Последний Герой. Том 4 (СИ) - Дамиров Рафаэль

— Ну давай уже, говори, — подтолкнул я его. — Вижу же, что сказать хочешь.

— Макс, — начал он осторожно, — хотел тебя позвать в ресторан…

— Чего? — перебил я его, смеясь. — Ты чего, я тебе баба, что ли, с тобой по ресторанам ходить?

— Нет, нет, ты не понял! — замахал руками эксперт, краснея. — У меня просто день рождения сегодня.

— О! — удивлённо поднял я брови. — Ни фига себе! Поздравляю! Чего ж молчал-то? Давай, лапу пожму.

Я крепко пожал его покрасневшую, натруженную при упражнениях руку и увидел, как он заулыбался, заметно приободрившись.

— Ну, тогда другое дело, — сказал я. — Ресторан — это по-взрослому, конечно. А почему именно ресторан? А не бережок, шашлычок? У тебя юбилей, что ли? Кто ещё будет?

— Ну, я хотел Ирину пригласить, — с явной робостью произнёс Иван. — Ту, которой ты номер дал… И ты приходи со своей девушкой.

— Ирка будет? — я слегка опешил. — Погоди, может, вам лучше вдвоём? Чего я вам мешать-то буду? Или вы уже настолько близки, что, типа, семьями дружите?

— Нет, — покачал головой Иван. — Честно говоря, я побаиваюсь один.

— В смысле — побаиваешься? — не понял я.

— Я же с ней ещё не встречался толком. Мы пока только переписываемся…

— Ох, Ваня, — вздохнул я, усмехнувшись, — что ж ты такой долгий? Когда уже от этой переписки перейдёшь к делу?

Корюшкин неловко улыбнулся и снова с надеждой посмотрел на меня:

— Так что, Макс, ты придёшь?

Я замолчал на пару секунд, раздумывая. Отказать было нельзя. Я чувствовал, что если сейчас откажу, он вовсе отменит этот свой праздник и так и останется сидеть, робко перебрасываясь стикерами с моей соседкой Иркой.

— Ладно, давай говори адрес и время. Куда приходить?

— Ну, вечером с работы пораньше уйди, часов в шесть, чтобы там быть. Отпросись. Тот ресторан, который на набережной, — сказал Иван, заметно приободрившись.

— А, знаю, — кивнул я. — Неплохое место. Что тебе подарить-то хоть?

— Ой, да ничего не надо, Макс…

— Ладно, — перебил я его с усмешкой, — разберусь сам, не переживай.

Вернувшись после пробежки, я сбросил с мокрых плеч футболку и, не задерживаясь, натянул халат, прошлепал до душевой, благо было свободно. И нырнул под контрастный душ: ледяные иглы били по коже, заставляя кровь бежать быстрее, а мысли –⁠ проясняться. Привычный ритуал: полминуты ледяной, потом столько же почти кипятка. И потом снова повтор.

Я вышел из душа, окутанный паром. Растерся полотенцем, оделся и наскоро приготовил яичницу. За завесой шипящих брызг на сковороде мгновенно вскипели три яйца-скороспелки. Прихватил вилкой ещё дрожащий белок, проглотил вместе с обжигающим глотком растворимого кофе.

Собрался на работу, а привычный рюкзак с нелегальными стволами не стал в этот раз брать. Опасность, казалось, выдохлась. Валет на том свете, его подельников повязал Бульдог. Если мне и грозила какая-то опасность, то я ни о чём таком пока не знал. Служебный ПМ в оружейке отдела получу и так: привычка ходить вооружённым осталась.

Планёрку открыл Мордюков, сыпанув по привычке парочкой своих излюбленных ругательств. Голос был у Семена Алексеевича сиплый, словно с похмелья. И вид помятый. Шеф, когда нервничал, бывало, принимал вечером после работы успокоительное крепостью до сорока градусов.

— Зверское убийство так и не раскрыто! А у нас проверка, между прочим! Стыдно! Где голова, товарищи? Вы даже башку, блин, найти не в силах! Не то что убийцу! Лучше бы свои головы потеряли!

Шефа понять можно. Теперь он дважды в день отзванивался в Главк, отчитывался по убийству Кухаркиной, рассказывая генералу сказки про «устанавливаем, проверяем, ищем». Лапшу, что мы вешали ему, он бережно перекладывал на уши генералу, но тот не успокаивался и вел себя как младенец: красный, лысый и вечно орёт.

