Инженер 1: паровая империя (СИ) - Тыналин Алим

Достал из шкафа чистый мундир. Вчерашний, с рубахой, висел на спинке стула, помятый, запыленный, с пятнами от работы.

Оделся, застегнул пуговицы, поправил воротник. Посмотрел на себя в зеркало еще раз. Теперь я выглядел как положено офицеру-дворянину. Только руки выдавали, но их не спрячешь, да и незачем.

Глянул в окно. Солнце стояло уже высоко, значит, около девяти утра. Проспал прилично, но после трех бессонных ночей это простительно.

Желудок напомнил о себе голодным урчанием. Завтрак. Нужно позавтракать, а потом обойти все палаты, проверить системы перед завтрашней инспекцией.

Вышел из комнаты, направился в офицерскую столовую. По дороге встретил санитара, тащившего ведра с водой.

— Здравия желаю, ваше благородие! — санитар поставил ведра, вытянулся.

— Здравствуй, служивый. Как дела в палатах?

— Да все спокойно, ваше благородие. Больные не жалуются, воздух свежий. Говорят, дышать стало легче.

Хорошие новости. Значит, системы работали исправно.

В столовой застал нескольких младших лекарей, завтракающих кашей и чаем. Они поздоровались, я ответил, сел за свободный стол. Дежурный денщик принес тарелку с горячей гречневой кашей, ломоть черного хлеба, стакан чая.

Ел молча, слушая разговоры за соседним столом. Лекари обсуждали вчерашнего больного, которому ампутировали ногу. Операция прошла успешно, но прогноз неясен, все зависит от того, начнется ли заражение.

Допил чай, поднялся. Нужно идти осматривать палаты.

Коридор госпиталя встретил привычным утренним затишьем. Где-то вдали слышались приглушенные голоса санитаров, скрип половиц под чьими-то шагами, изредка стон из палат. Запах карболки смешивался с запахом свежего хлеба, в кухне пекли булки для больных.

Я шел по длинному коридору, мысленно проверяя список дел. Первая палата, надо осмотреть все воздуховоды, проверить герметичность стыков. Вторая и четвертая, там надо убедиться, что восстановленные участки держатся надежно. Третья, она и так в порядке, но все равно проверить. Пятая, самая свежая, там особенно внимательно…

— Александр Дмитриевич?

Я остановился, услышав знакомый голос. Обернулся.

Глава 19

Обвинения

В десяти шагах от меня стояла Елизавета Андреевна. Она несла поднос с медикаментами, несколько склянок, бинты, небольшая чашка с какой-то мазью. Одета в простое темное платье, поверх белый передник сестры милосердия. Волосы убраны под чепец, но несколько светлых прядей выбились, обрамляя лицо.

Лицо усталое. Под глазами тени, губы бледные, но взгляд внимательный, изучающий.

Мы смотрели друг на друга несколько секунд молча. Я вспомнил нашу последнюю встречу, ее холодный тон, ледяной взгляд, слова о том, что она ошиблась во мне. Тогда я чувствовал себя виноватым, пристыженным. Теперь же…

— Елизавета Андреевна, — произнес я, кивнув в знак приветствия. — Доброе утро.

Она медленно приблизилась. Остановилась в двух шагах, поставила поднос на подоконник. Посмотрела на меня пристально, изучающе.

— Доброе утро, Александр Дмитриевич, — голос ее звучал тихо, без прежней холодности, но и без особой теплоты. Нейтрально. — Вы… хорошо выглядите. Отдохнули?

— Выспался, — ответил я. — Впервые за несколько дней.

Пауза. Елизавета перевела взгляд на мои руки. Я не носил перчаток, зачем, если все равно предстоит осматривать палаты, лазить под потолок?

Ее глаза расширились, увидев ссадины, царапины и мозоли.

— Ваши руки… — она шагнула ближе, протянула руку, но остановилась, не коснувшись. — Александр Дмитриевич, что с вашими руками?

Я посмотрел на свои ладони. Мозоли, царапины, въевшаяся грязь.

— Работал, — просто ответил я. — Вместе с плотниками и жестянщиками. Делали воздуховоды.

— Вы… сами? — в ее голосе прозвучало удивление. — Но вы же офицер…

— А что в том предосудительного? — я пожал плечами. — Дело есть дело, чины здесь ни при чем. Нужно восстановить систему за четыре дня, значит, работают все, кто может держать молоток.

