Инженер Петра Великого 5 (СИ) - Гросов Виктор

Вечером я разыграл второй акт спектакля. Зная, что Алексей находится в зале, я устроил там «рабочее совещание» с Магницким и де ла Сердой. На большой стол легли донесения с Урала, карты и, главное, вещественные доказательства, захваченные Орловым: английские монеты, немецкий компас и план местности с пометками на латыни. Я не с царевичем говорил, а как бы «мимо него», обсуждая ситуацию со своими соратниками.

— Представляешь, Леонтий, какая подлость? — говорил я, перебирая бумаги. — Англичане и шведы платят своим шпионам, чтобы наши солдаты на границе остались с голыми руками. Эти люди, что мутят воду на уральских заводах, получают плату не в русских рублях. Их ведут образованные, знающие языки офицеры. Демидов жалуется, а мы из-за этого простоя не можем отправить пушки в полк князя Долгорукова. Чем он будет встречать орду в следующем месяце — одному Богу известно.

Алексей перестал делать вид, что читает. Он слушал. Каждое слово разрушало привычную картину мира. Он ушел к себе в комнату раньше обычного, ничего не сказав.

Той ночью он не спал. Позже Любава рассказала мне, что видела свет в его окне до самого рассвета. Как потом выяснилось, он лихорадочно перечитывал письма из Москвы от своих сторонников, где ему писали о «богопротивном бароне, губящем Россию». Он отчаянно пытался найти в них подтверждение своей правоты, зацепиться за привычные идеи. Но факты, которые он увидел и услышал — свидетельство боевого полковника, иностранные монеты, донесения — вступали в жестокое противоречие с тем, во что он так хотел верить.

Его мир трещал по швам. Он все еще ненавидел меня, зато теперь эта ненависть перестала быть простой.

* * *

Пока в Игнатовском разворачивались тихие психологические баталии, на Урале, за тысячи верст, шла настоящая, кровавая война. Позднее я узнал, что получив мой пакет с инструкциями, Нартов обрел второе дыхание, ведь именно нечто подобное он и хотел воплотить в жизнь, а тут как раз и мои пояснения, которые дают уверенность и не дают ложных путей. Он собрал лучших литейщиков и разложил перед ними мои эскизы, начал объяснять. Он говорил о физике процесса: о том, как жидкий фосфор, словно масло в воде, поднимется вверх и уйдет в специальные «карманы»-прибыли, очищая основную массу металла.

Первая попытка, однако, обернулась неудачей. Форму, сделанную из местной, некачественной глины, все же немного «повело» от чудовищного жара, и геометрия отливки была нарушена. Демидов уже готов был махнуть рукой, но Нартов проявил дьявольское упрямство. Он не стал выбрасывать почти испорченную деталь. Запершись в цеху на двое суток, он сконструировал специальную расточную головку и лично, почти на ощупь, довел внутреннюю поверхность цилиндра до идеала. Эта выстраданная, спасенная из брака деталь стала его личным триумфом. Он доказал — и Демидову, и себе — что гений инженера способен победить даже самую упрямую материю.

Одновременно с этой тихой производственной победой капитан Орлов вел свою, куда более громкую войну. Выжав из пленного немца-диверсанта все, что можно, он получил обрывки информации о сети связных. Вместе с лучшими следопытами Демидова он устроил на Урале настоящую облаву, вычисляя и выбивая ключевые звенья. Развязка наступила у старой переправы через реку Чусовую. Загнав ядро диверсионной группы в ловушку, Орлов понял, что живыми они не сдадутся.

— Вылезай, сволочь! — крикнул он, прячась за валуном. — Поговорим!

— С мертвецами не разговаривают, русский пес, — донеслось в ответ на ломаном немецком.

И тут же из-за деревьев ударили выстрелы. Завязался короткий, яростный бой. В этой перестрелке один из парней Орлова, молодой Гришка, его первый помощник, получил смертельную рану в грудь. Падая, он успел выстрелить и уложить одного из нападавших. Орлов, рассвирепев, поднял своих людей в атаку и лично пристрелил главаря диверсантов.

