, приобретая теплый медовый оттенок. В нескольких местах, особенно поддержав тонкой стороной щепки так, чтоб аж дымок пошёл, я создал декоративные круги — тёмные линии на светлой поверхности липы.

— Гляди-ка, что творит, — услышал я шепот Семёна, обращенный к Феде.

Эти круги, выжженные самой природой, появлялись там, где я хотел — где ручка, да у горлышка несколько. Они придавали изделию особый характер, делая его не просто предметом, а произведением искусства.

— Красота-то какая, — вздохнул кто-то из мужиков, и остальные согласно закивали.

Дальше я взял небольшую пилу, которую Петька когда-то выковал в кузнице для мелких работ.

Аккуратненько, стараясь не повредить уже готовое изделие, я начал срезать кубок, оставив с обеих сторон толщину лишь в несколько сантиметров, чтоб потом отпилить вручную.

— Закрывай! — скомандовал я, и Илья мгновенно перекрыл подачу воздуха.

Пневмодвигатель издал последний вздох, и вращение постепенно замедлилось, пока не остановилось совсем. Наступила тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием мужиков, все еще завороженно смотревших на результат нашей работы.

— Отцепляй гуся, — сказал я, и мужики быстренько отцепили г-образную опору, освободив полено.

Я взял пилу и аккуратно отпилил остатки полена, окончательно отделяя кубок.

— Вот, — показываю всем готовое изделие. И уже повернулся к Петьке. — Середину выберешь, эта липа быстро поддаётся, и будет практически идеально ровный кубок.

У всех мужиков глаза полезли на лоб. Они смотрели то на кубок, то на меня, то на пневмодвигатель, не в силах поверить, что все это произошло у них на глазах. Савелий Кузьмич подошел ближе, протянул руку и бережно, словно величайшую драгоценность, принял кубок из моих рук.

— Да-а, — протянул он, ощупывая каждый изгиб, каждую выемку кончиками пальцев, — это ж надо такое придумать. И ведь работает!

— Работает, — согласился я, не скрывая гордости. — И это только начало. Представляешь, что можно делать с таким приводом? Не только кубки вытачивать, а любые детали — точно, ровно, быстро.

— А ведь никто из нас и не видел такого, — добавил Илья, почесывая затылок. — Чтоб воздухом дерево точить.

Мужики согласно загудели, переглядываясь и перешептываясь. Каждый хотел подержать кубок, рассмотреть его поближе, почувствовать гладкость обработанного дерева.

Митяй, не выдержав, выпалил:

— А научите меня так делать? Я б тоже хотел… ну, кубки эти, чашки разные…

Я усмехнулся, глядя на горящие глаза парня.

— Научу, конечно. Всех научу. Это ж не для меня одного придумано.

Глава 19

Мужики ещё какое-то время разглядывали сделанный мною кубок, как какую-то диковинку.

Они обступили меня тесным кружком. Глаза у всех были широко раскрыты, а руки так и тянулись к получившемуся изделию. Каждый хотел взять его в руки, подержать, рассмотреть со всех сторон.

— Ишь ты! — протянул Прохор, принимая кубок из рук Семёна. — Гладкий-то какой!

Он осторожно провёл ладонью по боковой поверхности, словно боялся повредить хрупкую вещь. Лицо его выражало почти детский восторг.

— А лёгкий какой, — продолжал он, взвешивая кубок на ладони. — И тонкий. Как же вы его, Егор Андреевич, не сломали при обточке?

— Липа — дерево податливое, — ответил я, наблюдая за их реакцией. — Для первого раза самое то.

Кубок переходил из рук в руки, вызывая всё новые восклицания.

И в итоге, когда очередь дошла до Петьки, произошло то, чего я, признаться, ожидал. Петька буквально сгрёб кубок к себе.

— Егор Андреевич мне велел довести сделанную им работу до конца, — гордо заявил он.

Он чуть ли не за пазуху спрятал кубок, прижимая его к груди так, будто кто-то мог оспорить его право на владение этим сокровищем. Мужики переглянулись, кто-то хмыкнул, но никто не стал спорить. Все знали Петькин характер — упрямый, как бык, если что втемяшится в голову.

— Смотри не сломай, — бросил ему вслед Федя, когда Петька, развернувшись на пятках, с важным видом пошёл на другую сторону ангара за инструментом.

Петька даже не обернулся, только плечи расправил ещё шире.

На этом я решил, что демонстрации работы пневмодвигателя достаточно.

— Ну что, мужики, — сказал я, отряхивая руки от древесной пыли, — предлагаю вернуться в Уваровку. Чтоб вы попарились, да и на ужин к себе приглашаю. Заслужили.

Мою идею все восприняли на ура. Кто-то даже причмокнул губами, предвкушая банный жар и сытный ужин после.

— Это дело! — воскликнул Митяй. Мужики засмеялись, начав привычную перепалку о том, кто первым в баню пойдёт. Эти шутливые пререкания были уже привычны.

Часть мужиков отправились обратно вместе с нами.

Семён с Фёдором и Прохором остались на лесопилке. У них ещё оставались дела, которые нельзя было отложить до завтра.

Семён побежал в кузницу посмотреть, чтобы в печи не осталось углей. Фёдор с Прохором в это время проверяли заслонки на трубах от компрессора. Потом они собирались компрессор на ночь отключить, чтобы не случилось какой беды в их отсутствие.

По дороге, Савелий Кузьмич, ехавший рядом со мной, всё расспрашивал, куда ещё можно применить такие пневмодвигатели.

— Вот скажите, Егор Андреевич, — начал он, поправляя сползающую на бок шапку, — а нельзя ли такую штуку и в других делах применить? Не только для дерева, значит?

— Можно, Савелий, и даже нужно, — ответил я, улыбнувшись. — Я планирую, помимо того, что заменить прямую подачу воздуха, переделать всё под вентилятор в кузнице.

Глаза кузнеца загорелись. Он тут же представил, как улучшится тяга в горне, как быстрее будет разогреваться металл, сколько времени и сил удастся сэкономить.

— Это дело хорошее, — кивнул он. — С таким вентилятором можно будет и температуру повыше поднять, а значит, и сталь лучше проковать.

— А ещё, — продолжил я, — есть у меня задумка сделать пневмопресс для выковки металла, чтобы не молотом бить. Устройство само будет плющить раскалённый металл.

При этих словах Савелий Кузьмич аж привстал на стременах. Для человека, который десятилетиями ковал железо молотом, такая перспектива казалась почти невероятной.

— Это ж какое дело будет! — воскликнул он. — А ведь можно будет и фигурные детали делать, если штамп под пресс подставить. И всё одинаковое, ровное!

Он явно уже представлял, какие возможности откроются с таким устройством. Сколько изделий можно будет создать.

Я заметил его воодушевление и кивнул:

— Как буду у себя делать, оставлю чертежи и позже передам тебе.