Я вернулась, чтобы сжечь его дом (СИ) - Сторбаш Н.В.

— А где же отец? — наконец спохватилась я.

— Я послала за ним людей, как только узнала об этой процессии. Он скоро будет здесь.

Глашатай смолк. Я надеялась, что он охрип, но, скорее всего, список даров закончился, и теперь он ждал, пока семья Ли распахнет ворота.

Мы с мамой пошли к парадному входу в поместье. К нам подбежал личный охранник отца и сказал, что господин Ли вот-вот подъедет и что он велел госпоже Ли собрать охрану. Мама распорядилась созвать всех воинов в поместье с оружием и душевными зверями.

Три десятка крепких опытных воинов выстроились в три ряда. С ними прибежал и Тан У, только у него пока ни доспехов не было, ни оружия. Но он уже подписал контракт как охранник и не мог остаться в стороне. Тан У не понимал, что происходит, вертел головой из стороны в сторону и выглядел так, словно в любой момент готов прыгнуть в кусты. Что ж, это лучше, чем если бы он рвался в бой. Скрытому воину удобнее прятаться в тенях, чем стоять впереди строя.

— Что это такое? — послышался голос отца из-за ворот. Ему, конечно, не хватало громкости по сравнению с обученным глашатаем, зато явно чувствовался его гнев. — Почему перед моим домом устраивают представления? Я не давал позволения уличным артистам тут выступать.

— Господин Ли, должно быть, шутит? — прозвенел голос глашатая. — Как это могут быть уличные артисты? Разве господин Ли не видит таблички с именем рода Сюэ? И сундуков с помолвочными дарами?

— Я сейчас же пошлю господину левому министру весть, что какие-то бродячие артисты, прикрываясь его именем, позорят мой дом на весь Линьцзин!

— Господин Ли! — на сей раз глашатай испугался. — У нас есть официальное письмо о помолвочных дарах с подписью господина Сюэ! Разве осмелятся артисты подделывать такие бумаги?

— Не мне решать, на что могут осмелиться артисты, а на что нет. Я знаю только одно: будучи главой семьи Ли, я не получал от семьи Сюэ сватов с предложением о помолвке, не давал дня и времени рождения моей дочери, не видел гороскопа с предсказаниями астрологов. Разве мог господин Сюэ, будучи левым министром и зная все законы Поднебесной, поступить так опрометчиво? Разве мог добрый друг так оскорбить мой род?

— Но, господин Ли…

— Прошу прощения у соседей и жителей города Линьцзин за шум и беспорядок, устроенный какими-то бродягами у моего дома. Я сейчас же прогоню их!

Мама подняла руку, ворота поместья медленно распахнулись. Наши воины вышли на улицу и начали разгонять торжественную процессию. Они смели красные сундуки с драгоценными шелками, разрубили столы, поколотили слуг и глашатая, потом кое-как побросали обломки и потрепанные дары в повозки и вытолкали их с нашей улицы.

Отец все еще был одет в парадные одежды чиновника первого ранга: на голове громоздилась высокая «шапка мудрецов», по плечам струился широкий халат глубокого фиолетового цвета, длинные рукава закрывали кисти и пальцы, на поясе переливались блеском золотые пластины, при каждом шаге звенели нефритовые подвески. Один его вид внушал уважение и трепет.

Поэтому когда отец снова поклонился и попросил прощения у обманутых зрителей, никто не осмелился ему и слова поперек сказать. Люди тоже кланялись, проклинали беспутных артистов, что ввели добрых горожан в заблуждение, извинялись, что не распознали обман сразу и не прогнали мошенников сами. Кто-то даже спросил, не напугалась ли юная госпожа Ли, услышав про фальшивую помолвку.

— Я, господин Ли, как правый министр и чиновник первого ранга, непременно доберусь до зачинщиков этого обмана и накажу всех виновных, — заверил их отец. — Не стоит беспокоиться! Правосудие обязательно восторжествует!

После этого отец вернулся в поместье вместе с охраной. Стоило воротам закрыться, как его улыбающееся лицо вмиг помрачнело и исказилось от гнева. Он молча прошел мимо нас с мамой, не сказав ни слова, и скрылся из виду.

— Отец! — воскликнула я и хотела побежать за ним, но мама удержала меня.

