Я пошёл наугад, просто бродя по улицам. Вот церковь — белокаменная, с зелёными куполами. Вот торговые ряды — длинное здание с арками, где располагались лавки. Сейчас они были закрыты, но днём, наверное, здесь кипела жизнь.
Дальше вышел к реке. Ока. Широкая, покрытая льдом, с торчащими из снега кустами ивняка по берегам. На противоположном берегу виднелись дома — это был другой конец города.
Я простоял там довольно долго, просто думая о жизни. О том, как странно всё сложилось. Меньше года назад я был менеджером в Москве XXI века, сидел в офисе, ругался с начальством, планировал карьеру. А сейчас стою на берегу Оки в Серпухове начала XIX века, женат на дочери купца, жду ребёнка, работаю на государство, внедряю технологии будущего.
Если бы мне год назад сказали, что так будет, я бы рассмеялся и посоветовал обратиться к психиатру. Но вот оно — реальность.
Когда совсем стемнело и стало холодно, я вернулся в гостиницу. Хозяин накрывал ужин в общей столовой — за большим столом уже сидели несколько постояльцев.
— А, барин! — заметил он меня. — Проходите, ужинать будем!
Я сел за стол. Рядом устроился Захар. Хозяин принёс щи, кашу, солёные огурцы, ржаной хлеб и графин с наливкой.
Ужинали почти молча — все были уставшие с дороги. Я съел свою порцию, выпил стаканчик наливки (оказалась вишнёвой, сладкой и крепкой), поблагодарил хозяина и поднялся в свою комнату.
Разделся, лёг на кровать. Тело ныло от усталости, но на душе было хорошо. Завтра последний день пути — и я буду дома. Увижу Машку, бабушку, няню Агафью. Расскажу о Москве, покажу подарки.
Я закрыл глаза и провалился в сон.
* * *
Утром я проснулся от петушиного крика где-то поблизости. За окном светало. Я потянулся, встал, умылся холодной водой из кувшина. Оделся и спустился вниз.
Хозяин уже хлопотал на кухне, готовя завтрак. Захар сидел за столом, попивая чай.
— Доброе утро, Егор Андреевич! — поздоровался он. — Сегодня до дома доедем.
— Доедем, — кивнул я. — К вечеру, наверное.
Позавтракали быстро — каша, яйца, хлеб с мёдом, чай. Расплатился с хозяином, поблагодарил за гостеприимство. Мы вышли на улицу, где уже ждал экипаж с отдохнувшими лошадьми.
— В Тулу? — уточнил кучер.
— В Тулу, — подтвердил я, забираясь в экипаж.
Мы выехали из Серпухова ранним утром. Город ещё спал, только кое-где дымились трубы, откуда-то доносился лай собак.
Дорога тянулась через заснеженные поля, перелески, мимо редких деревень. Иногда нас обгоняли или встречали другие экипажи, сани, обозы. Кучер здоровался с другими извозчиками, иногда перекидывался парой слов о дороге, погоде.
Около полудня остановились на станции сменить лошадей и перекусить. Я вышел размяться, пройтись. Захар тоже не сидел на месте — проверял крепления багажа, осматривал экипаж.
— Всё в порядке, Егор Андреевич, — доложил он. — Доедем без проблем.
— Хорошо, — кивнул я.
Мы снова отправились в путь. Я сидел санях, рассматривая пейзажи — бескрайние поля, перелески, редкие деревни. Но в этой монотонности была своя прелесть, своё спокойствие.
Я думал о предстоящих делах. Школа мастеров должна была открыться через пару недель — нужно проверить, как идёт подготовка. Клиника требовала внимания — Ричард, конечно, молодец, но контроль не помешает. Производство эфира тоже нужно было налаживать. Плюс работа на заводе, проекты в Уваровке…
Голова шла кругом от количества дел. Но я не жаловался. Лучше быть занятым полезной работой, чем сидеть без дела.
Поздно вечером мы въехали в Тулу. Город встретил нас знакомым обликом — узнаваемые улицы, здания, церкви. Я почувствовал, как внутри что-то тёплое разлилось. Дом. Я вернулся домой.
Экипаж подъехал к нашему особняку. Я выскочил, не дожидаясь, пока кучер откроет дверцу. Захар поспешил за мной с вещами.
Дверь распахнулась ещё до того, как я успел постучать. На пороге стояла Машка, с сияющими глазами и счастливой улыбкой.
— Егорушка! — воскликнула она и бросилась мне на шею.
