Воронцов. Перезагрузка. Книга 6 (СИ) - Тарасов Ник

— Егор Андреевич, Машенька сегодня весь день была бодрая. И покушала хорошо, и даже во дворе немного прогулялась.

— Это прекрасно, — обрадовался я. — А где она сейчас?

— В светлице сидит, рубашки перебирает.

Я прошёл в светлицу и увидел Машеньку, сидящую за столом с грудой белого полотна. Она что-то кроила, время от времени прикладывая выкройки к себе.

— Машенька, солнышко, — сказал я, подходя к ней, — как дела? Как самочувствие?

Она подняла голову и улыбнулась:

— Егорушка! Как хорошо, что ты вернулся! Дела отличные, самочувствие тоже. Смотри, что я делаю, — она показала на разложенные перед ней ткани. — Пелёнки шью и рубашечки для малыша.

Я сел рядом с ней и взял одну из готовых рубашек. Крохотная, белоснежная, с тонкой вышивкой по воротнику — настоящее произведение искусства.

— Красота какая, — восхитился я. — И маленькая же какая… Неужели наш ребёнок будет такой крошечный?

Машенька засмеялась:

— Все дети такими рождаются. Но быстро растут, не беспокойся.

Мы ещё немного поговорили о делах, о планах, о будущем. Машенька рассказала, как провела день, а я — о новых достижениях в мастерской. Когда стемнело, мы поужинали и легли спать.

На следующий день после возвращения с лесопилки я решил заняться распределением всего накопившегося стекла и фарфора. Зашёл в мастерскую, где Митяй как раз выкладывал на полки очередную партию готовых изделий.

— Митяй, покажи-ка, что у нас тут накопилось, — попросил я, оглядывая стеллажи.

Парень с гордостью начал демонстрировать свою работу. Банок разного размера было действительно много — и маленькие для лекарств, и средние для солений, и большие. Плюс несколько десятков бутылок различной формы, колбочки какие-то.

— А вот это, — Митяй показал на отдельную полку, — стекло. Семён делал.

Я взял один лист и поднёс к свету. Стекло было прозрачным, почти без пузырей — качество заметно улучшилось за последнее время.

Осмотрев всё готовое стекло, я решил: часть оставим себе — в Уваровке окна делать будем. Почему бы и нет? А банки, остальное стекло и комплекты чашек с Фомой отправим в Тулу на продажу. Как раз кстати — Никифор с Пахомом из города вернулись, после того как проводили кузнеца. Вот пускай снова едут, теперь уже вместе с Фомой.

— Фома, — сказал я, подозвав купца, — обязательно зайди к градоначальнику. Если вдруг не будут пускать, сошлись на меня.

Фома внимательно кивнул, запоминая наказ.

— И непременно спроси у его превосходительства, как здоровье? — продолжил я. — И записку, которую Иван Дмитриевич тебе для меня передаст, обязательно привези.

Фома вопросительно поднял брови:

— А почему вы думаете, Егор Андреевич, что он будет записку вам передавать?

— Да я в этом уверен, — ответил я, улыбнувшись. В голосе не было ни тени сомнения.

— Хорошо, Егор Андреевич, всё исполню как велено, — заверил Фома, поклонившись.

— Ну и не забудь там прикупить что в деревне нужно. Степана спроси — он список составит.

— Сделаю всё, Егор Андреевич.

Я посмотрел на готовые изделия и спросил:

— Фарфор, как обычно, будешь через аукцион продавать?

— Да, Егор Андреевич, так и выручить больше можно, да и потеха та ещё будет — все уже её ждут! — оживился Фома, предвкушая торги.

После их отъезда, я нашёл Степана возле конюшни.

— Степан, пока морозы сильные не ударили, мужиков, кто на лесопилке да в кузнице не задействован, отправь лес валить. Чтоб брёвна заготавливали — зимой это делать правильнее.

Сам я думал: «Не виноват же я в том, что попал сюда в начале лета. Так хоть новые бревна на будущий год будут правильно заготовлены.»

Степан энергично кивнул:

— Займусь, Егор Андреевич. Лично всё проконтролирую.

