— Олег Николаевич, если не будет ваших показаний о драке, не будет дела, и вы не превратитесь в обвиняемого.
Я тяжело выдохнул, отошёл к окну, пальцы рук стали влажными, подрагивали. Внутри меня кипела такая ярость, раздражение, что стоило невероятного труда держать себя в руках. Я развернулся опять к адвокату, сложив руки на груди, поинтересовался с сарказмом:
— Если я вас спущу с лестницы вместе с вашим делом, сколько мне дадут?
— Ну, при наличие хорошего адвоката, — ответил он совершенно спокойно. — Год условно. Если вы не нанесёте мне серьёзных повреждений. А так можно будет переквалифицировать в покушение на убийство. До пяти лет. Уже реального срока.
— Прекрасно. А если я убью свою жену, то мне сколько дадут?
Он аккуратно сложил стопку бумаг, постучал о стол, чтобы выровнять:
— Десять лет. Но вы не выживете в тюрьме, Олег Николаевич, — предупредил он. — С такой внешностью, — оглядел меня оценивающе. — Ну, так что, выпустили пар?Вот текст, вот ручка. Подпишите и мы разойдёмся с миром.
— А моя жена окажется безнаказанной. Потом она наймёт других киллеров, чтобы меня убить. А вы её отмажете от суда. И будет она свободна, как ветер.
— Олег Николаевич, могу вам помочь с разводом. Дать адрес отличного адвоката. Сам я этим не занимаюсь. Только уголовкой. Но вот он — просто виртуоз.
— У меня денег не хватит на вашего отличного адвоката. Я — простой учитель. С зарплатой в сто рэ. Жру больше, чем приношу в дом. Это так моя жена говорит.
Я взял со стола лист бумаги, прочёл короткий текст и подмахнул его роскошной ручкой в позолоченном корпусе.
У Сомова не дрогнул ни один мускул на лице. Он бросил оценивающий взгляд на лист, особенно на мою подпись, положил в папку, а её в свой роскошный портфель. Закрыл роллер колпачком и положил во внутренний карман пиджака.
— Что ж, было приятно иметь с вами дело, — произнёс он дежурную фразу, подхватив портфель, направился к выходу.
Хлопнула дверь, щёлкнул замок, а я вернулся на кухню. Настроение совсем испортилось, даже аппетит пропал. Решил выпить кофе, но забылся, и он убежал, зло шипя, как клубок змей, залил плиту и конфорку. Чертыхаясь, пришлось содой очищать подгоревшую плёнку, представляя, какая физиономия будет у жены, когда она увидит убежавший кофе. Никаких других чистящих средств я не нашёл.
Решил отвлечься, посмотреть телевизор. Заглянул в программу и увидел, что по первому каналу идёт мой любимый фильм «Высокое звание» из двух серий «Я — Шаповалов Т. П.» и вторая серия «Ради жизни на земле». Шаповалова играл Евгений Матвеев. Гражданская, Афганистан, Халкин-Гол, Великая Отечественная. Я помнил, что первая серия считалась утраченной. И теперь с удовольствием вспоминал все её эпизоды. Особенно мне врезалась в память одна сцена. Когда белые похитили бойца полка под командованием Шаповалова, он в полном одиночестве явился к врагам и предупредил, если парня не вернут, расхерачит весь посёлок с белыми и китайцами к чёртовой матери. И снаряд его батареи тут же с грохотом разрушил деревянную вышку.
Когда обе серии закончились, напевая себе под нос строчку из песни — лейтмотив фильма:
Наш командир удалой,
Мы все пойдём за тобой,
Если снова труба позовёт.
Если пуля убьёт,
Сын клинок подберёт
И пощады не будет врагу…
Я решил вернуться к своей статье. Сел за машинку, и перед глазами одна за другой всплыли все статьи, публикации о квазарах. Неужели я действительно напишу эту книгу, дам революционную гипотезу об альтернативных Вселенных? Может быть, эти парни из компании «Второй шанс» специально перенесли меня в этот год, чтобы совершил этот прорыв. С энтузиазмом я начал бить по клавишам со скоростью пулемёта.
И лишь громкая трель дверного звонка заставила меня отвлечься. На пороге стоял грузный седой мужчина с добродушным, но оплывшим от возраста лицом, опущенные уголки рта, тяжёлые брыли, потерявшие цвет, но ясные и умные глаза.
