Стародум. Книга 2 (СИ) - Дроздовский Алексей

Они уже дважды бывали в Новгороде, поэтому не удивились гигантским размерам поселения и количеству домов, хотя их вдвое больше, чем на севере.

Самое удивительное — ландшафт.

Киев — это город на горах. Он не плоский, как Новгород, расположенный на равнине, а ярусный, ступенчатый. Самая главная часть города — Старокиевская гора, на которой находятся княжеские дворцы. Детинец расположен дальше, на отдельной высоте. Ещё дальше — Ярославов холм, на котором сияет главное чудо — Софийский собор, рядом с ним храмы поменьше и боярские усадьбы. На Печерском холме — Киево-печерский монастырь, прозванный крепостью духа.

Город, кажется, парит над округой. Подниматься к нему — уже подвиг. С высоты стен и холмов, должно быть, открываются необозримые дали. Чуть ли не весь днепр должен быть виден.

Не зря здесь к власти пришёл Черногор. Правитель девятой ступени силы, управляющий горами, родился в городе на холмах.

— Пойдём, — произносит Никодим. — Мне уже не терпится всё здесь обойти.

— Не думаю, что мне туда можно, — с сомнением качает головой Светозара.

— Почему?

— У нас в Вещем, когда Игнатий в колокола бьёт, у меня кровь из ушей идёт. Если же здесь все эти храмы начнут трезвонить, у меня голова лопнет. Не уверена, что здесь есть место почитателям старых богов.

— Не мели чепухи. Здесь тоже должны быть волхвы.

Глубоко вздохнув, Светозара двигается в сторону города.

— Ладно, пошли, — недовольно замечает девушка. — Но если я начную кровью плеваться — сам будешь меня вытаскивать наружу.

— Не беспокойся. Походим по городу, переночуем, а утром отправимся к себе в Стародум. Не выйдем же мы в дорогу на ночь глядя.

Вдвоём они направились в сторону города.

— Как так получилось, что ты под пол провалился? — спрашивает девушка.

— А это… когда князи схлестнулись, тут я и понял — хана мне. Выход — в другом конце зала, доспехов на мне никаких. Ни убежать, ни уцелеть. Я так отчаялся, что всё получилось само собой. Сначала стою на втором этаже, а потом хоп — и я уже на первом.

— Мы с остальными выбрались через дыру в стене.

— Знаю, видел.

— Кажется, это была чья-то сила, — в задумчивости произносит Светозара. — Всех людей в хоромах разбросало кого-куда. Я помню, как пол вздыбился, подбросил вверх Волибора, а потом этот самый пол исчез, да и всё начало исчезать. Если бы я за тебя не зацепилась, меня закинуло бы чёрт знает куда.

— Хорошо, что зацепилась.

Киев оказался на удивление огромным.

Пройти в город оказалось проще пареной репы. Одинокий стражник у грозных Золотых ворот принял их то ли за купцов, то ли за знатных персон, решивших прогуляться: вряд ли обыкновенные крестьяне стали бы ходить в дорогих одеждах. Он не задал им никаких вопросов, даже внимания не обратил. Киев — слишком оживлённый город, поэтому через врата каждый день курсируют сотни и тысячи человек.

Сразу же за вратами: море контрастов. Наверху — широкие площади, величественные белокаменные храмы, княжеские терема с резными крыльцами. Но стоит спуститься по крутой, грязной тропе, оказываешься в шумном, пёстром котле у реки.

Между холмами и Днепром раскинулся Подол — нижняя, торгово-ремесленная часть города. Кривые улочки, немощёные дороги. Дома тесно жмутся друг к другу, зачастую с мастерскими лавками на первом этаже. На рынке тесно, пахнет сразу всем на свете, кто-то гудит, кто-то кричит.

Никодим остался спокоен к давке только потому, что за последние пару дней привык к Новгороду.

Хлипкие избы стоят бок о бок с широкими хоромами побогаче. Дерево разных цветов: от серых брёвен до золотистого тёса. На их фоне — громадины каменных монастырей с оштукатуренными стенами и крепкими фундаментами.

Ещё дальше причал. Река — та причина, почему здесь вообще возник город. Днепр — его главные ворота, экономическая артерия. На воде — лес мачт: ладьи, струги, насады, плоты. Здесь всё пропитано жизнью и значимостью. Новгород был большим, но Киев — огромен. Толпы людей: горожане, купцы, паломники, дружинники, нищие. Их так много, что по всему городу стоит непрерывный гомон на разных языках: русские, половцы, греки, немцы, евреи; скрип телег, ржание коней. По сравнению с этим Новгород кажется спокойным и упорядоченным.