Весть об этом принес третий гонец. Он привез два письма. Одно — от Орлова, короткое, злое, с именами погибших и сухим отчетом о ликвидации. Второе — от Демидова. Когда я развернул его, я ожидал увидеть что угодно: отчеты, просьбы, новые условия. Но на листе было лишь несколько скупых фраз, написанных хозяйским почерком.

'Петр Алексеевич.

Твой механик — дьявол. Зверь твой заработал. Металл будет.

Орлов твой — цепной пес, каких я не видал. Но хорош. Свое дело знает.

Эти твари пришли за Уралом. За всем. Это наша общая война.

Жду твоего человека по охране. Старые методы здесь больше не годятся.

Демидов'.

Я долго смотрел на эти слова. В них было какое-то признание меня равным. Наш странный, вынужденный союз, начавшийся с недоверия и шпионажа, был окончательно скреплен общей победой, кровью и осознанием общего, смертельно опасного врага.

Я подошел к шкафу, где хранил личные дела своего маленького «Охранного полка». Есть у меня кандидат — очень подходящий.

Глава 18

Уральская лихорадка схлынула, оставив после себя горькое послевкусие победы и горы бумаг. Идея о том, кого послать на Урал радовала — хорошо, что я все же веду записи.

Сейчас же мой стол в конторе превратился в поле битвы иного рода: отчеты Нартова о новой стали, донесения Брюса о шведских верфях, сводки Демидова и путаные доклады приказчиков о нехватке угля схлестнулись в неравном бою. В этом бумажном потоке я попросту тонул. Попытки привлечь Магницкого были не столь успешны — мой гениальный математик видел лишь цифры, упуская стратегическую суть. Нанятый из столицы толковый дьяк и вовсе захлебнулся через три дня, не в силах отделить зерна от плевел. Мне срочно нужен был рукастый и толковый помощник. Я сам стал узким местом, тромбом в артерии собственной системы.

Решение пришло случайно. Проходя мимо библиотеки, я застал за работой Изабеллу. Склонившись над столом, она разбирала запутанную родословную одного из боярских родов, присланную Брюсом (семья де ла Серда плотно обосновалась в моей усадьбе). На листе бумаги она вычерчивала сложную схему связей, браков и взаимных обязательств. Она видела систему — то, о чем мечтал Яков Вилимович. В этот миг в голове родилась интересная мысль, как будто в сложном механизме наконец встала на место недостающая шестерня.

— Баронесса, не отвлекаю? — я остановился на пороге.

Она подняла голову, удивленно моргнув.

— Что вы, Петр Алексеич. Напротив. Разбираю эту паутину интриг. Весьма занимательное, но, боюсь, бесполезное занятие.

— Возможно, самое полезное, — я прошел в комнату. — У меня к вам деловое предложение. Мне нужен человек, способный видеть такие же паутины, но в донесениях, а не в родословных. Я предлагаю вам возглавить мою… назовем это «Сводной палатой». Стать моим личным референтом, если хотите. Человеком, который будет видеть все и докладывать мне только суть.

Она заметно напряглась, пытаясь понять, куда я клоню.

— Это не женское рукоделие, — продолжил я, глядя ей прямо в глаза. — Это тяжелая, порой нудная, но чрезвычайно важная работа. Вы будете знать столько, сколько не знает и половина царедворцев. И от ваших выводов будет зависеть очень многое.

Она молчала, зато в ее глазах разгорался огонь, чистый восторг человека, которому после долгого заточения наконец предложили дело, достойное его ума и способностей.

— Я… я согласна, Петр Алексеич, — выдохнула она, и щеки ее залил румянец. — Сделаю все, что в моих силах.

С того дня все изменилось. Изабелла с головой ушла в работу, оказавшись гениальным аналитиком. Да, в сложных технических моментах, она не справлялась (тут только Нартов словил бы суть за секунду), зато во всей остальных делах — я даже смог чуть свободнее вздохнуть. Ярче всего ее талант блеснул через неделю, когда я принес ей три, на первый взгляд, никак не связанных документа: жалобу капитана архангельского порта на отвратительное качество корабельных канатов, рвущихся на штормах; донесение нашего торгового агента о резком, необъяснимом повышении цен на лучший деготь в Вологде; и перехваченное Брюсом письмо шведского артиллериста, где тот хвастался новым, более мощным и едким порохом.