Японская война 1905. Книга седьмая (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич

— Ой! — связист неудачно посмотрел на струи пламени, вырвавшиеся из дульного тормоза, и теперь пытался проморгаться.

Новинка — неудивительно, что люди еще не привыкли. Секунд десять связист приходил в себя, выпав из цепочки обмена данными. Впрочем, наблюдателям с шаров тоже нужно было время, чтобы внести точные координаты упавших снарядов и выдать корректировки. Потому что, естественно, с первого раза мы не попали, и со второго тоже, и с десятого… Но разрывы подбирались все ближе к кораблям, которые не выдержали и начали двигаться.

— Явно котлы держали, понимали, что мы их прищучим, — сжал кулаки Брюммер.

Вот оно, его настоящее сражение — началось только сейчас. Враг набирает ход, и уже скоро его пушки начнут пробовать на крепость наши позиции. Заодно по его наводке еще и форты смогут присоединиться. За ночь они вполне могли успеть развернуть и перетащить в сторону города хотя бы часть своих пушек. Тогда-то и станет понятно, кто лучше. С каждой минутой они все ближе — попасть вроде бы становится проще, но вот скорость и маневры сводят на нет все старания Брюммера.

— Я не понимаю, как они собираются к нам подойти! — выдал он через пару минут. — Все их маневры не имеют смысла!

— А если не к нам? — спросил я, и Брюммера осенило.

— Они прорываются! Поняли, что даже если разнесут наши батареи сегодня, то мы достанем их завтра или послезавтра, и поэтому идут в открытое море! Пока еще на полном ходу! Проклятье! — артиллерист вспомнил, что флот Того сейчас держится в отдалении, чтобы не попасть под огонь фортов.

А еще прямо сейчас подбирался к своему пику утренний прилив, открывая часть маршрутов ближе к берегу, которые в любое другое время были бы для американцев недоступны. Они действительно хорошо подготовились, но…

— Неужели они совершенно не понимают, что мы заминировали все подходы к городу? — я смотрел вслед крейсерам.

Пока они шли рядом. Более новый «Марбелхед» сдерживался, чтобы темнеющий частично разобранным корпусом «Чарльстон» не отставал, и так же парой они проскочили Золотые Ворота, и сразу же свернули на север под прикрытие форта Бейкер.

— Все-таки слаженно работают, — Брюммер смирился с тем, что добыча от него ускользнула, но не мог не оценить, как американцы подготовились к этому прорыву. Все форты почти синхронно открыли огонь, отсекая эскадру Того, чтобы сбегающие крейсера успели уйти подальше. Со стороны могло показаться, что у них даже получится.

Но потом был взрыв первой мины. «Марбелхед» словно напоролся боком на риф, завернул в сторону и резко завалился набок. «Чарльстон», несмотря на так и не оконченный ремонт, оказался более удачливым и сумел проплыть на сотню метров дольше, но там его достали сразу несколько подводных взрывов, и он почти сразу начал погружаться под воду… Грустный конец. Причем американцы наверняка все-таки подумали о минах, но рассчитывали-то они на обычные, которые срабатывают от касания, и прилив вполне мог прикрыть от них. При должной удаче. Вот только мы со времени штурма Инкоу перешли на магнитные взрыватели, а они могли замкнуться и когда между миной и кораблем было хоть все десять метров.

— Они умерли в бою, — несмотря на все недоработки американских капитанов, я не мог не уважать их решение. Это же почти наш «Варяг», только без бросивших его на съедение японцам других стационеров.

Мы проводили храбрецов минутой молчания, а потом пришло время продолжать работу. Пользуясь тем, что защитники города пока еще не подобрали никакого противодействия нашим летающим шарам, мы вывели пару поближе к бухте, а потом, дождавшись северного ветра, скинули несколько тысяч листовок на забившиеся в самые дальние углы бухты гражданские корабли.

Очень простое предложение. Либо они перегоняют свои суденышки к причалам острова Маре и передают на осмотр все свои грузы, либо мы считаем их военной целью и начинаем расстреливать. Время на размышления до 12 часов дня, а потом еще более усиленные батареи Брюммера начнут вразумительный огонь, который вправит мозги всем, кто еще будет сомневаться.

