Крым наш! (СИ) - Старый Денис

— Ваше превосходительство, я понял вашу точку зрения, и то, что я с ней не согласен, вас же это нисколько не будет беспокоить. Я и дальше продолжу выполнять то, что должно. Передайте мне только башкир для усиления. И вы не будете знать ни о какой опасности с того фланга, где буду я, — я усмехнулся, отчего генерал-лейтенант побагровел и даже сжал кулаки.

В какой-то момент я даже подумал, что у этого пожилого человека сейчас может случиться инсульт или инфаркт. И не могу не признать, что подобный исход для Леонтьева мне нравился больше всего. Я видел, что он тот человек, который может всю компанию в Крыму пустить в ту яму, над которой я видел навесы, и куда периодически бегают солдаты, особенно, если их покормят некачественной едой. Я понимал, что даже генерал-майоры Фермор или Лесли, будут куда лучше руководить войсками, чем этот старик, который живёт своим прошлым.

— Вы захватили обоз. И, как лицо начальствующее над вами, я приказываю вам передать его мне! — продолжал нагнетать Леонтьев.

Вот видно, что чувствует себя неважно, а всё равно туда же.

— Прошу простить меня, ваше превосходительство, но ту часть обоза, которая предполагается моему батальону и приданым мне гвардейцам, я оставлю в своем распоряжении! — предельно спокойно сказал я.

— Что? — разъярился Леонтьев.

— Именно так. Что в бою взято, то свято. Или вы мне можете дать ещё картечь, ещё пороха, заменить тех коней, которых посекло татарскими стрелами? — выставлял я ответные претензии.

Да, с генералом так не общаются. Я понимал, что какая-то реляция всё-таки может отправиться в Петербург. А потому, я должен первым отправить своего человека, чтобы тот доставил герцогу обстоятельное письмо о том, что здесь происходит. Не только герцогу, но и Миниху.

Не люблю какие-либо доносы писать, но, порой, если живёшь в волчьей стае, то выделяться нельзя. Иначе тебя просто в какой-то момент за чужого и тогда несдобровать. Да и для общего дела, если Леонтьева снимут с командования русской армии — это пойдёт только на пользу.

А в голове уже закрадывались преступные мысли.

— Ты, вьюноша, считаешь, что заступники у тебя есть? Так они далеко. А я нынче здесь рядом, — продолжал негодовать Леонтьев.

— Так я не спорю с вами, ваше превосходительство. Но для того, чтобы мой батальон продолжал воевать, нам нужны башкиры, и нам нужен порох, свинец, лошадь, фураж, телеги… Бой был тяжёлый, я лишился многих людей, помощь пришла поздно…

— Не сметь попрекать в меня моими решениями! Знайте, что добра от меня вы больше не увидите! — сказал генерал-лейтенант, пренебрежительно махнув рукой в сторону выхода из его шатра.

Я и до этого никакого добра от командующего не видел, а сейчас буду держать ухо востро. Более того, он подписал себе приговор.

* * *

Окрестности Дербента

10 апреля 1734 года

Великий Хан Каплан Герай с тоской, даже с невольно проступающими слезами смотрел на стены Дербента. Вот он — вожделенный город, ворота Кавказа. И остаётся лишь приступить к осаде, дождаться хотя бы минимальной поддержки со стороны отрядов гарнизонов турецких крепостей, и всё — город будет покорён.

Ещё вчера, перед генеральным сражением с объединённым дагестанским войском, хан ни о чём другом не мог и помыслить, лишь бы только войти в Дербент. И вот он, уже успевший забыть, что такое молодость, испытавший в своей жизни немало трудностей, не может порадоваться, возможно, самой великой своей победе.

Да, ещё вчера Каплан Герай считал, что Дербент — скорее, город русский, пусть русские здесь и не имеют никакого, или почти никакого, влияния. И с опаской он думал о том, чтобы начинать осаду самого города. Лучше бы пока не дразнить русских. Вроде бы как, война должна начаться. Но хан был уверен, что русские здесь не всерьез. Они больше нацелены на Османскую империю, чем на Крым. Ведь пока османы сильны, воевать с ханством нет особого толка. Придет большой брат-турок, поможет.

