Инженер Петра Великого 9 (СИ) - Гросов Виктор

Алексей нахмурился. Его юношеский максимализм, помноженный на веру в мои «чудеса», требовал простых и громких побед. Он еще не понимал, что настоящая сила — в умении строить системы, где враг становится выгодным партнером. Алексей уже открыл рот для гневной отповеди, но в этот момент в зал вошел адъютант Брюса и протянул ему запечатанный пакет. Внезапное появление адъютанта, прервавшее наш спор, подарило мне несколько драгоценных секунд. И тут до меня дошло: я упустил что-то важное. Воспитывая в Алексее государственника, я научил его мыслить масштабно, но не научил главному — чувству меры и пониманию последствий.

— В Европе закончилась война за испанское наследство, — недовольно произнес Брюс.

Новость о мире в Европе, принесенная Брюсом, меня не заинтересовала. Алексей, раздраженный тем, что его имперский порыв прервали, махнул рукой.

— Да что нам до их испанских дрязг, Яков Вилимович? Пусть хоть все там друг друга перережут. Нам Крым брать надобно.

Я и сам был готов отмахнуться. Мои мысли были далеко — в дымных цехах Игнатовского, в чертежах бинарного снаряда, в пыльных степях под Перекопом. Да и нужно придумать как ускорить стройку «железки». Какое мне дело до того, что французский король и австрийский кайзер наконец поделили какой-то там трон?

Но что-то в этой новости резануло слух. Мелкая, незначительная деталь, выбивающаяся из общей картины. Нестыковка. Трещина, заметная только мне. Я повернулся к Брюсу, все так же задумчиво и недовольно смотревшему на депешу.

— Яков Вилимович, позвольте полюбопытствовать… сколько она шла, война-то эта?

Брюс удивленно поднял на меня взгляд. Вопрос был странным, неуместным. Алексей бросил на меня недоумевающий взгляд.

— Шестой год пошел, — ответил Брюс, чуть пожав плечами. — Англичане с австрияками знатно потрепали французов. Людовик запросил мира. А с чего такой интерес, барон?

Шесть лет.

А в моей памяти, эта война была кровавой язвой, терзавшей Европу больше десятилетия. Если не ошибаюсь, десять, а то и все двенадцать лет тотальной бойни, которая обескровила Францию, разорила Испанию и надолго вывела их из большой игры. А здесь — шесть. Закончилась. Почти вдвое быстрее.

Языки пламени плясали в камине. Почему изменился ход истории? Евле? я всего лишь сжег один завод. Выбил одну фигуру с доски. Я толкнул одну костяшку домино, и теперь, спустя годы, волна докатилась до меня. Неужели мир со шведами и турками на условиях России мог как-то повлиять на разборки европецев?

Сам того не желая, не ведая, я перекроил всю мировую историю. И это «улучшение» несло смертельную угрозу. Европа, не истощенная долгой войной и не зализывающая раны, была полна сил. Да, война их знатно потрепала, но и научила многому. Десятки тысяч ветеранов, которым в моей реальности было суждено сгнить в полях Фландрии, теперь остались живы. Сотни полководцев, не сложивших головы под ядрами, готовы были вести их в бой.

— Петр Алексеевич? Учитель, что с вами? — голос Алексея вырвал меня из оцепенения.

Я повернулся. Они оба — и Алексей, и Брюс — смотрели на меня с тревогой.

— Барон? — подал голос Брюс. — Что вы увидели в этой депеше, чего не вижу я?

Я медленно повернулся к Алексею.

— Вот, Алексей Петрович. Ты хотел идти на Царьград? А Царьград уже сам мжет к нам прийти. Вся Европа может.

Глава 20

— Поясни, барон, — в голосе Якова Вилимовича прорезалась тревога. — Каким образом их внутренние дрязги касаются нас?

Мысли в голове неслись вскачь, но озвучил я лишь то, что они были способны принять.

— Война в Европе закончилась слишком быстро, Яков Вилимович. Подозрительно быстро. Их казна не истощена дотла. Десятки тысяч закаленных в боях солдат, которым было суждено сгнить в полях Фландрии, теперь живы. Европа не зализывает раны — она полна сил, злости и, что самое страшное, опыта. А теперь у них появился общий враг, который пострашнее любого французского короля. Мы.

