Ирландия. Тёмные века 1 (СИ) - Сокол Артем

— Отпусти их, — сказал я, когда Руарк уже занёс руку для сигнала. — Пусть везут весть Хальфдану.

— Ты с ума сошёл? — он обернулся, глаза сверкали.

— Они направляются к Айлилю. А значит, возможно повезут его голову Хальфдану в обмен на золото, которое он ему должен. — Я усмехнулся. — Пусть повоюют между собой.

Мы наблюдали, как викинги исчезают в ночи. Их песня, хриплая и грубая, долго ещё эхом отдавалась в ущелье.

Утром, когда солнце разорвало тучи, мы хоронили своих. Тела завернули в плащи, положив у ног по горсти зерна — для пути в Тир-на-Ног. Кайртир, бледный, но твёрдый, вырезал на камне имена:

— Дунгал мак Фергал. Пал за закон. Не дрогнул.

Руарк стоял в стороне, сжимая в руке медальон с изображением волка — трофей, снятый с мёртвого вождя Уи Нейллов.

— Что дальше? — спросил он, не глядя на меня.

— Продолжаем погоню, — ответил я. — Надо закончить начатое.

Он кивнул, и в его глазах мелькнуло что-то, похожее на уважение.

Мы двинулись на восток, оставляя за спиной долину, где ветер уже развеивал пепел костров. Айлиль где-то там, в тумане, собирал новую армию.

***

Возвращение в Эйре напоминало шествие теней. Мы шли вдоль реки Бойн, оставляя за спиной дымящиеся развалины лагеря Айлиля. Ноги вязли в осенней грязи, плащи отяжелели от дождя, а лица бойцов, застывшие в каменных масках усталости, говорили красноречивее слов. Но даже сквозь эту усталость я видел искру — ту самую, что зажглась, когда мы разбили армию короля-грабителя. Она светилась в глазах Кайртира, когда он поправлял тетиву «Клыка», и в руках Коналла, выковывавшего новые наконечники болтов у дорожного горна.

Первых парламентёров мы встретили у брода через Шаннон. Их было трое: старейшина с посохом из черного дуба, юноша в выцветшем плаще и женщина с лицом, изборожденным морщинами глубже, чем трещины в высохшей земле. Они стояли на коленях, держа перед собой пустые деревянные чаши — символ голода.

— Закон Эйре, — начал старейшина, не поднимая глаз, — как говорят, кормит даже ворона на чужом поле. Мы… мы больше не можем есть кору.

Его голос дрожал, словно тростник на ветру. За спиной у них, в туманной дали, виднелись силуэты деревень Уи Хенкселайг — крыши, провалившиеся под тяжестью времени, поля, поросшие репейником. Айлиль выскреб их амбары до последнего зерна, оставив лишь горстку плевел да кости павших коней.

Руарк, сидя на камне, чистил кинжалом грязь из-под ногтей. Его взгляд скользнул по моему лицу, и я кивнул.

— Вставайте, — сказал я, подходя ближе. — Чаши наполним. Но сначала — ответ. Почему пришли к нам, а не к своему королю?

Женщина подняла голову. Её глаза, цвета промокшего пепла, метнулись к юноше.

— Айлиль взял моего сына в дружину, — прошептала она. — Вернули его с перебитыми ногами. Десятник сказал: «Мясо для ворон».

Юноша сдернул плащ, обнажив спину — полосы от плетей, синие и багровые, пересекали кожу, как реки на карте страданий.

— Он вешал детей за отказ отдавать последнюю горсть овса, — добавил старейшина. — Закон Эйре… если он не сказка…

Руарк встал, бросив кинжал в ножны.

— Не сказка, — проворчал он. — Но и не милостыня.

К вечеру к нашему лагерю потянулись новые делегации. Вожди Осрайге привезли свитки с печатями — договоры, написанные монахами Фернса на латыни и огамическим письмом. Их одежда, некогда богатая, была перешита из старых знамен, а гривны на шеях — медные, позолота стерлась до блеска железа.

— Наши поля плодородны, — говорил вождь Осрайге, мужчина с седой бородой и лицом, словно высеченным из гранита. — Но Айлиль забрал урожай ещё до того, как зазеленели колосья. Теперь мы едим кору. Ваш закон… он разрешит нам сеять снова?

Я развернул карту Эйре, вытканную на холсте, и ткнул пальцем в долину Шаннон.

— Здесь — общинные амбары. Зерно дадим в долг. Вернёте после жатвы десятую часть.