Крымский хан даёт повод к войне с Российской империей. Более того, именно через возню с Дербентом можно было вбить клин между Россией и Персией и не допустить их союза. Ведь в Иране уже забыли о всех соглашениях с русским царём Петром и без всяких оговорок считали Дербент своим городом. Русским же нельзя признавать без урона чести, что город нынче не их. По договорам же — русский. Так считал хан…

Дурные новости появились сразу, как только стало понятно, что крымский хан одерживает победу. Присутствующий в его войске османский наблюдатель намеренно утаил от хана одну важную новость. Не хотел турок смущать Каплана Герая перед боем.

Только-только пришли сведения из персидского Исфахана, что русские и персы заключили мирное соглашение. Российская империя официально отказывалась от Дербента в пользу персидской державы. И теперь уже практически невозможно вбить клин между двумя этими государствами, которые будут выступать единым фронтом против и Крымского ханства, и Османской империи.

Турецкий наблюдатель не скрывал от хана и то, что османская армия потерпела ряд поражений в битвах с Персией, что далеко не так радужно складывается эта война. Да всё, всё не так радужно. Русские уже выступили и продвигаются к Перекопу, возможно, уже и штурмуют в это время крепость. Но для наблюдателя важнее были интересы Османской империи.

Но всё это — политика, к которой хан хоть и имел интерес, а его всё равно больше заботила ситуация в собственном ханстве.

— Как это произошло? — ледяным голосом спросил Великий хан, когда ему сообщили главную новость.

И это даже не о том, что русские удачно перемещаются в сторону Крыма. И не о том, что Иран и Россия заключили союз против Османской империи.

Другое волновало хана.

— Он возглавил большой отряд лучших воинов, что остались в Крыму после твоего ухода, хан, — турецкий посланник не выдержал сурового напора взгляда Каплана Гирая и поправился: — Султан и Великий Хан…

Правитель великого ханства тяжело вздохнул. Он даже не предполагал, что так будет горевать о смерти своего младшего брата. Даже если этот брат является вторым норэддином, третьим или даже четвертым в очереди наследования в Крымском ханстве.

Сахиб Герай был любимым братом великого хана. Младший, всегда озорной, редко рассудительный, но необычайно отважный, был он любимчиком в семье даже в далекие годы правления их отца. И после, когда семья была в опале и проживала в Стамбуле.

— Почему он не принял оборону в Перекопе, а вышел на охоту на гяуров? — спрашивал великий хан, но турецкому наблюдателю в крымском войске просто нечего было ответить на этот вопрос.

Ведь в том сражении, что произошло в трёхдневном переходе от Перекопа, спаслись только считанные единицы правоверных. Там произошло то, чего не должно было произойти.

Там лучшие воины мира, янычары, подержанные двумя тысячами лучших воинов Крымского хана, включая отряд личных воинов второго нурэддина, обязаны были разбить отряд русских — отряд меньший в три раза по числу воинов относительно крымских сил.

— Кто командовал тем войском русских гяуров? — Всё тем же отрешённым и холодным, будто ему и не принадлежавшим голосом спрашивал Хан.

— Там были ещё и башкиры, но они пришли, когда уже твой брат был мёртв. А командовал ими тот, кого башкиры называют батыр Искандер. Командир русских гвардейцев — Александр Норов, — отвечал турецкий наблюдатель.

На самом деле, у турок было предостаточно информации о том, что произошло в сражении, где погиб второй наследник ханского престола. Трое башкир, посчитавших служение неверным, гяурам — позором, настигли убегающего заместителя алга янычар, но не убили его, а, напротив, сопровождали и дальше, предоставив своих заводных коней. Не все башкиры подчинились воле неверных.

— Пусть вся степь знает, пусть горы об этом кричат, пусть волны моря разносят эту весть — русский гяур Норов теперь кровник мой. Пока он или кто-то из его близких волей Аллаха не будет покорен, — торжественно, при этом сжимая зубы до скрежета, говорил Великий Хан.