Стародум (СИ) - Дроздовский Алексей

А ещё устали все. Никому не хочется шутить и подпускать всяких тварей вблизь.

— Не думал, что нам придётся идти так далеко, — говорю. — Мне казалось, Новгород поближе.

— Шутишь? — спрашивает Никодим. — Тут три с половиной сотни вёрст. Ты хотел их за день пройти?

— Так какого хера безумец набрал работников так далеко от столицы? Лучше бы поискал в ближайших деревнях, а не заставлял нас топать через полмира.

— Вот его об этом и спросишь.

Когда до Новгорода остаётся один день пути мы даже останавливаемся на небольшом озерце искупнуться и слегка сполоснуть грязную одежду, чтобы Великий князь Юрий Михайлович не увидел нас как кучку вонючих оборванцев. Стражники следят, чтобы никто из «добровольных» работников не исчез во время отдыха.

— Наконец-то, — произносит Светозара. — Я уже порядком подустала за эти дни.

Мальчишка, сидевший заплаканным в казармах острога, внезапно повеселел и даже отплыл подальше от берега, чтобы оказаться подальше от стражников, которые олицетворяют в его глазах всё самое нехорошее.

— Балбес, — произносит Никодим. — Все же знают, что нельзя далеко от берега уплывать — утопцы утянут.

— Но сейчас середина дня, — говорю. — Сейчас утянуть не должны… Не должны ведь?

— Не знаю…

Смотрим на пацана, бултыхающегося так далеко в воде, что едва голову рассмотреть можно. Чувствую, как сердце бьётся через раз: хватит с нас тех покойников, что призраки в Погорелом забрали. Не нужно ещё и сопляка добавлять к их числу.

Вечером и ранним утром его бы обязательно утянули под воду, а сейчас… сейчас вроде плавает.

Утопцы водятся во всех водоёмах: в больших, в маленьких, но особенно их много в болотах. Там их так много, что можно увидеть с берега. И чем дольше длится эпоха безумия, тем больше их становится. Где-то там, на дне, лежат несколько тел лицом вниз. Покрылись слизью и водорослями, отчего сливаются с дном. Спят. Проснуться не должны, но кто знает этих чёртовых тварей? Бывает и днём дичь творится.

В какой-то момент голова мальчишки скрывается под водой и я отчётливо представляю себе крепкую, холодную руку, которая схватила его за лодыжку. Тянет вниз, не позволяя вынырнуть и сделать спасительный вдох… Вскоре пацан снова появляется над водой, значит пронесло. Утопцы и правда не утягивают людей в середине дня — это не их время. Сейчас на земле правят живые.

Мы все втроём выдыхаем.

Перед нами чуть не случилась трагедия.

Иногда лучше быть чрезмерно осторожным, даже когда что-то кажется безопасным.

— Ты уже решил, что мы делаем в столице? — спрашивает Никодим.

— Ты чего? С дуба рухнул? Мы уже больше недели в пути для того, чтобы прикончить безумца.

— Я в другом смысле. Как именно мы это сделаем? Прокрадёмся к нему в спальню и задушим? Или наденем петлю на шею и скинем со стены крепости, как он сделал с нашими?

— Пока о таком рано думать. Решим на месте.

Ночуем как всегда возле большого костра. В последнюю ночь перед Новгородом, как оказалось, из нас троих нервничаю только я. Никодима как всегда ничем не прошибёшь, а Светозара скорее воодушевлена, чем напугана. Она выглядит так, будто скоро исполнит свою давнюю мечту.

Я же лежу с открытыми глазами под плащом и смотрю на небо. Я всегда считал себя смелым человеком, но задуманное убийство не даёт покоя.

Прежде я лишал жизни людей действуя по обстоятельствам. Бил, когда били меня. Дробил палицей черепа, когда хотели убить меня. Первого человека я убил в четырнадцать, это была маленькая, жалкая шайка разбойников у Перепутья. Пятеро человек напали на меня и Волибора с дубинками и ножами: выскочили из лесу с воплями и безумными глазами. Волибор, как опытный воин, действовал быстро, чётко и даже красиво. Забрал четверых, пока я катался по земле с последним, как два диких зверя, у которых в арсенале остались лишь зубы и когти. Сначала выдавил ему глаза, откусил половину щеки, а потом задушил голыми руками.