— Десятую? — Вождь усмехнулся горько. — Айлиль брал девять из десяти.

— И потому проиграл, — встрял Руарк, отламывая кусок ячменного хлеба. — Закон сильнее алчности.

Монахи из Фернса, худые как тени, принесли реликвии — мощи святого Айдана, покровителя урожая. Их настоятель, старик с голосом, похожим на шелест пергамента, положил руку на мою ладонь:

— Мы молились, чтобы бог послал избавителя. Вы… вы как римляне, что несли порядок.

— Рим пал, — ответил я, вспоминая уроки истории из прошлой жизни. — Мы строим наше государство, и закладываем крепкий фундамент для него, чтоб большинство жителей Эйре были счастливы.

К ночи вокруг костров собрались вожди четырёх провинций. Лойгис, чьи пастбища славились овцами с серебристой шерстью, Осрайге с тучными нивами, Уи Хенкселайг, где ковали лучшие мечи до прихода эйрита, и монастырь Фернс — духовный центр, ставший призраком после набегов викингов. Они подписали договор кровью и чернилами, скрепив его печатью с дубом и змеёй.

— А те три, что остались с Айлилем? — спросил Руарк, когда делегаты разошлись.

— Хуаланн — каменистые холмы, там живут горные кланы. Уи Дунлайнге — родовая земля короля. Уи Фаэлайн… — я вздохнул. — Их вождь — брат Айлиля. Преданность глупее голода.

— Значит, война ещё не кончена.

— Нет. Но теперь у нас есть крепкий тыл, а у Айлиля нет ресурсов.

Утром первые телеги с зерном двинулись на восток. Крестьяне Эйре, сами недоедавшие, отдавали часть запасов — по закону, за каждый мешок полагалась медная монета с изображением дуба. Я наблюдал, как мальчишки из Уи Хенкселайг, с лицами, распухшими от голода, жались к котлам с похлёбкой. Сестра Морн раздавала лепёшки, выпеченные с тмином — чтобы отпугнуть злых духов и червей в животе.

— Они будут помнить этот день, — сказал Руарк, стоя рядом.

— Помнить — мало. Они должны верить в верховенство закона.

Вождь Осрайге подошёл ко мне, держа в руках горсть земли.

— Возьми. Это наша клятва. Пока корни дуба цепляются за эту почву, Осрайге — часть Эйре.

Я сжал комок глины. Она была тёплой, словно живой. Где-то там, за туманами, Айлиль копил силы, а викинги Хальфдана точили топоры. Но сегодня солнце светило над долиной, и ветер нёс запах свежевспаханной земли — первой за много лет.

Закон, как зерно, прорастал медленно. Но его корни уже было сложно вырвать.

***

Дождь затих, оставив после себя тяжёлый запах сырой земли и дыма. Я стоял у повозки с зерном, наблюдая, как старейшины Осрайге завязывают узлы на мешках, их пальцы дрожат от голода и надежды. Руарк где-то спорил с Коналлом о распределении железа, его голос, грубый и надломленный, сливался с шумом реки. Внезапно Кайртир вынырнул из толпы, его лицо было бледнее лунного света. В руке он сжимал свёрток, обёрнутый в промасленную кожу.

— Бран, — он протянул мне находку, словно боялся обжечься. — Среди трофеев Айлиля... В сундуке с гривнами.

Развернув кожу, я увидел пергамент. Медный волк, оттиснутый в углу, впился клыками в сердце, из которого струилась чернильная кровь. Латинские буквы, выведенные чётким почерком: «Соглашение исполнено. Ждите знака у дуба». Подпись — завиток, точь-в-точь как на моих чертежах арбалетов. Сердце сжалось, будто те самые клыки впились теперь в меня.

— Где сундук? — спросил я, стараясь не дрогнуть голосом.

— В обозе, за палаткой Финтана. Там ещё... — Кайртир замялся, глядя на мои руки, сжимавшие пергамент так, что костяшки побелели. — Там был этот.

Он достал из-за пояса обломок клинка. Сталь, тёмная и зернистая, с характерными прожилками — эйрит. Наш эйрит. Тот, что могли выковать только в печах Глендалоха.

— Собирай совет. Тихо, — приказал я, пряча пергамент за пазуху. Холод металла жёг кожу сквозь ткань.

Палатка Финтана пахла дымом и мёдом. На столе, заваленном картами и восковыми табличками, тускло горела масляная лампа. Руарк, Коналл, Финтан и сестра Морн молча наблюдали, как я кладу пергамент перед ними. Тень от волчьей печати плясала на холсте, будто живая.