А вечером, я позвал к себе Петьку и стал на листе бумаги зарисовывать паровой двигатель — только в миниатюре. Всё пытался вспомнить каждую деталь из тех, что видел в музее да в документальных фильмах. Прикинул, что если он будет небольшой, маленький, то его можно будет использовать прямо здесь, в деревне, для разных нужд. От лесопилки-то трубу не дотянуть сюда, а здесь бы тоже не помешала какая-то энергия.

Петька смотрел на чертёж, всё спрашивал да уточнял детали. Потом мы пришли к выводу, что некоторые части проще сделать у Савелия Кузьмича.

— Ну что, Петька, — сказал я, откладывая перо, — те детали, которые ты не сможешь сделать, закажем в Туле. А большую часть?

— Большую часть, Егор Андреевич, осилю сам! — уверенно ответил Петька, разглядывая чертёж горящими глазами мастера.

Как-то мы с Петькой работали в кузнице над деталями для парового двигателя, и мне пришла одна любопытная мысль. Я помнил кое-что о дамасской стали из документальных фильмов — как её делали в старину, какой удивительный узор получался на клинке.

— Петька, — сказал я, откладывая молот, — а хочешь попробовать сделать что-то особенное?

— А что такое, Егор Андреевич? — заинтересовался он, вытирая пот со лба.

Я взял две металлические пластины — одну из более мягкого железа, другую из твёрдой стали, которую мы получали из красной глины.

— Смотри, — сказал я, соединяя пластины тонкой проволокой, — а теперь вот этой смесью обсыпай.

Я смешал кварцевый песок с поташом — эта смесь должна была предохранить металл от окисления при ковке и помочь слоям лучше сцепиться друг с другом.

— А что это будет, Егор Андреевич? — спросил Петька, с любопытством разглядывая приготовленную заготовку.

— Увидишь, — таинственно ответил я. — Вот это тебе сейчас нужно сковать в одну пластину.

Петька принялся за работу с присущей ему сноровкой. Удары молота звенели в такт, искры сыпались во все стороны, а металл под его руками постепенно превращался в ровную пластину. Всего за десять минут работа была готова.

— А дальше? — спросил он, вытирая руки о фартук.

— Дальше сгибай её пополам, снова посыпай смесью и выковывай в одну пластину, — объяснил я. — И так чтобы раз десять.

— А зачем, Егор Андреевич? — не понял Петька.

— А затем, что когда в последний раз будешь выковывать — сделай толщину в полпальца. А потом покажу.

Петька пожал плечами, но взялся за дело. Работа предстояла кропотливая — каждый раз сгибать пластину, обсыпать смесью, снова проковывать. Но парень не роптал, хоть и не понимал смысла происходящего.

Я тем временем наблюдал за процессом, время от времени подсказывая:

— Температуру держи равномерную, не перегревай. И следи, чтобы удары были одинаковой силы.

К вечеру Петька завершил положенное количество складываний. Металл приобрёл особую плотность, а на срезе уже можно было различить тонкие слои разного цвета.

На следующий день Петька показал мне готовую пластину — ровную, плотную, с едва заметными переливами на поверхности.

— Хорошо, — одобрил я. — Теперь раздели её на три части и сделай три заготовки для ножей.

— Для ножей? — удивился Петька. — Да из этого железа топор можно сделать!

— Не топор, а ножи, — настоял я. — Только особенные. Увидишь сам.

Пока Петька занимался заготовками, я позвал Илью с Семёном и попросил их помочь мне собрать примитивную батарею — такую же, как делал в Туле. Солевой раствор на этот раз я приготовил более концентрированный.

— Что делать будем, Егор Андреевич? — спросил Илья, наблюдая за тем, как я подключал медные пластины.

— Увидите, — ответил я, проверяя силу тока простейшим способом — прикоснувшись языком к контактам. Язык слегка защипало — значит все собрали как надо — ток был.

Когда Петька закончил с ножами — выковал три клинка классической формы, — я взял первый из них.

— А теперь, ребята, увидите настоящее чудо, — сказал я, опуская клинок в солевой раствор.

Подключив к ножу положительный полюс батареи, а в раствор опустив кусок железа в качестве отрицательного электрода, я включил ток. Раствор тут же начал бурлить, а от клинка пошли мелкие пузырьки.

— Что происходит? — ошарашенно спросил Семён, наблюдая за процессом широко раскрытыми глазами.