Уверенность юноши мне импонирует, да и условия вполне подходящие, поэтому просто протягиваю ему ладонь.
— Подходит! Сделаешь, как говоришь, и получишь, что просишь!
Часть 2
Глава 3
Середина января 1264 года
В зале Земского собора так жарко, что, несмотря на мороз, окна распахнуты настежь. В отличие от Палаты князей, это здание новое. Построено всего пятнадцать лет назад на Преображенской площади. Окна здесь и пошире, и повыше, да и не глухие, как в кремле. Можно и открыть, коли охота.
Закон о новом военном сборе вчера был принят Палатой князей, но для того, чтобы он вошел в силу необходимо, чтобы его утвердил и Земский собор. Я сам устроил эту двухпалатную систему, сам теперь вот и расхлебываю.
Как только председатель Собора прочел все пункты закона, зал буквально взорвался.
— Князю дай, Орде дай! Теперь сверху еще хотят! Нет уж, хватит! — Несется отовсюду.
Те, кто стоят поближе, орут непосредственно мне.
— Ты, Фрязин, когда в Союз заманивал, другое нам обещал!
Гвалт стоит несусветный, и я людей понимаю. Платить-то им, а не князьям. Даже больше скажу, я именно такой реакции и ожидал, и готовился к этому заседанию, как к настоящему сражению.
Закон о новых военных сборах, далеко не новость, слух о новых налогах гуляет по городу уже давно. Все депутаты слышали его не раз, и отношение к нему у большинства негативное. Сегодня, идя на заседание Собора, многие были настроены дать мне решительный бой. Ведь коли новый налог пройдет, им за это в родных городах придется ответ держать, и спросят там сурово. Так что большая часть депутатов приготовилась не поддаваться ни на какие уговоры и, можно сказать, стоять насмерть, только чтобы закон провалился.
Сейчас я сижу на трибунном возвышении и, не вслушиваясь в отдельные выкрики, пропускаю все, как один сплошной белый шум, но вот откуда-то из ближних рядов звучит громкий напористый голос.
— Неужто вам крови народной не жалко, все пьете и пьете ее, словно упыри окаянные!
Эта фразу я сам придумал, и кричит ее мой человек — депутат из Рязани Ивашка Федул.
Нахожу его глазами в толпе и, зычно перекрикивая общий гвалт, тыкаю конкретно в него.
— А ну ты, кто про кровь обмолвился, выдь-ка сюда!
Ивашка напоказ боязливо жмется в толпу.
— А чего я⁈ Я тока правду…
Обрываю его полуслове.
— Да, не боись! Выходь ко мне, ничего с тобой не случится!
Ивашка поднимается на возвышение, где сидят председатель, выборные именитые люди, ведущий запись дьяк, и я.
Встаю со своего места и выхожу ему навстречу.
— Как звать, величать, откуда будешь? — Встречаю его вопросом, и тот живо и громко тараторит.
— Ивашка я, сын Федулов! Торговый гость из Рязани.
Едва выслушав его, тут же обвожу взглядом весь зал.
— Вот, Ивашка про кровь вспомнил, тока забыл сказать, что уж лет десять, не меньше, как не видала Рязань большой крови! А с той поры, как войско с Западного похода воротилось, так и вся Земля Рязанская не видела боле ни единого татарина. Ни одного набега лет пять уж! Это так по-твоему я кровь народную пью⁈
Федул сжался с испугом.
— Да, нее! Не о том я!
— А я о том! — Нахожу в зале депутата из Нижнего Новгорода и тычу в него. — Вот ты, нижегородец скажи, когда последний раз ордынцы твой город жгли⁈
Тот мнется.
— Чей-то не припомню враз!
— Слышали⁈ — По театральному эффектно обвожу рукой зал. — Нижний не помнит! А вы⁈ Кто из вас вспомнит, когда за последние пять лет на его город ордынцы набегом заходили⁈ Ежели есть такой, то пусть выйдет сюда ко мне!
Зал молчит, и я удовлетворенно хмыкаю про себя.
«То-то же!»
За последние десять лет, действительно, степная граница успокоилась, только заслуги моей армии тут нет никакой. Эта грозовая тишина следствие совсем других факторов. Сначала большая междоусобная война между монгольскими кланами за власть, затем Западный поход, бросивший разрушительную степную силу на Европу, а после снова война между монгольскими ханами. Одни делили трон в Каракоруме, другие — провинции Закавказья. В общем, недосуг было монголам заниматься Русским улусом, вот и все, слишком уж увлеченно они резали друг друга.