Дальше морская часть операции могла продолжаться и без моего участия, так что я прыгнул на свой личный броневик и рванул на север.

— И все-таки не стоило вам самому ездить на передовую! — Лосьев и штаб встретили меня упреком.

Если честно, разумным, я даже спорить не стал, но… Уж больно сложно было принять, что сегодня мы весь день будем работать от обороны. А враг словно специально не спешил на нас давить, провоцируя и дальше самим идти вперед. Раз идется-то. Продолжая сомневаться, я добрался до замаскированной на крыше одного из капитанских домов наблюдательной позиции, чтобы лично увидеть, кто же нам противостоит.

И сразу же стало понятно, что защитники города все-таки пытаются собрать силы. Всех, до кого правдами и неправдами получилось дотянуться. Синие клёши, синие джемперы и белые фуражки — спешенных моряков Тихоокеанской эскадры было видно издалека. Рядом с ними выделялись своими попытками хоть как-то укрыться ребята в широкополых шляпах цвета хаки и оливковых мундирах — это были уже регулярные войска. Чуть дальше перебегали от укрытия к укрытию очень похожие по форме отряды, но даже на расстоянии было видно — более расхлябанные. Присмотрелся, на груди у этих виднелись эмблемы с медведем, и все сразу стало понятно. Национальная гвардия.

— А вот те серьезные кто? — я почти закончил осмотр, когда взгляд зацепился за новый тип ополчения. Одетые в черные мундиры с двойными рядами пуговиц, в них сквозило что-то от моды Гражданской войны — и все вместе это создавало неожиданное ощущение опасности.

— Черные? — Лосьев на всякий случай сверился со своими записями, но ответил почти сразу. — Это полиция. А если увидите кого-то в серых или синих комбинезонах — это добровольцы. Тем выдали форму из профсоюза, вот они и выделяются.

Стало смешно. Нет, с одной стороны, люди перед нами вышли защищать свои жизни, где-то дальше дымили заводы, которые за считанные месяцы смогли сделать для той же Японии тысячи броневиков, но здесь и сейчас… Против нас собрали лишь около 3–4 тысяч человек, и из подвижной артиллерии у них нашлось лишь несколько десятков 76-миллиметровых пушек образца 1897 года.

И то! Они даже не стали маскировать их позиции, и буквально за полчаса подчиненные Брюммера выбили все это великолепие с передней линии, оставив наших противников лишь с ручным оружием и пулеметами. Последних, впрочем, оказалось довольно много. Достаточно, чтобы любой штурм пехоты захлебнулся, даже не начавшись, но… Кто же будет посылать против них пехоту?

— Прикажите Врангелю отправить в обход Вальехо пару рот, — решил я.

Если пойдет тяжело, то вернемся к старой тактике. Но я не сомневался, что барон должен справиться. Броневики принимают на себя огонь, пехота с минометами и артиллерия гасят очаги сопротивления. Пока это работало.

Гордон Фицбург Ли, сколько себя помнил, платил взносы в строительный профсоюз, но только сегодня, 25 сентября 1905 года, большие шишки из друзей мэра Шмитца решили по-настоящему расщедриться.

— Хорошие костюмы выдали, даже подкладка из шерсти, — его сосед Майк Клэнтон с удовольствием щупал свою добычу.

— А шапки не дали? — Гордон вздохнул. — Неужели мэру Шмитцу жалко? Мы же его город защищать идем.

— Вот ты все время жалуешься, — Майк сверкнул широкой улыбкой, с которой затащил в койку уже не один десяток девиц. — Но смотри шире. Вот приплыли сюда русские, вряд ли их слишком много. Значит, мы победим, поможем мэру Шмитцу, а через него и самому Эйбу Рюфу.

Для Майка все было предельно просто и понятно. Есть хозяева города, есть возможность выделиться в их глазах — а это шанс урвать лучшую жизнь, который никак нельзя упустить. Сам же Гордон помнил, что говорил про Авраама Рюфа его дед — сначала тот был консерватором, потом, чтобы подмять под себя рабочих, которых в Сан-Франциско стало слишком много, перешел в лейбористы. Ручной мэр, ручной профсоюз, ручной шеф полиции. Последний совсем новенький. Его предшественник имел наглость отстаивать свое мнение, и Рюф без особых сожалений его выжил.