В тот раз у меня долго тряслись руки, а дыхание не могло прийти в норму.

Теперь я ощущаю почти то же самое.

Каждый раз сражение насмерть происходило вынужденно, в силу обстоятельств. А теперь я целую неделю путешествую ради того, чтобы убить одного человека. Не совсем по своему желанию, но и не из чистой обороны. Это намеренное и подготовленное действие, требующее много времени для исполнения.

Это совсем другое.

Тут большая разница.

Я ещё не успел обрасти слоем брони, который присущ старым воинам из нашего села. Меня задевает человекоубийство, особенно намеренное, и я не могу решить: хорошо это или плохо.

Стоит ли задушить в себе слабака или оставить его, чтобы не превратиться в чёрствый кусок человека, для которого вырванное сердце врага — такое же рядовое событие, как завтрак, обед и ужин.

— Не спишь? — спрашивает Веда.

— Нет, — мотаю головой.

— Говорят, можно легко заснуть, если дышать правильно. Но я этого не пробовала — я же всё-таки дух, а духи не дышат.

— Спасибо за совет.

Заснул я лишь под утро. По ощущениям, только глаза успел закрыть, как сотник орёт на всю округу о подъёме.

Люди одеваются, приводят себя в порядок, после чего мы выступаем и двигаемся прямо в Новгород. В место, где мы собираемся убить князя. Чувствую, это будет немного труднее, чем с конём Фомой Сивовичем.

До появления крепости Стародум из земли осталось 2 дня.

Глава 21

Сам Мартын Михайлович догнал воеводу на своём коне.

Новый князь Владимиро-Суздальский потребовал отдать ребёнка.

Глупец.

Нечем угрожать человеку, который уже давно распрощался с жизнью.

Стоит нам выйти на открытую местность, каждый из крестьян замирает в трепете.

Светозара что-то беззвучно шепчет, Никодим смотрит со скептическим молчанием, я же просто стою с каменным лицом, чтобы не выдать крайнего изумления. Все мы слышали об этом месте и все представляли себе как выглядит столица княжества, но никто не мог предсказать, каким Новгород окажется на самом деле.

В наших головах строилась картина большой деревни, как если бы рядом с Вещим появилось ещё несколько таких же сёл, объединённых вместе. Но даже такой образ был слишком невообразимым по сравнению с тем, что мы увидели.

— Совсем не скучал, — произносит Никодим, глядя на столицу. — Вот нисколечки!

— Ты не говорил, что он такой большой, — замечает Светозара.

— Говорил, но никто мне не верил.

Мой друг прав, это надо увидеть, чтобы поверить.

Для деревенского жителя город — всё равно, что дом в небесах. Слишком необычно, слишком сказочно. Мало того, что он огромен и вмещает в себя целую уйму народу, так ещё и выглядит так, словно его строили не люди, а какие-то сверхразумные духи с тысячей конечностей.

По всему периметру Новгорода располагается деревянный частокол с земляными валами, над стенами возвышаются деревянные башни с дозорными. Куча домов самых разных форм и размеров. Ровно по центру его разрезает река — Волхов, через который ведёт один единственный, но очень широкий мост — Великий мост.

На обоих сторонах реки виднеются храмы, притягивающие взор издалека. И это не церквушки, как у нас в Вещем, а большие соборы с крышами-луковицами, массивные, серьёзные. Софийский и Никольский. Один их вид заставляет замереть без слов. Как два дуба, стоящих над низким кустарником.

Много-много лодок на реке.

Жизнь здесь бурлит.

На западной стороне виднеется детинец — ещё более укреплённая часть города, в основе стен уже располагаются камни, а не дерево. Место, где находится правление всей Новгородской земли. До эпохи безумия детинец контролировался архиепископом и боярскими вельможами, в то время как князь ютился на торговой стороне — в отдельном поместье. Он считался «приглашённым» правителем, поэтому не имел права размещать дружину в цитадели города. С приходом эпохи безумия всё везде изменилось, теперь удельный князь, назвав себя Великим, вобрал в себя всю власть окружающих земель, а вече больше не принимало никаких важных решений.