— Олег Николаевич? Я — профессор Тузовский, — пророкотал он чуть хрипловатым, но хорошо поставленным баритоном.
Я поразился, что Тузовский решил прийти ко мне сам, что обрадовало меня. Я пропустил его, помог снять пальто с воротником из каракуля. Под которым оказался светлый твидовый пиджак, тёмные брюки — всё явно из дорогой ткани. Под жилеткой из тонкой бежевой шерсти — белая рубашка, скромный галстук, но с зажимом из золотистого сплава, скорее всего позолоченный с тремя ярко сверкающими всеми цветами спектра камешками — бриллиантами.
Провёл в кухню. Тузовский взял с собой элегантный чёрный «дипломат», обрамлённый металлической рамой, с блестящими никелированным и замками с кольцами кода.
— Хотите кофе, Игорь Дмитриевич?
— Нет-нет, спасибо. Давление. От кофе, увы, пришлось отказаться. Доктора запретили. Вот чайку бы выпил.
Я налил воды в чайник, поставил на плиту. И встал у окна, ожидая, когда он вскипит.
— Я прочёл вашу статью в журнале «Астрофизические новости», — продолжил Тузовский.
— Её уже напечатали? — удивился я, и душу захлестнула тёплая радостная волна. — Представить не мог. Но это не моя статья, моего ученика, Юры Зимина. Я только отредактировал её.
— Да-да, я понимаю. И я прочёл монографию к вашей диссертации. Вы очень талантливый человек. Иногда слишком смело высказываетесь. Но, в общем и целом, вы хорошо умеете анализировать информацию и делать правильные выводы.
Что-то в тоне профессора мне не понравилось. Словно он говорил комплименты, чтобы подсластить горькую пилюлю. Но пока не решился спросить напрямую, берет он меня секретарём или нет.
Когда чайник засвистел, я заварил чай, налил в чашку. И поставил перед профессором. Он отхлебнул и покачал одобрительно головой.
— Я приезжал в вашу школу, узнал, что вы больны и решил подъехать к вам, — он сделал паузу, будто собирался с силами сказать что-то важное.
— Игорь Дмитриевич, вы не решаетесь мне сказать, что взять меня референтом не можете? — я не выдержал. — Правильно ли я понимаю?
Тузовский вскинул крупную лобастую голову, вгляделся в моё лицо. Помолчал и, наконец, отозвался:
— Олег Николаевич, я бы с удовольствием вас взял референтом. Но тут есть одна проблема. Мне нужен человек, который бы мог выезжать со мной за границу. Директор вашей школы готов дать вам самую лучшую характеристику. Но… — он замолчал, отвёл глаза.
— Но с характеристикой, которую дал ректор МГУ, меня из страны не выпустят? Верно?
Тузовский сцепил пальцы на колене, чуть покачался. Сделав большой глоток из чашки, поставил со стуком её на стол.
— Верно вы понимаете. Уж не знаю, чем вы так не угодили Грачёву, но он не захотел переписывать текст. Я пытался надавить на него всем своим авторитетом, но Михаил Александрович наотрез отказался.
Вот и второй облом, промелькнула мысль. Вначале адвокат жёстко разрушил мои надежды на избавление от жены, теперь старая характеристика вновь ударила по мне, уничтожила мечты о карьере учёного, поездках за границу, встречах с Карлом Саганом, Стивеном Хокингом.
— Может быть, он решил, что я вернусь в университет, если он изменит характеристику? Но я не собирался этого делать.
— Не я устанавливаю правила, вы понимаете? — голос профессора прозвучал на удивление резко, с раздражением. — По моему мнению, эти проверки совершенно излишни, но изменить я ничего не могу.
— Я понимаю, Игорь Дмитриевич. Не в обиде.
Пройдёт лет десять-пятнадцать, и каждый человек сможет спокойно разъезжать по миру, без унизительных проверок, комиссий, характеристик. Но сейчас, здесь, в этом времени, обычная бумажка выросла до размера высочайшего забора, и закрыла мне путь к карьере учёного за границей.
— Но я могу привлекать вас к написанию каких-то статей здесь? — Тузовский с надеждой посмотрел на меня.
— Можете, конечно. Готов написать, что нужно.
— Хорошо. Вот вам тезисы статьи, — с щелчком открыл замки, вытащил из дипломата пару листков с напечатанным на машинке текстом, выложил на столе. — В этом ключе хотелось бы увидеть статью. Если они покажутся вам устаревшими, можете поменять.