— Подожди. Ему нужно немного времени, чтобы отдышаться. Лучше давай сходим на кухню. Я заварю ему жасминовый чай, а ты соберешь закуски.

Мама была права. Отец только что в одиночку выиграл битву, не обнажив меча, но потратил на это немало душевных сил.

Поэтому мы отправились на кухню, где мама раздала указания слугам. А пока мы ждали, пока заварится чай, главная кухарка подошла к нам и неуверенно спросила:

— Госпожа, мы чего-то не поняли. Так наша юная госпожа выходит замуж или нет? Это вправду были уличные артисты?

Все кухонные работницы сразу навострили ушки, прислушиваясь к нашему разговору.

— Семья Ли пока не встречала сватов для Ялань. Уж кто-кто, а вы должны это знать! Разве я не велела бы подать праздничные угощения для них?

— А ведь и впрямь, — всплеснула руками кухарка. — А я-то, глупая, уши развесила! Слушала да радовалась, какие подарки щедрые! А это все обман. Бедная юная госпожа! Вон чего она так перепугалась! Бледненькая какая!

Расчувствовавшись, кухарка даже всплакнула.

— Ничего-ничего! — она решительно утерла слезы фартуком. — Вот придут настоящие сваты, еще лучше подарки принесут. Вот увидите! Вот и чай для господина готов. Может, юная госпожа пожелает чего-то вкусненького? Только скажите, мы всё сготовим!

Мама ласково коснулась плеча кухарки и тут же убрала руку:

— Не нужно. Готовь всё так, как обговаривали.

Мамина служанка подхватила поднос с чаем и закусками, и мы медленно пошли к покоям отца. У самого порога мама забрала поднос, отправила служанку обратно, кивнула, чтобы я открыла дверь, и мы вошли внутрь.

Передняя комната была полностью разгромлена. Всюду лежали осколки ваз, обломки дорогой мебели и обрывки свитков с редкой каллиграфией. Вечно невозмутимый Мовэй громко хлопал крыльями и издавал резкие гортанные звуки, кажется, сейчас я впервые услышала голос душевного зверя отца.

Осторожно переступая через обломки, мама прошла к кабинету, вновь кивнула мне на дверь. Я постучала.

— Дорогой муж, мы принесли тебе чай, — негромко позвала мама.

— Входи.

Отец сидел на любимой софе, задыхаясь от недавних усилий. Его лицо покраснело и сильно вспотело, шапка мудреца сбилась набок, а тонкие шелковые рукава были изорваны. Словно не замечая всего этого, мама ловко поставила поднос на маленький столик, наполнила чашку и подала отцу, после помогла снять тяжелый головной убор и платком стерла капли пота со лба папы.

— Как он посмел? — без капли гнева, но с бесконечной усталостью спросил отец. — Линсу, я ведь его знаю лет сорок. Мы с ним в один год сдавали экзамены, в один год поженились… Сколько раз мы пили вместе, отмечая то его повышение ранга, то мое! Когда я добрался до первого ранга, он без тени зависти поздравлял меня и поднимал чашу за мой успех. Почему же он решил разрушить нашу дружбу? Ради второго сына? Скажи, Линсу, может, ты углядела в юном Сюэ неизгладимую любовь к нашей Ялань? Может, в его сердце пылает настолько горячая страсть, что он теперь жить не может без Орхидеюшки? Только это может хоть как-то объяснить оскорбление моего рода.

Я раскрыла было рот, но мама взглядом велела мне молчать.

— Теперь уже и мне кажется, что похищение устроил Сюэ, неважно, какой именно. Но что им нужно от Ялань, чтобы ради нее осмелиться оскорбить меня? Может, есть что-то особенное в лавках и землях, которые я собирался дать ей в приданое?

— Возможно, что ничего особенного там и нет, — мягко прошептала мама. — Просто он не ожидал, что из-за каприза пятой дочери ты отвергнешь столь выгодный брак. Мне всегда казалось, что господин Сюэ слишком сильно уповает на разум, отвергая голос сердца. Сам бы он не посмел отказаться от предложения, попав в подобную ситуацию, поэтому не предполагал, что такой мудрый и рассудительный человек, как господин правый министр, поступит иначе. Он думает, что знает всему цену, но не понимает истинной ценности некоторых вещей.