Я обнял её, крепко прижал к себе:
— Машунь, солнышко моё! Соскучился так!
— И я, и я! — она прижималась ко мне, не желая отпускать.
Из дома вышли бабушка и няня Агафья.
— Ну вот и внучок вернулся! — удовлетворённо сказала бабушка. — Живой-здоровый?
— Живой, бабушка, — улыбнулся я. — И подарки привёз!
— Ох, Егорушка! — всплеснула руками няня Агафья. — Иди скорее в дом, замёрзнешь же!
Мы прошли внутрь. В доме было тепло, пахло пирогами и домашним уютом. Матрёна уже накрывала на стол, Дуняша суетилась, помогая ей.
Я разделся, прошёл в гостиную. Сел в любимое кресло, и Машенька тут же устроилась рядом, прижавшись к моему плечу.
— Ну, рассказывай! — потребовала бабушка, усаживаясь напротив. — Как съездил? Что в Москве? Дело какое решил?
— Решил, бабушка. Всё успешно решил.
Потом перевел разговор о прогулке по Москве, о Кремле, о покупках. О ночёвке в Серпухове.
Они слушали внимательно, не перебивая. Машка держала меня за руку, няня Агафья причитала на эмоциональных моментах, бабушка кивала, одобряя мои действия.
— Ну молодец, внучок! — похвалила она, когда я закончил. — Раз с делом справился, то хорошо. Для этого наверное же и ездил.
— Справился, — согласился я.
— А подарки где? — с любопытством спросила Машка.
— Сейчас покажу! — я поднялся, подошёл к вещам, которые Захар уже внёс в дом. Достал свёрток для Машеньки. — Вот, солнышко, тебе.
Она развернула бумагу, ахнула:
— Ой, какой красивый платок! И гребень! Егорушка, спасибо!
Она тут же накинула платок на плечи, покрутилась перед зеркалом. Шёлк переливался в свете свечей, узоры казались живыми.
— Очень идёт, — сказал я искренне.
Бабушке я привёз банку с московским мёдом и коробку засахаренных фруктов. Няне Агафье — платок попроще, но тоже красивый.
— Ох, Егорушка, спасибо! — зарделась няня. — Не надо было тратиться!
— Надо, надо, — отмахнулся я.
Мы сели ужинать. Матрёна приготовила мои любимые блюда — щи, жареную курицу, пироги с капустой. Я ел с аппетитом, наслаждаясь домашней едой после дорожной пищи.
За столом продолжали расспрашивать о поездке. Я рассказывал, они слушали. Было тепло, уютно, по-домашнему.
После позднего ужина я поднялся к себе в кабинет. Но не успел я дойти до стола, как дверь открылась и вошёл Ричард.
— Егор Андреевич! — обрадовался он. — Добро пожаловать домой! Как поездка?
— Нормально, — ответил я. — Всё решили. А как тут у вас?
— Хорошо, — заулыбался он. — С клиникой продвигаемся. Помещения почти готовы, начали закупать оборудование. Мария Фоминична чувствует себя отлично, акушер приходил вчера, сказал, что всё в порядке.
— Отлично, — облегчённо выдохнул я. — А вот, кстати, тебе привёз подарок из Москвы!
Я достал ящик с инструментами и лекарствами из аптеки Феррейна. Ричард открыл его, глаза его загорелись:
— Егор Андреевич! Это… это замечательно! Скальпели отличного качества! И йод, и хинин, и всё остальное! Спасибо огромное!
— Не за что, — улыбнулся я. — Для дела покупал.
Мы ещё немного поговорили о клинике, о планах на ближайшие недели. Ричард был полон энтузиазма и идей. Я слушал, радуясь, что выбрал именно его для этого проекта.
Когда он ушёл, я наконец сел за стол, начал разбирать бумаги. Записка о ходе работ от Григория, донесение от Савелия Кузьмича о ходе работ над паровыми машинами. Записка от генерала Давыдова с приглашением приехать на завод. Письмо от Фомы из Уваровки — писал, что всё в порядке, производство работает, люди довольны.
Я читал, делал пометки, составлял план на ближайшие дни. Работы было много.
Наконец я закончил. Погасил свечу, поднялся. Пора спать. Завтра новый день, новые дела.
Я прошёл в спальню. Машка уже лежала в кровати, что-то вязала. Увидев меня, отложила спицы в сторону:
— Егорушка, ты закончил?
— Закончил, солнышко, — я разделся, лёг рядом с ней, обнял.
