Стародум. Книга 2 (СИ) - Дроздовский Алексей

Они слушают нашу перепалку о их убийстве с каменными лицами. Некоторые побелели.

— Я же о наших шкурах пекусь, — замечает Неждан.

— Правда?

— Да!

— То есть, ты не хочешь с ними расправиться только потому, что мстишь за все последние дни, когда нас гоняли как зайцев?

— Это чистейшее действо на опережение. Мы их, пока не они нас.

— Нет, они нам ничего плохого сделать не смогут, поэтому и мы их не тронем. Это моё последнее слово.

Сжав зубы, Неждан отходит к другому концу помещения, осматривая людей. Он не умеет обижаться долго, поэтому скоро остынет.

— Как звать? — спрашиваю у седобородого воина.

— Горазд, — отвечает мужчина.

— А меня Тимофей, приятно познакомиться. Послушай меня очень внимательно, Горазд. Нам не нужны никакие проблемы. Мы всего лишь хотим спокойно переночевать и убраться восвояси. Ладно?

— Они перережут нам глотки, как уснём, — произносит воин с выпученными глазами.

— У нас нет нужды нападать на вас ночью. Мой брат — единственный человек на Руси с десятой ступенью, у которой даже цвета нет. Никто не сможет ему навредить, и никто не устоит под его ударом. Да и у меня синяя ступень. Мы намного сильнее вас, но вы сами наверняка догадались об этом, раз уж людоед послал за нами убийц с большой силой, а вам велено сидеть здесь.

Мужчины переглядываются. Кажется, я попал в самую точку. Обыкновенных людей не посылают убивать тех, кто стоит на высоких ступенях — это пустая трата обученных бойцов. Им сказали следить за дорогой, вот они и следят.

— Мы с братом останемся здесь на ночь, а утром уйдём, и никто никого не тронет.

— Врут! Как пить дать врут! — замечает всё тот же пучеглазый.

— Я не вру. Вы не нападёте на нас, а мы на вас. Посидим как нормальные люди. Даю вам слово.

— Ладно, — произносит Горазд, опуская копьё.

Мужики собираются в дальней части помещения, чтобы что-то обсудить. Пусть обсуждают, а я как раз собираюсь как следует вздремнуть.

— Веда, — говорю. — Не могла бы ты посторожить меня, пока я сплю?

— Конечно, — отвечает она, появляясь рядом в виде девушки-духа.

— Я так давно не лежал на нормальной кровати… чёрт, как же хорошо!

Опускаюсь на деревянную койку, высланную соломой. Намного лучше, чем спать в землянке на мху и твёрдых ветках. Здесь тепло, уютно, удобно. Меня вырубает почти мгновенно, а просыпаюсь я только под утро, когда первые лучи солнца появляются над горизонтом.

Спал просто замечательно!

Чувствую себя бодрым, отдохнувшим, полным сил. Любая гора по плечу!

Неждан лежит на соседней койке, мужики сидят на своих в отдалении и тихо перешёптываются. Кажется, ночь прошла именно так, как и должна была. До Стародума остаётся совсем немного: если постараться, к вечеру можем быть уже дома. В конце концов с силой Неждана мы можем бегать очень быстро.

— Как спалось? — спрашиваю у брата.

— А, — отвечает он, махнув рукой.

Понятно. Ему не дали прикончить бедных беззащитных людей, поэтому не смог расслабиться так же, как я.

— Пойду на разведку, проверю обстановку. Посиди пока здесь.

— Угу, — отвечает Неждан.

Аккуратно выхожу на улицу и осматриваю окрестности: ни людей людоеда, ни убийц, посланных за нами, даже крестьяне не успели выйти из домов, поэтому вокруг тишь да благодать. Утренний туман, роса на траве.

Хорошо.

Обхожу всю деревню, но никакой засады здесь и в помине нет. Даже если воины побегут извещать господина о беглецах, которые переночевали рядом с ними, то весть доберётся до нужных ушей, когда мы с братом будем уже далеко. Но они, скорее всего, даже не станут никому об этом говорить: иначе их обвинят, что они не напали на нас, а позволили поспать и уйти. Никаких проблем от этих людей не будет.

Возвращаюсь назад, чтобы забрать Неждана. Однако передо мной разворачивается совершенно неожиданная картина: койки перевёрнуты, вся застава покрыта кровью, повсюду бардак, оружие разбросано по полу.

