— Ей-богу, такой нож — сокровище! — восхитился Петька. — За такой и правда корову дадут.
— Или две, — добавил я, любуясь результатом.
— А теперь и остальные сделаем? — нетерпеливо спросил Семён.
— Обязательно, — кивнул я. — У нас же еще два клинка есть.
Мы принялись за изготовление рукоятей для остальных ножей. Каждый хотел попробовать свои силы в этом деле. Илья взялся нарезать пластинки, Семён — делать отверстия, Петька — делать гарды.
— Смотрите, Егор Андреевич, — сказал Петька, показывая свою работу, — у меня получается?
Я посмотрел — действительно, рукоять получалась ровная, правильной формы.
— Отлично получается, — похвалил я. — Видно, что руки растут откуда надо, — подколол его я и мужики дружно заржали.
К концу дня у нас были готовы еще две заготовки рукоятей уже с просохшим клеем. Мы опустили их в масло и договорились завтра посмотреть на результат.
— А что, Егор Андреевич, — спросил Семён, когда мы убирали инструменты, — такие ножи и вправду на столько дорогие будут?
Я задумался. С одной стороны, дамасские ножи с красивыми рукоятями действительно могли принести хорошие деньги. С другой — не хотелось, чтобы эта технология стала слишком широко известной.
— Будут, — ответил я наконец. — Но, как я уже говорил, продавать нужно очень осторожно. Такие вещи должны оставаться редкостью.
— А кому продавать? — спросил Илья.
— Богатым купцам, дворянам, — ответил я. — Тем, кто может оценить красоту и качество. И заплатить соответственно.
— А как найти таких покупателей? — не унимался Семён.
— Через Фому, — сказал я. — Он знает, кому что продавать. И умеет цену набить.
Мужики согласно закивали. Фома действительно был отличным торговцем — умел и товар подать, и покупателя найти.
Дома меня ждала Машенька. Она сидела у печи и штопала какую-то одежду при свете лучины.
— Машенька, солнышко, — сказал я, подходя к ней, обнимая и целуя в шейку, — как дела? Как самочувствие?
— Хорошо, Егорушка, — улыбнулась она. — Ричард заходил, проверял. Говорит, все в порядке.
Я присел рядом с ней на лавку:
— А что делаешь?
— Да вот, рубашку твою штопаю, — показала она. — Совсем уж износилась.
Я обнял ее за плечи:
— Не надо штопать. Новую купим. Да и тебе скоро новые платья понадобятся.
Машенька засмеялась:
— Это еще почему?
— Потому что животик расти будет, — ответил я, гладя ее по животу. — И в старые платья не влезешь.
— Ой, Егорушка, — засмущалась она. — До этого еще далеко.
— Не так уж и далеко, — возразил я. — Время быстро пройдет.
Мы еще немного поговорили о домашних делах, а потом Машенька начала расспрашивать меня о работе на лесопилке.
— А что это ты сегодня такой довольный? — спросила она, внимательно вглядываясь в мое лицо.
— Дело хорошее сделали, — ответил я. — Научились ножи красивые делать.
— Ножи? — удивилась она. — А зачем нам столько ножей?
— На продажу, — объяснил я. — Такие ножи дорого стоят. За один хороший нож можно корову купить.
Глаза Машеньки округлились:
— Корову? За один нож?
— Представь себе, — кивнул я. — Потому что это не простые ножи, а особенные. С красивым узором на клинке и рукоятью из разных пород дерева.
— А можно посмотреть? — попросила она.
— Завтра покажу, — пообещал я. — Сегодня они еще в масле лежат.
Машенька довольно кивнула и вернулась к своему рукоделию.
Вечер тихо угасал за окном, в печи потрескивали дрова, Бусинка мурлыкала у ног. Все было спокойно и хорошо в нашем маленьком мире.
Утром следующего дня я решил съездить вместе с Ричардом проведать Петьку — посмотреть, как идет его выздоровление после той операции. Машенька проводила меня до крыльца, укутавшись в теплый платок.
— Егорушка, — сказала она, обнимая меня на прощание, — не задерживайтесь долго. И осторожнее на дороге.
— Не беспокойся, солнышко, — ответил я, целуя ее в лоб. — Быстро съездим и вернемся. Тут же рядом.
Ричард уже сидел в седле, проверяя содержимое своей медицинской сумки.
