— Серьёзно? Телефонную будку? — не поверил я. — Она ж весит тонну, как же он её вывернул?
— А он будку не вытаскивал, — объяснил Борис. — Он только телефон снял и провода перекинул. Ну и удлинил. И ты знаешь, что самое интересное. Оказывается, у этих телефонов тоже есть номера, и на них можно звонить. Прям Левша, завидую смекалке.
Мы вновь принялись ставить заплатки на камеры. Работа спорилась, мы сделали три штуки, и Костик начал их обратно монтировать в шины. Когда мы добрались до четвертой, я услышал разочарованный возглас Бориса.
Он поднял вверх такую невероятную рвань, что стало ясно — заплатками не починишь.
— Ну, и чего делать будем? На трех колёсах поедем? — уныло резюмировал Костик.
— Может у Степана найдётся какая-нибудь камера запасная? — предложил я.
Я вышел во двор, разыскивая хозяина. Но он сам показался из-за угла дома, тащил большую охапку дров. Увидев меня, бросил ее с грохотом на землю, отряхнул ладони, и стал поджидать меня с хитрой улыбкой:
— Чего ещё надобно?
— Камеры у тебя не найдётся для, — я задумался, кажется, у ребят были «жигули» в экспортном исполнении. — Для «Лады».
— Для жигуля что ли? Ну, может и найдётся. Пойду поищу. Хотя… Ты ж опять осуждать меня будешь, что я цену ломлю.
— Не буду. Не я же плачу.
— Для барышни найду. Дрова занеси в дом.
Он быстрым шагом направился к своему сараю. А я собрал охапку и потащил в дом. Распахнул дверь и сбросил все рядом с печкой в изразцах.
Когда вернулся в сарай, то увидел Бориса, который придирчиво рассматривал камеру.
— Меньше она по размеру, — сообщил он свой вердикт.
— Ненамного. Можно подкачать, — предложил я.
— И старовата, может порваться.
Судя по цвету резины и маркировке камеры, которую Борис держал на весу, она была абсолютно новенькая и по размеру подходила идеально для жигуля. Но парень явно решил поторговаться.
— Ты, паря, мне мозги не канифоль, — с нескрываемой досадой бросил Степан. — Если моя цена для вас слишком большая, так и скажи. Я скину чуток. Ты б знал, как мне это все это доставать приходится.
— Сколько скинешь? — поинтересовался Борис, аккуратно укладывая камеру на стол. — Полтинник. Идёт?
— Не идёт! Иначе заберу и на трех колёсах добирайтесь, — зло выпалил Степан. — Я сказал, полкуска. Всё.
— Степан, шина стоит полтинник, а ты за камеру гнёшь в двадцать раз дороже. Ладно. Согласен. Приедет хозяин, заплатит. По рукам?
Мужика не сильно обрадовала мысль ждать оплаты от неведомого хозяина, но тяжело вздохнув, он ответил:
— По рукам.
Мы накачали камеры, установили в шины, последняя камера встала, как влитая.
— Ну всё, покатили, — скомандовал Борис. — А, Олег, ты зайди к Марине, а мы с Костиком и так вдвоём докатим.
Он вытащил толстую верёвку и связал шины попарно. И они выкатили их из сарая. А я направился в дом. Взлетел на второй этаж, и постучал в дверь. И услышал нежный голос, от которого сердце подскочило в груди аж до горла:
— Входите, входите!
Марина, сняв свою шубку, в бордовом твидовом платье, элегантно облегающим ее фигурку, сидела на кровати. Рядом лежал большой командирский бинокль.
— Олег! — она широко и радостно улыбнулась, протянула мне руку. — Как у вас дела?
Голос её звучал там низко и томно, что у меня опять спазмом свело низ живота.
— Всё сделали, Борька и Костик потащили их устанавливать. А у вас как дела?
— Тут тоже все в порядке. Никто на машину не покушался. Сами смотрите.
Я взял бинокль, приложил к глазам. Во тьме ночи, рассеиваемой лишь блекло-жёлтым светом фонарей, белело пятно машины. Хорошее увеличение позволило увидеть все в деталях, судя по всему, машина осталась в том же состоянии, как мы ее покинули.
— Садитесь ко мне, — она похлопала ладошкой около себя.
Я присел на кровать, оперся о спинку и выжидающе взглянул на неё. Почему она так интересовалась мною, пыталась очаровать, завлечь в свои женские тенета?
— Сейчас ребята установят колеса, и вы сможете покинуть это неприветливое местечко.
