— Дело возбудили? — чуть сощурив глаза, спросил Мельников.
— Да. Но следователь изменил все так, будто меня на улице нашли с заточкой в шее. А Звонарёв ни при чем.
— Да-да, это понятно, — он покачал головой, и в глазах его мелькнул какой-то дьявольский огонёк, или мне показалось.
— И ещё, Кирилл Петрович. Этот отморозок тут фарцовкой занимался. Около церкви. Немцам, интуристам сбывал вещи. И в том числе рыцарский крест Люфтваффе.
— Вы разбираетесь? — Кирилл Петрович одобрительно поднял черную густую бровь, тонкие губы тронула улыбка. — Ну, мне всё ясно. А скажите, Олег Николаевич, вы в Глушковске где проживаете? В коммунальной квартире?
— Нет, у нас с женой отдельная квартира, двухкомнатная. Отцу — ветерану войны выделили.
— Ваш отец воевал? А я вот тоже разведчиком в партизанском отряде с 42-го до 44-го прошёл, потом в действующей армии. Два ордена Красной Звезды. Вот, — он распахнул пальто, достал из внутреннего кармана белый прямоугольник. — Моя визитка, обращайтесь по любым вопросам. Я обязательно помогу. Пойдём, милая, — посмотрев с нежностью на дочь, он приобнял её, и они направились на улицу.
Вдруг всплыла в голове сцена из «Золушки», где Мачеха — Раневская с раздражением выговаривает мужу: «Ты разговаривал с королём и ничего у него не выпросил? Ядовитый змей!». Если бы Людка узнала, что я спас жизнь дочери второго человека в области и не попросил хотя бы домашнего телефона, она бы точно убила бы меня сковородкой.
Я вышел на улицу, увидел, как около чёрной «Волги» курит мужчина моего возраста. И, казалось, он походил на меня, темноволосый, высокий, поуже в плечах, вытянутое лицо, острый нос. Поначалу я решил, что это водитель Мельникова, но, когда к нему подошли Марина и её отец, мужчина неохотно отлепился от машины. Стрельнув в сторону окурком, обнял девушку, отодвинул её от себя и на лице появилась неприятная, фальшивая улыбка. И я понял, что это муж Марины, и отношения у них, мягко говоря, прохладные.
К кортежу пристроилась белая «Лада» — Боря и Костик пригнали её. Выскочив из неё, они встали навытяжку перед Мельниковым, и Борис что-то быстро-быстро проговорил. Мужчина одобрительно похлопал его по плечу, Марина и её муж сели на заднее сидение «Волги», а Мельников рядом с водителем. Кортеж тронулся, но уже не привлекая внимания воплями сирен, и быстро скрылся за поворотом.
Когда вернулся, увидел Степана с кислым выражением на лице. И понял, почему он так расстроен:
— Что, не оплатили тебе камеру? Чего ж ты не попросил бабла у Хозяина?
Степан матерно выругался, нахмурился, опустив голову:
— Шож я этому партейцу скажу, что я — барыга, спекулянт?
— Ты не спекулянт, Степан, ты — деловой человек, бизнесмен.
Это слово Степану понравилось, он взбодрился, поднял голову, и взглянул на меня уже совсем по-доброму.
— Бизнесмен, хорошее слово.
— Я пойду, Степан. Спасибо тебе, что помог.
— Да ладно. Бывай.
Я вернулся к дому Глафиры, поднялся на крыльце и задумался, как мне теперь проникнуть в дом? Два часа ночи. Хозяйка, наверняка, спала сладким сном, а ключа у меня не было. Потоптался растерянно на крыльце, но тут вспыхнул свет в окне, дверь распахнулась. Глафира стояла на пороге, запахнувшись в серую шаль.
— Олежек, ну, где же ты был? — с мягким укором произнесла она. — Я уж вся измучилась, ожидаючи тебя. Проходи, сейчас чайку тебе согрею.
— Не надо, Глафира Петровна. Я очень устал. Не смогу ничего ни пить, ни есть.
И я реально валился с ног, всё тело будто сковало свинцом. Столько всего обрушилось на меня, столько событий. Но хозяйка все-таки подтащила меня к столу. Быстро вскипятила чайник, выставила на стол несколько вазочек, с вареньем, печеньем, кусками рафинада.
— Знаешь, Олежек, — она присела напротив меня. — Извини, я тут послушала и другие твои пластинки. И вот с этой певицей рыжей. Тебе она нравится?