— Жду конкретных результатов, — устало и уже более спокойно заключил Мордюков, и, уже обращаясь ко мне, добавил, — Давай, Яровой. На тебя вся надежда. Занимайся только этим делом. И больше никаким. Понял?

Не успел я и рта раскрыть, как отреагировала Оксана, как обычно, «включив Кобру» — фирменный прищур и холод в голосе:

— Так точно, — отрапортовала она. — Максим Сергеевич только убийством и занимается.

Но в действительности я параллельно копал и суицид Кабана, и исчезновение Столярова. Инкассатор-ветеран будто сквозь землю провалился. Мы уже все поняли, что не найдется. А если и объявиться, то только в виде трупа.

После общей планерки мы с Оксаной ушли к ней. В кабинете запахло свежемолотой арабикой. У нас — свой утренний ритуал. Каждое утро мы пили кофе в ее кабинете и обсуждали рабочие планы.

— Потерпевшая Кухаркина, как ты и думал, без криминального прошлого, проверили родных и близких, все в шоке… ничего сказать не могут, — начала она, ставя передо мной кружку. — И, кстати, пришли результаты судебно-медицинской экспертизы. Скляр подтвердила — травматическое удаление головы прижизненно.

Я поглубже вдохнул горечь кофе. Такое ощущение, что Оксанин кофе одним запахом проникал сразу в мозг и там бодрил нейроны.

— То есть она ещё дышала, когда…

Оксана кивнула:

— И вот что странно — следы на груди жертвы напоминают когти.

— У человека нет когтей, — покачал я головой, потирая затылок.

Что же это за оборотень?

Она сунула мне копию заключения и ткнула пальцем:

— Вот тут глянь.

Я стал читать:

«На груди слева и справа в верхней трети имеются группы параллельных бороздок шириной до 4 мм; края раневого канала ровные, без выраженных дефектов ткани. Морфологически картина соответствует воздействию когтей зверя или ногтей человека. Учитывая показатели прочности кератиновых образований человека, ногти человека, вероятно, не способны сформировать данные повреждения; окончательная верификация происхождения травмы требует экспериментального моделирования на биотканях в ходе проведения дополнительных исследований. Наличие обильной геморрагической инфильтрации по краям раны подтверждает прижизненное нанесение повреждения.»

— Ни хрена не понял, — я озадаченно почесал макушку.

— Ну… В общем, я переговорила с этой медичкой, Анфисой Вадимовной, она пояснила по-русски — похоже на когти, но запросто могли быть и ногти человека. Только очень и очень крепкие.

— Значит, кто-то отрастил себе «маникюр» до размеров стамески, — хмыкнул я. — Или накладные?

— Чего?

— А что? Прилепили себе, крепкие.

— Квадроберы, думаешь? — спросила Оксана.

— Кто? — удивился я. — Ква… кто? Какие боберы?

— Ну, люди такие сейчас есть, они под животных косят, на четвереньках бегают. Могут гавкать даже. Ты что, не знал?

— Ха! От армии косят? — уточнил я. — Их можно забирать тогда в погранвойска, там собачки нужны.

— Нет, мировоззрение, видите ли, у них такое. Самовосприятие, мать их. Все ничего, пусть себе по улицам бегают, но главное, чтобы они на самокаты не пересели.

— И что, реально на четырех конечностях бегают?

— Еще тебя обгонят, — хихикнула Кобра. — Там даже гимнастика есть у них специальная, упражнения, говорят, можно за месяц научиться на четырех костях скакать, как борзая.

— Ха! Человечеству потребовалось несколько тысяч лет, чтобы научиться ходить на двух ногах, а этим достаточно месяца, чтобы повернуть всё вспять. Куда катится мир…

Мы рассмеялись.

Еще пошутили о зверолюдях и решили, что наш подозреваемый — всё-таки не совсем человек. Решили его пока называть «Оборотень». Так, между нами.

— Что вообще потерпевшая там делала, в лесополосе? Выяснили? — спросила Оксана, глядя на фото с места происшествия. — Не приволок же её туда этот… Оборотень.

— Не приволок, — подтвердил я. — Я выяснил, что она работала за городом, на заправке. И после смены часто ходила домой пешком. Жила она неподалёку, но путь лежал через лес. Там её и настигла смерть.

Типичная беда девяностых — короткий путь иногда оборачивается самым длинным, вечностью. Но сейчас другое-то время, но гражданку Кухаркину это не спасло. Однако тут и девяностые, кажется, отдыхают — с подобными убийствами за все свои две жизни я не встречался.