— Я подожду отца. Хочу вас представить ему.
— Это ещё зачем?
Она чуть подвинулась ко мне, и меня обволокло флёром терпкого тропического аромата её духов.
— Олег, мой отец довольно влиятельная фигура. Он — второй секретарь московского обкома. И может для вас сделать многое. Вы спасли мне жизнь. Он оценит это по достоинству.
— Я лишь ребятам помог. Ничего особенного.
— Олег! — она подвинулась ещё ближе, так что я мог слышать её лёгкое дыхание, видеть, как вздымается по-девичьи высокая крепкая грудь. — Боря бы один не справился. Эти мерзавцы убили бы его, а потом меня бы изнасиловали и убили. Вы понимаете? Костик — хороший мальчик, но ничем бы помочь не смог.
— А ваш муж оценит это? — стараясь скрыть усмешку, спросил я.
Она отшатнулась и с брезгливой гримасой ответила:
— Ему будет плевать. Скорее всего.
— А он какой пост занимает в обкоме? Третий секретарь?
— Нет. Не дорос ещё. Он — инструктор.
Я заметил, что настроение у Марины начало портиться. Видимо, её раздражало, что чары не действуют и я держу себя в руках. Впрочем, усилий для этого требовалось невероятно много.
Внезапно тишину прорезал нарастающий издалека вой милицейских сирен, я бросился к окну, пытаясь разглядеть гостей. По улице вниз катился целый кортеж. Чёрная «Волга», а спереди и сзади — жёлтые с синей полосой милицейские машины с мигалками, разгонявшими ярко-синим светом тьму уснувшего села.
— Это отец, — Марина спокойно встала с кровати. — Пойдёмте, Олег.
Я взял почти невесомую норковую шубку с кровати, помог девушке одеться. Вдруг она прижалась ко мне. Обвив за шею, впилась губами в мой рот. Мы задохнулись в поцелуе, и, обхватив девушку за талию, я хотел отнести её на кровать, но она тут же отстранилась и убежала по лестнице вниз, стуча каблучками. А я стоял ошарашенный, опустошённый, не понимая, что за наваждение обрушилось на меня, словно снежная лавина. Встряхнув головой, опёрся о перила, и медленно спустился на подкашивавшихся ногах. С предпоследней ступеньки я сделал слишком широкий шаг, едва не подвернув лодыжку.
Когда вышел на крыльцо, увидел, как Марину прижимает к себе немолодой, за пятьдесят, статный мужчина, невысокий, тёмные коротко стриженные волосы припорошила седина, что называется «перец с солью». Одет в тёмное пальто, хорошо сидевшее на его фигуре с отличной выправкой, скорее всего, бывший военный. Он гладил Марину по спине, прижимал, качая, словно ребёнка.
Отпустил её, Марина обернулась, схватив меня за руку, подтащила к мужчине.
— Папа, это вот Олег Николаевич Туманов, который нас всех спас.
Я криво усмехнулся.
— Марина преувеличивает. Немного помог.
— Кирил Петрович Мельников, — голос его был низким, хриплым, будто осипшим.
Подал мне лопатой широкую руку с уже обозначившимися прожилками, но рукопожатие оказалось сильным, стальным. Выглядел он моложавым, но судя по сурово сжатым губам, обострившимся скулами, обветренному лицу, напоминающему пергамент, испытать ему пришлось немало.
— Я ценю ваши усилия, Олег Николаевич, — продолжил он. — Вы местный? Здесь живете?
— Нет, я живу в Глушковске. Пришёл сюда на лыжах, хотел составить маршрут для лыжного похода моих учеников.
— А, вы учитель? И в какой школе?
— В десятой. И классный руководитель.
— Какого класса?
— Девятого «Б».
— Кажется, в вашем классе учится Михаил Звонарёв? Ну, и как он вам?
Расспросы этого высокопоставленного партийного чиновника удивили меня. В его голосе ощущалась странная заинтересованность. Я не знал, что ответить. Наврать, или сказать правду?
— Ну-ну. Я знаю, что это за супчик, — мужчина понял мои сомнения. — Расскажите, что вы о нём думаете.
— Звонарёв — хулиган, каких мало. Оскорбляет учителей матом, семечки грызёт на уроках. В меня бросил кактусом, а потом в шею воткнул перьевую ручку.
Марина тихо вскрикнула, прижав ладони ко рту, глаза широко раскрылись, она впилась в меня взглядом, от чего бросило в жар.