Хотя, если уж честно, моя доля участия в тишине на пограничье все же есть. Именно я сманил монголов в Западный поход, и именно я убедил Батыя обеспечить безопасность торговли на Волге. С того дня доход с Русской торговли в казне Золотоордынских ханов стал настолько ощутим, что им просто невыгодно зорить волжские города.
Впрочем эти факторы, конечно же, второстепенны. Главный — это бесконечная гражданская война от Керулена до Волги, пожирающая как Молох лучших монгольских воинов.
Я это знаю, но делиться своими знаниями ни с кем не собираюсь. Мне нужно протащить новый налог на армию, и для этого я не собираюсь стесняться в средствах. Расширение Союза на юг неизбежно приведет к столкновению с Ордой, а для этого необходимо, как минимум, кратное увеличение армии, или Земля русская кровью умоется.
Демонстративно стою и жду ответа, но никто, конечно же, не выходит. Довожу паузу до критического накала и продолжаю:
— А сказать вам, почему вы живете в тишине и покое⁈ Сказать⁈ — Обвожу требовательным взглядом потные красные лица. — Да, вы и сами знаете! Потому что войско Союзное на границах Руси покой ваш бережет!
— Дак мы за то в казну союзную сполна уплатили! — Выкрикнул из толпы какой-то ражий мужик. — Мы не против прежних налогов, так ты ж сверху требуешь!
Вцепляюсь в него жестким взглядом.
— Да, уплатили, кто ж спорит! Тока раньше границы Союза на юге по Оке стояли, а ныне к Новгород-Северскому вышли! Раньше вы по Волге и до Нижнего-то боялись ходить, а нынче без страха плывете аж до Гиляни. Все это дается не даром, за покой и безопасность надо платить. На Волге надо крепости строить, по южной границе тож! И везде нужны воины, ибо стены без воинов — это просто камни, а не крепости. За те деньги, что вы дали, я набрал воинов, одел их, вооружил, а какой страх они на врагов наших наводят, вы и сами знаете! Славно воюют наши воины, как древние богатыри сдерживают они накаты степных разбойников, только мало их, а степь огромна! Бродят в ней тыщи и тыщи голодных степных волков, да все на нашу Русь алчно поглядывают. Следят наши дозоры на кордонах за недругами и доносят мне: «Собираются в Степи тучи грозные да черные! Коли не сготовимся ко времени, быть беде! Заполыхают города Русские, погонят в полон ироды окаянные наших баб да детишек!»
Замолкаю и смотрю на лица в толпе. Вижу народ проняло.
«Неплохо ты задвинул, — с удовлетворением хвалю самого себя, — пожалуй, теперь можно и голосовать!»
Уже собираюсь дать знак председателю, но тут из ближних рядов протиснулся вперед невысокий крепкий мужичок в бобровой шапке.
— Вижу, пужать ты мастер, консул! Тока ведь и мы не дети! Чай повидали жизни, а ты нам песни поешь, как гусляр какой. Мы про тучи эти черные сызмальства слышим, нас ентим не напужать. — Он вытянул голову вверх и оглянулся назад на толпу. — Верно я говорю, люди добрые⁈
Испуганно притихший было зал, вновь ожил.
— А шо! Верно он баит!
— Чаво нас пужать, мы уж пуганые!
— Отбивались ране и ныне отобьемся!
Вижу настроение депутатов меняется прямо на глазах и надо что-то делать. Закавыка возникла непредвиденная, но и я не лыком шит. Работать экспромтом мне не привыкать.
Подхватываю последнее слово и бросаю его обратно в толпу.
— Отобьетесь, говорите⁈ — Мой крик заставляет зал утихнуть, и я продолжаю уже более спокойно. — А ну, давайте проверим!
Тыкаю в крепыша, который всех взбаламутил.
— Откуда ты такой говорун, как кличут?
Тот с вызовом встречает мой взгляд.
— С Костромы я! Люди добрые Петром Птахой зовут.
Поднимаю глаза и с улыбкой обвожу зал.
— Теперь понятно отчего он такой смелый. Ежели беда какая, так он ширк крыльями, и улетела Птаха в теплые края.