Из шестерых людей, которые должны были находиться в помещении, живой только один — Неждан. Брат стоит у окна, весь покрытый кровью, с улыбкой на лице. От пятерых воинов остались только ошмётки тел: руки, валяющиеся вразнобой, ноги, висящие где попало, повсюду разбросаны кишки и внутренности, головы с разинутыми ртами смотрят в разные стороны.

— Что? — спрашиваю. — Что здесь произошло?

— Они попытались сбежать, — отвечает Неждан.

— В смысле сбежать? Куда сбежать?

Брат пожимает плечами.

— Откуда ж я знаю?

От вида стольких разорванных человеческих тел меня замутило. Пришлось опуститься на четвереньки и некоторое время стоять так, борясь с подкатывающей рвотой и кружащейся головой.

Здесь сидели пятеро обыкновенных людей. Это не были чудища, которые преследовали нас в восточных лесах, у них не было сотни зубов в длинных пастях, они не плевались ядом, не хватали за ноги своими хвостами. Просто люди. Самые обыкновенные, которые едят хлеб, пьют воду и гадят в отхожую яму. Наверняка у некоторых есть семьи.

Сука…

Никто из них не пытался сбежать — это обыкновенное враньё. Настолько глупое и очевидное, что его раскусил бы и ребёнок. Неждану просто очень хотелось кого-нибудь прикончить, и он это сделал. Стоило мне только выйти, как он поднялся со своей койки и прикончил бедолаг. Они наверняка пытались сопротивляться, но что они могли сделать человеку с его уровнем силы?

— Никто из них не пытался сбежать, — говорю.

— Пытались, — возражает брат.

— Нет. Им не за чем было куда-то бежать. Они считали, что мы спокойно уйдём отсюда, и всё с ними будет в порядке.

— Тебя здесь не было…

— Хватит! — кричу так громко, что мой голос эхом прокатывается по залу.

Неждан затыкается, проглотив то, что хотел сказать. Я знаю, что кричать на такого сильного человека — опасно. Если он вдруг решит открутить мне голову точно так же, как пятерым людям до этого, мне будет трудно такое остановить. Однако мы находимся поблизости от деревни, где на мой выбор представлена уйма всевозможных сил. Уж какую-нибудь я смогу найти, чтобы противостоять его грубой мощи.

— Не надо держать меня за дурака. Это у тебя руки, способные проломить любую стену, но я, сука, умнее тебя! Ты, по сравнению со мной, ёбаный кретин! Дебил! Тупорылый идиот, не понимающий малейших вещей.

— Я… — начинает брат, но я снова его прерываю.

— Ты хотел убить их, и ты их убил. Да, они были нашими врагами, но я не хотел их трогать и прямо сказал тебе об этом. Ты же ослушался моего приказа. Не только как старшего брата, но и как господина. И не в первый раз. Сначала ты устроил балаган в детинце, из-за чего мы вообще оказались в этих ебенях, а теперь ещё и это. Что мне с тобой делать? А? Скажи мне.

— Ты прав, — неожиданно быстро соглашается брат. — Это я виноват.

— И это всё? Думаешь, что раскаешься, и получишь прощение?

— Если хочешь… я могу спуститься в темницу Стародума, как только мы вернёмся.

— В темницу он спустится, болван. Ты даже не можешь понять, что темница не является темницей, если сидеть в ней добровольно. Да и я не смогу отправить тебя в заточение после того, как ты столько раз спасал мою жизнь от чудищ.

Неждан стоит с таким бедным видом, будто он — нашкодившая собака. Но я не куплюсь на эти бедные глазки и раскаивающееся лицо.

— Ты получаешь моё последнее прощение, — говорю. — Ещё раз ослушаешься — я изгоню тебя из Стародума. Будешь дальше таскаться по княжествам, как делал это всю жизнь.

— Ладно…

— Я говорю серьёзно, ты понимаешь? Скажи, что понял, чтобы мы больше никогда не возвращались к этому вопросу.

— Понял, — отвечает брат.

Выходя с заставы, у меня внутри сидит чувство вины, будто это я собственноручно прикончил всех этих воинов. Отчасти так и есть: это я не уследил за братом, позволил ему устроить кровавую баню. Но самое обидное, что я дал им слово…

Они служили у людоеда, но это делало их врагами лишь отчасти. У нас не было потребности в их убийстве. Я легко могу сжать сердце и переступить через жизни людей, которые хотят отнять мою собственную, но когда мне ничто не угрожает, то я не смогу поднять руку на другого. Я считаю это здоровым состраданием. Не излишним, не недостаточным. Именно таким, какое оно должно быть у нормального человека.