Елизавета молчала, глядя на меня. В ее взгляде читалось что-то новое, не холод, не отчуждение. Что-то другое. Уважение? Удивление?

— Не ожидала, — наконец произнесла она тихо. — Обыкновенно господа офицеры только приказывают. Сами же в стороне держатся.

— Я не обыкновенный, — усмехнулся я. — И привык отвечать за свои слова делом. Иначе какой смысл требовать от других?

Пауза затянулась. Мы стояли в коридоре, и я вдруг остро ощутил ее присутствие. Запах лаванды от ее платья. Усталость в глазах, значит, дежурила всю ночь. Легкую дрожь в руках, когда она поправила выбившуюся прядь волос.

— Александр Дмитриевич, — заговорила она, понизив голос, — простите меня за ту холодность. После той встречи. Я слишком поспешно осудила вас.

Я не ожидал этого. Готовился к новым упрекам, к холодной вежливости, но не к извинениям.

— Вы имели право осудить, — серьезно ответил я. — Я действительно повел себя безответственно тогда. Проспал встречу со статс-секретарем по глупости.

— Мещерский рассказал мне, — Елизавета опустила взгляд. — О том французском кафе.

Вот оно. Значит, это Мещерский не смог удержать язык за зубами. Впрочем, в офицерской среде такие истории распространяются быстро. Если бы не он, так кто-то другой бы поведал.

Я ждал обвинений, упреков. Готовился держать оборону. Но Елизавета подняла глаза и продолжила мягче, чем я ожидал:

— Но он также рассказал, что после той ночи вы работали три дня подряд. Что отказались от всех прогулок, от отдыха. Что стояли под потолком в ночную смену, рискуя упасть.

Значит, Мещерский рассказал и это. Хороший друг, в конце концов.

— Искупал вину делом, — просто сказал я. — Иначе не умею.

Елизавета улыбнулась, впервые за все время нашего разговора. Легкая, чуть грустная улыбка.

— Вы странный человек, капитан. Сначала ведете себя как легкомысленный повеса, потом работаете как каторжный. Кто вы на самом деле?

Вопрос прозвучал без насмешки, с искренним любопытством.

Кто я на самом деле? Человек из другого времени, заброшенный в чужое тело, пытающийся изменить историю? Инженер, который знает то, чего еще не открыли? Или просто офицер, делающий свое дело?

— Я тот, кто пытается принести пользу, — ответил я после паузы. — Как получается, судить не мне.

Она посмотрела на меня пристально, словно пытаясь разгадать загадку.

— Знаете, Александр Дмитриевич, — произнесла она задумчиво, — иногда мне кажется, что вы… не отсюда. Не из этого мира. Словно из другого времени, где все разумнее устроено. Где люди думают не о чинах и интригах, а о том, как помочь другим.

Я замер. Неужели она догадывается? Неужели что-то в моем поведении, в словах, в знаниях выдает?

Но Елизавета продолжила с грустной улыбкой:

— Из будущего, где врачи лечат, а не калечат. Где люди не умирают от того, что можно предотвратить простой чистотой и свежим воздухом.

Она шутила. Просто метафора, не более. Но в шутке есть правда, я действительно из будущего, пусть она об этом и не догадывалась.

— Хотел бы я жить в таком времени, — осторожно сказал я. — А пока приходится делать что можем, здесь и сейчас.

— И вы делаете, — Елизавета шагнула ближе. — Струве рассказывал мне о новом методе. О кислородной воде для обработки ран.

— Гидрогениум пероксидатум, — кивнул я. — Как там получается?

— Я помогала ему вчера. Обрабатывали рану солдата Васильева. Александр Дмитриевич, это поразительно! Средство пенится, выделяет пузырьки, выводит гной. И при этом не жжет, как спирт. Больной говорит, что терпимо.

— А результат?

— Рана стала заметно чище за сутки. Краснота спадает, гноетечение уменьшилось. Струве в восторге, говорит, что это может спасти сотни жизней.

Хорошие новости. Перекись водорода работала в XIX веке так же хорошо, как и в XXI.

— Откуда вы знаете о таких вещах? — Елизавета смотрела на меня с нескрываемым любопытством. — Струве врач, ему положено знать химию. Но вы инженер. Откуда у вас медицинские познания?