— Да, Глафира Петровна, очень нравится.
— Она поёт неплохо, но голос у неё похуже, чем у Софочки или Анечки.
— Но тут не в голосе дело. Главное, она создаёт из каждой песни спектакль, драматический. У неё очень большое будущее.
— Да, наверно.
Я не мог рассказать Глафире, что скоро Пугачёва станет прямой конкуренткой Софии Ротару, что фанаты обоих будут враждовать друг с другом, почище козлисток и лемешисток прошлого — поклонниц знаменитых теноров — Козловского и Лемешева.
Тишину вдруг разорвал громкий рокот мотора, и чьи-то крики. Показалось, что вопил кто-то знакомый. Я выскочил на крыльцо и действительно увидел за забором Степана. Он тяжело, с всхлипами дышал, упёршись руками в колени.
— Что случилось, Степан?
— Уг-уг-нали, — едва выговорил он.
— Чего угнали-то?
— Конька моего! Снегоход. Нету. Бандиты чёртовы!
Он закрыл лицо руками, плечи дёрнулись, будто он заплакал. И я не выдержал, бросился в дом, быстро нацепил лыжный костюм, накинул куртку. Вытащив из пальто телескопическую дубинку, которую Борька забыл у меня забрать. Подхватив лыжи, что стояли в сенях, выскочил на улицу. С тихим лязгом сомкнулись скобы на ботинках и, оттолкнувшись палками, я понёсся сломя голову вниз, туда, откуда доносился слабеющий шум мотора.
Глава 19
В поликлинике
Спустя пару минут азарт прошёл, навалилась, сковала все мышцы невыносимая усталость, глаза начали сами собой закрываться, и только ужас, что я упаду прямо здесь и усну, оставлял меня в сознании.
Впереди на снегу, на фоне белеющих стволов голых берёз, темнела какая-то большая куча. И когда я подъехал ближе, увидел снегоход, который валялся на боку под невысокой горкой. А рядом копошился какой-то субъект.
Я спрыгнул, как с трамплина, и приземлился в паре метров от места происшествия. Но не успел даже лыжи снять, как мужик резко обернулся и кинулся на меня, как дикий зверь. Скобы-держатели лыж автоматически отстегнулись, иначе я переломал себе лодыжки.
Мы начали возиться в снежной каше, она гасила все удары. Я не мог провести ни одного приёма, только пытался уворачиваться от беспорядочных атак противника. Наконец, удалось поджать ноги, я выставил колено, упёрся в грудь мужика, и отшвырнул его от себя. Вскочил на ноги, пошарил в кармане, и меня бросило в озноб — дубинки не оказалось. Видно, выпала, когда я свалился. А в руке мужика сверкнуло стальное жало. Он замахнулся и бросился на меня. С трудом удалось уйти с линии удара, я успел перехватить нож, вывернул запястье и оружие упало в снег.
Мужик схватил меня за грудки одной рукой, а другой — здоровенным кулаком пытался врезать в челюсть. Но я каким-то чудом сумел присесть, и смертельная балда прошла в миллиметре от моей физиономии.
Постарался ухватить его за плечи, ухнул вниз, выставил колено. И перекинул бандюгана через себя. Вскочил, встал в боевую стойку. Противник успел сделать то же самое. Он оказался выше меня на голову, с длинным руками, как у братьев Кличко. Так что, пытаясь увернуться от его молниеносных атак, я никак не мог подлезть ближе. Только успевал выставить блок.
Ноги скользили, а все мышцы протестовали против такого издевательств над ними.
Вдруг мужик взмахнул руками, как крыльями, подпрыгнул и упал сверху ястребом, свалив меня с ног. И тут мне стало всё равно. Подумал — пусть убьёт, я окажусь в капсуле времени и выберу какой-нибудь более спокойный год, где мне не придётся беспрерывно с кем-то драться.
Я распластался на земле. Закрыв глаза, я раскинул руки и ноги, ожидая последнего удара, который прекратит мои мучения.
Но удара почему-то не последовало, наоборот, тяжесть чужого тела, давившая сверху, исчезла. Я открыл глаза и увидел лишь спину удалявшегося врага.
В холодном снегу лежать надоело, я пошарил руками, чтобы найти опору и пальцами наткнулся на что-то твёрдое. Притянул и радость хлынула в душу — это оказалась дубинка, которую я выронил.