Кажется я сумел донести до него, что в Европе что-то намечается.

Первая неделя в подворье Морозовых превратилась в лихорадочную гонку, попутно мы пытались наладить управление с Игнатовским. Становым хребтом всей системы должен был стать телеграф. Донесения из Игнатовского я ждал с нетерпением. И наконец дождался.

Сначала — эйфория. Доклад от Федьки, оставленного за главного, был краток: насыпь доведена, столбы врыты, медный провод натянут. Самая грязная часть работы позади. Я уже мысленно отдавал приказы, управляя производством через сотни верст. Но эйфория испарилась, стоило мне вскрыть второе письмо.

Первая же попытка передачи сигнала обернулась катастрофой. Импульс бесследно растворился, не пройдя и десятой доли пути. Ответный сигнал умер так же бесславно. Как я понял, сигнал слабел с каждой верстой, вязнув в самой толще меди. Неумолимый и безжалостный закон Ома в действии. Простая физика, которую я в горячке великих планов попросту упустил из виду.

— Что ж, — я скомкал донесение. Магницкий с Нартовым как раз ждали известий по телеграфу, были в курсе что со дня на день работы будут завершены. — Задача усложняется. Андрей Константинович, Леонтий Филиппович, — под скрип пера Изабеллы я начал диктовать ответ, — прекратить попытки пробить линию напрямую. Сосредоточить все силы на разработке промежуточных усилителей сигнала.

Я начал описывать им принцип работы электромагнитного реле: катушка, якорь, контакты… и осекся на полуслове, прохаживаясь по кабинету. Мозг лихорадочно просчитывал варианты, и каждый упирался в глухую стену. Автоматическое реле… Господи, о чем я вообще думаю? Для этого нужны катушки с тонюсенькой, изолированной шелком или лаком проволокой. Нужна прецизионная механика, пружинки, юстировка контактов с точностью до волоса. Я могу нарисовать схему, но не могу с нуля создать отрасль точного приборостроения. Это годы, которых у нас нет.

Я остановился у окна. Годы… Пока мы будем ковыряться с этими реле, нас раздавят. Должен быть другой путь. Проще. Грубее. Решение «на коленке». Как решали подобные задачи раньше? Сигнальные башни, костры, семафоры… Всегда была цепь. Цепь постов. Цепь людей, передающих сигнал дальше.

Гонцы. Цепочка гонцов от станции к станции…

А что, если гонец — это электрический импульс? А станция и есть усилитель?

— Стоп. Изабелла, все отставить, — резко обернулся я. Перо замерло над бумагой. — Пиши новое распоряжение. Срочное.

Схватив со стола чистый лист, я начал быстро набрасывать схему. Рисунок был грубым: караульная будка, стол. На столе — Вольтов столб, ключ-замыкатель и и детектор сигнала. Как солдат поймет, что пришел слабый, умирающий импульс? Электромагнит! Я знаю, что ток создает магнитное поле. А что реагирует на магнитное поле? Обычная магнитная стрелка. Компас!

В этом мире компасы — уже не диковинка, их используют штурманы. Простейший гальванометр! Господи, да это же элементарно!

— Слушай и записывай, — я снова зашагал по кабинету, теперь уже чеканя шаг. — Первое: вдоль всей трассы, через каждые двадцать верст, немедленно поставить караульные будки с печами для обогрева. Второе: в каждой будке установить пост. На посту — один гвардеец, один Вольтов столб и одно «сигнальное устройство».

Я бросил на стол Изабелле свой набросок.

— Устройство такое: берется обычный мореходный компас. Прямо поверх стекла, вдоль линии «север-юг», крепится виток провода от основной линии. Когда из Петербурга пойдет сигнал, даже самый слабый, ток в проводе отклонит стрелку компаса. Это и есть приказ! Третье: задача гвардейца — не спать и смотреть на стрелку. Как только стрелка дернулась — немедленно замкнуть ключ своей батареи, послав свежий, мощный импульс дальше, на следующий пост!

Я остановился, переводя дух, и посмотрел на ошеломленную Изабеллу. А можно и усовершенствовать, сделать любое движение компаса звуком, но это уже потом.