Дорога до соседней деревни пролетела быстро. Снег под копытами лошадей хрустел и скрипел — морозец все-таки стоял приличный. Ричард ехал молча, время от времени поправляя сбившийся набок медицинский мешок.
На крыльце нас встретила жена Петьки в цветастом платке.
— Барин приехал! — всплеснула она руками, кланяясь в пояс. — Спаситель наш! Проходите, проходите, Петя вас ждет.
Внутри избы было тепло и чисто. Петька лежал на широкой лавке у печи, укрытый толстым одеялом. Увидев нас, он попытался приподняться, но я жестом остановил его.
— Лежи, лежи, — сказал я, подходя ближе. — Как дела? Как самочувствие?
— Много лучше, Егор Андреевич, — ответил парень, и действительно, цвет лица у него был здоровый, глаза ясные. — Уже и встать хочется, да матушка не пускает.
— И правильно делает, — вмешался Ричард, доставая из сумки какие-то инструменты. — Позволь я осмотрю тебя.
Он аккуратно отвернул одеяло и начал проверять швы на груди Петьки. Я наблюдал за его действиями, готовый в любой момент помочь.
— Превосходно, — сказал Ричард через несколько минут. — Швы заживают очень хорошо, воспаления нет. Еще неделя покоя — и можно будет вставать.
— А работать когда можно будет? — нетерпеливо спросил Петька.
— Через месяц, не раньше, — строго ответил Ричард. — И то сначала только легкую работу. Тяжести поднимать нельзя будет еще долго.
Петька расстроенно вздохнул, но спорить не стал. Жена его, стоявшая рядом, благодарно смотрела на нас.
— Спасибо вам, добрые люди, — говорила она, утирая слезы концом платка. — Если бы не вы, не видать бы мне Петеньку живым.
Мы еще немного поговорили с Петькой, Ричард оставил ему какие-то лекарства и дал наставления супруге по уходу. Парень явно шел на поправку — это было видно невооруженным глазом.
— Ну что, — сказал я, когда мы собрались уезжать, — поправляйся быстрее.
— Обязательно поправлюсь, Егор Андреевич! — пообещал Петька. — Спасибо вам!
Мы попрощались и вышли на улицу. Ричард выглядел довольным — видимо, успех операции радовал его не меньше моего.
— Отличная работа, — сказал я, когда мы сели на лошадей. — Парень поправится полностью.
— Да, — кивнул Ричард. — Ваш эфир и современные методы сделали свое дело. В обычных условиях с такими травмами, человека не спасти было бы.
Мы поехали обратно неспешным шагом. Я подумывал о том, что неплохо бы заехать на лесопилку — проверить, как там дела, посмотреть на готовые ножи.
— Ричард, — сказал я, когда мы проезжали развилку дорог, — не возражаешь, если заедем на лесопилку? Хочу посмотреть, как там мужики справляются.
— Конечно, не возражаю, — ответил он. — Мне тоже интересно посмотреть на ваши работы.
Мы свернули на дорогу, ведущую к Быстрянке. Лошади шли медленно — снег под копытами был рыхлый, глубиной почти по колено.
Но не успели мы проехать и половину пути, как вдали, со стороны лесопилки, увидели бегущую фигуру. Человек размахивал руками и явно кричал что-то, хотя слов мы пока не разбирали.
— Что это там? — спросил Ричард, прищуриваясь и всматриваясь вдаль.
У меня сердце ухнуло куда-то вниз. Неужели случилось что-то серьезное.
— Пошли быстрее! — крикнул я, пришпоривая коня.
Мы помчались напрямик через поле, не обращая внимания на глубокий снег. Лошади фыркали и тяжело дышали, но мы гнали их что есть мочи.
По мере приближения стало ясно, что бежит Фёдор. Он кричал что-то нечленораздельное, махал руками, явно в панике.
— Помогите! Помогите! — наконец донеслись до нас его слова. — Илья под лед провалился!
Сердце у меня екнуло. Если он провалился под лед…
— Где? — крикнул я, когда мы поравнялись с Фёдором.
— На мосту! — задыхаясь, ответил тот. — Хотел до кузни дойти, да на мосту поскользнулся! Я его из воды вытащил, в ангар затащил, а сам за вами побежал!
— Быстро к ангару! — приказал я, и мы помчались дальше.