— Подайте, господин и госпожа, — обращается нищий калека в драной рубахе.

— Пасть захлопни! — рявкает коренастый боярин в дорогой парче. — Убери свои грязные руки!

Приходится петлять в длинных улочках.

Киев выглядит бесконечным.

— Я иду к храмам, — заявляет Никодим. — Игнатий слишком много рассказывал о них, чтобы я прошёл мимо.

— А мне что делать? — спрашивает растерянная Светозара.

— Погуляй где-нибудь.

— Ну уж нет! Мне эта вонь и толкучка вообще не упёрлись.

— Поищи нам пока ночлег, чтобы не пришлось спать где придётся. Тут должны быть места как в Новгороде, чтобы приютить торговцев, которые по Днепру спускаются.

— Ладно…

— Встретимся на закате у того столба.

Девушка уходит к району у причала, а Никодим поднимается к холмам, на которых располагаются многочисленные храмы и соборы. Он никогда не хотел стать свщеннослужителем, как его приёмный отец Игнатий, но массивные каменные постройки манили его всегда. В них ощущаешь себя маленьким, незначительным, прикоснувшимся к чему-то великому.

Так уж вышло, что почти все жители городов — христиане, а в деревнях по большей части проживают почитатели старых богов. Последних намного, намного больше: девяносто восемь частей от сотни. Если во всех городах Руси живёт триста тысяч человек, то в деревнях и сёлах — пятнадцать миллионов. Из всего населения чистые христиане составляют ничтожно-малую часть. Большинство людей склонны поклоняться и тем, и другим: простой люд отказывается так легко менять религию.

Никодим же родился в Новгороде, поэтому принимает для себя только христианство.

Он как никто другой любит церкви.

Поэтому с улыбкой на лице и чувством трепета в груди он направляется к Собору Святой Софи: не только главной святыне Киева, но и всей Руси. Это место ещё называют «небом на земле». Собор возвышается на самой верхней точке города. Тринадцать куполов образуют ступенчатую пирамиду, устремлённую к небесам. Центральный золочёный купол — символ Христа — самый большой. Четыре пониже — Евангелисты, а ещё ниже восемь малых — апостолы и пророки. Толстые стены из плоского кирпича оштукатурены и побелены.

Игнатий говорил, что на соборе множество трещин и подтёков от времени, но перед Никодимом предстала идеально гладкая, красивая постройка.

Войдя внутрь, он попал в грандиозное, наполненное светом пространство. Уходящие ввысь арки и барабаны куполов создают ощущение бесконечности. Главный купол кажется небосводом. И всё это построили люди!

— Пресвятая матерь божья! — вырывается у Никодима.

Он замер на пороге притвора с разинутым ртом. В самом верху — мозаика Христа Вседержителя, сбоку — Богородица «Оранта», гигантская: почти три сажени. Чуть ниже — Евхаристия, причастие апостолов.

Все стены и своды покрыты фресками. Многочисленные сцены изображают Рождество, Крещение, Распятие, Вознесение, деяния Апостолов, Притчи, Пророки, Святые воины Георгий Победоносный и Дмитрий Солунский, фигуры мучеников в полный рост на столпах.

Иконостас, массивные люстры-канделябры, кафедра, алтарь, кадила, десятки масляных лампад, а так же множество деревянных скамей с сидящими на них людьми.

— Имя? — спрашивает у Никодима дьяк, церковный писарь.

— Чьё? — удивлённо переспрашивает парень.

— Твоё. Или друзей, или родных, или жены. Запишем в хартию о здравии.

В Новгороде церковный писарь не приставал к нему с расспросами, здесь же Никодим одет в дорогой кафтан, поэтому сразу привлёк к себе внимание. Пожертвование хотят.

— О нет, — произносит он. — Я просто помолиться.

— Тогда проходи.

Он пришёл в собор как раз к вечерней службе. Обычно в больших городах монахи читают проповеди для прихожан, но здесь особенный случай. За каменным амвоном стоял сам архиерей в фиолетовой мантии с крестом на груди. В его владении вся Киевская епархия, но сегодня, по всей видимости, он решил сам провести вечерню.