Крым наш! (СИ) - Старый Денис

— У тебя и сейчас его нет, как и у меня! — уже строго сказала Анна Леопольдовна. — И не будет в будущем. Смириться? Придется. Ведь у меня великая цель. Но и у тебя… Ты будешь рядом со мной и потому, чтобы ОН был рядом.

Юлиана так сжала зубы, что ей показалось, как они хрустят. Но не показала истинной своей эмоции.

Одним из условий для великой княжны, чтобы она имела возможность встречаться с Норовым, было выйти замуж за Антона Брауншвейгского и как можно быстрее забеременеть. И, конечно же, не от Норова, а именно от Брауншвейгского принца. И княжна знает, что за ней смотрят, что не позволят сделать то, чего она хотела бы. Родить от любимого человека.

— Давай не будем говорить об Антоне? Не порти мне настроение. Прочитай лучше письмо от Александра! — лишь немного позлившись, сказала Анна Леопольдовна.

Юлиана читала. Она хотела как можно быстрее убраться от сюда, чтобы покричать, чтобы поплакать. Эмоции внутри женщины устроили ураган.

Дикое Поле, на юго-запад от Бахмута

28 марта 1734 года

— Ваше высокоблагородие, тревога, — спокойным голосом сообщил мне Кашин.

— Труби! — приказал я.

Тут же прозвучал пронзительный рог, застучали барабаны. Минута, вторая… Часть стеллажей, или походных стойл, уже перевёрнуты, лошади отводятся внутрь быстро создаваемого гуляй-поля. Три сотни гвардейцев-измайловцев работают споро, как единый механизм. Ещё почти три сотни гвардейцев, но теперь уже преображенцев, стараются поспевать за моими бойцами, помогая, как могут.

Невозможно всего за три дня совместных переходов моего батальона и двух преображенских рот сработать должным образом. Ну чего не отнять — коллеги-гвардейцы совершенно точно изо всех сил старались. И частью оставались на подхвате, помогая физической силой, не совсем понимая, что вообще происходит. Ну так мы тренировались быстро создавать гуляй-поле больше ста раз, да еще изменяли конструкции телег, чтобы получалось быстро.

Я стеганул своего жеребца плёткой и рванул в сторону капитана первой роты Второго Петербургского батальона Преображенского полка Шакурова Петра Ивановича.

— Выводите своих перед укреплениями! — приказ был дан преображенцам.

— Будет сделано, господин секунд-майор! — бодро, казалось, даже радостно отвечал капитан Шакуров.

Уже скоро перед нашими укреплениями выстроились в три линии, по фронту вероятного нападения крымчаков, гвардейцы. Что в этот раз весьма вероятно — будет столкновение, как показывал цвет ленты, которую стрелой пустили мои дозорные.

Если лента красная, это означает, что численно врага настолько много, что они явно должны отважиться на атаку. Крымчаков никак не меньше тысячи сабель. Или же в той стороне, откуда идёт угроза, кроме татарских конных воинов, находятся ещё и турки. А эти ребята пока что настолько самоуверенные, что не преминут, нападут обязательно.

— Пушки, двадцать шагов вперёд! — разъезжая на коне между суетящимися воинами, приказывал я.

Не пришлось нам ожидать корабельных орудий. Точнее, я всё ещё жду, но пока нашёл замену. У преображенцев были три пушки — самые небольшие из полевых орудий, которые мне приходилось видеть в этом времени. Точно что даже не трёхфунтовые, а менее таковых.

И вот теперь, снятые с лафетов и закреплённые в фургонах, эти пушки составляют основу нашей артиллерии. Мы уже постреляли из таких орудий, и, конечно же, откат фургонов был значительный. Вот если быстро снимать колёса и подпирать фургон, то пушки стреляют вполне даже приемлемо. Так что с каждым фургоном находились ещё восемь дюжих бойцов, которым, словно на пит-стопе гонки «Формулы-1», нужно было максимально быстро как снять колёса, так и поставить их обратно.

Уже минуты через три после того, как мы начали изготавливаться к бою, вдали показались измайловцы из бокового охранения. Всего-то конный десяток. Это они, отойдя влево на две или чуть более вёрсты, имея в наличии подзорную трубу, и обязаны сообщать о любых угрозах.

— Время? — выкрикнул я вопрос, понимая, что в этот раз мы не столь слаженно отрабатываем, как можем это делать.

— Три минуты! — практически в унисон выкрикнули капитаны Саватеев и Подобайлов.

Много… Могли бы во всеоружии и не успеть встретить противника. Но нет, сейчас не только могли бы, а к подходу крымчаков мы и будем готовы. Дело в том, что нам, русским людям, выдвинувшимся на ратный бой с извечным своим врагом — татарами, в какой-то мере способствует погода.

Я вот давеча размышлял, насколько всё-таки Господь Бог именно сейчас помогает русским? Проливные дожди уже как неделю идут — назвать ли такое благостной погодой? Но пришёл к выводу, что погода всё-таки за нас. И то, что мы выдвинулись примерно на две недели раньше, чем это планировалось ранее, нам оказалось в пользу.

Да, дожди — это промозглость и болезни, что, прежде всего, и заставляет меня сомневаться. Однако не только мы медленно идём, из грязи, порой, плутонгами вытягивая одну телегу. Главное оружие наших врагов — манёвренная конница — перестаёт быть эффективной в таких условиях.

Вот и сейчас я наблюдал за тем, как не могут крымчаки, появившиеся на горизонте числом не менее тысячи сабель, полноценно набрать скорость для атаки. Земля мокрая, копыта коней утопают в грязи. И это бы не критично, можно передвигаться. Однако на скорости становится и скользко, и копыта вязнут больше. Так что время на обустройство укрепления у нас ещё есть.

— Чеснок раскидать по левому флангу! — приказал я, анализируя, как идёт работа по созданию укрепрайона. — Штуцерники на левый фланг!

Чеснок — это древняя, как минимум, использованная ещё в Древней Руси, защита против атак кавалерии. Острые шипы, которые будут разбросаны на пути следования конницы, если и не сдержат атаку врага, то явно ещё больше её замедлят.

Конь, который наткнётся на такую «мину», уже перестаёт быть боевым. На ходу может потеряться строй, разладиться общий напор. А ведь для конной атаки это очень важно. Если кавалерия не придёт единой волной, а станет мешкать, то она будет гарантированно расстреляна из ружей.

Учитывая то, насколько трудно и долго перезаряжать штуцеры, такую помощь в виде чеснока штуцерникам, моим снайперам, оказать просто необходимо.

— Орудия готовы! — прокричал радостный подпоручик Смитов.

Дорвался, наконец, этот потомок англичан-переселенцев в Россию до своего часа. Вот уже и по неприятелю палить будет. А так переживал, что не по специальности служить ему придется.

Менее чем через три минуты, даже быстрее, чем было обещано, и мы уже были готовы встречать врага. Лишь только впереди, метрах в шестидесяти по центру нашего построения, ещё копошился Фролов со своей командой. Они подкапывали три бочонка с порохом, внутри которых были поражающие элементы. В основном, камни, так как железа не так много, а использовать для этих нужд картечь я посчитал расточительным. Тем не менее, взрывы должны, конечно, и ошеломить, и нанести определённые потери врагу.

— Почему они остановились? — недоумённо спрашивал меня Саватеев, как и положено, оказавшийся возле меня, как мой заместитель.

У меня были догадки. И, к нашему сожалению, они подтвердились.

— Срочно отправить второго вестового к генералу Леонтьеву. Доложить, что будем атакованы не только конными татарами, но, весьма вероятно, и турецкой пехотой, — приказывал я.

Пока ещё не было видно, прав ли я, что нынешняя атака будет поддержана ещё и пехотинцами врага. Скорее всего, турками, хотя и у крымчаков, пусть и в очень малой доле, но такой род войск также имелся.

Началось тревожное ожидание. Враг остановился примерно в версте от нас, чтобы до него гарантированно не долетали никакие ядра, если мы вдруг обладаем пушками. И выжидал. Ждали и мы, так как об атаке на крымчаков речи быть не может. Какие бы мои бойцы ни были чудо-богатырями, или какими бы ни были преображенцы отличными солдатами — если начнём атаковать первыми, нас сомнут.

Преображенцы попали под моё командование из-за сущей неразберихи в русской армии. Две роты Преображенского полка прислали на войну, и командующий, фельдмаршал Миних, должен был их куда-то определить. Вот только Миних-то в тот момент отправился в Киев на лечение. И так вышло, что я, узнав при встрече с коллегами-гвардейцами об их растерянности и неопределенности, предложил влиться в мой отряд.