Стародум. Книга 2 (СИ) - Дроздовский Алексей

— Пришли! — продолжает мужчина. — Топор в руки и рубите брёвна на части!

— Нет, — отвечает Светозара.

— Что значит нет?

— Мы не будем делать вашу работу.

В Вещем Никодим слыл человеком, который ничего не боится, готовый рискнуть всем, чем угодно, чтобы не опускать головы ни перед кем. Сегодня эту роль исполняет Светозара, пока сам он трясётся от осознания, что где-то неподалёку бродит Стихарь, его мучитель.

Со злобным лицом мужчина хватает Светозару за шею и бросает на землю. Он прижимает голову девушки ко мху и шипит, брызжа слюной от ненависти:

— Ты будешь работать!

— У нас все работают, — добавляет долговязый. — Никого задаром мы не кормим.

— Так что поднимайся, дрянь, и за дело!

Чтобы закрепить свои слова, одноглазый добавляет ей удар ногой по рёбрам, от которого Светозара принимается хватать ртом воздух. Боли на её лице вроде бы нет, но иногда боль приходит чуть позднее, не сразу.

— Безсон, иди сюда! — кричит один из сопровождающих.

К ним подходит грязный, тощий, воняющий потом старик. Спутанная борода, шапка набекрень, смотрит исподлобья. Даже для крестьянина он очень загорелый.

— Покажи им, какие брёвна рубить надо.

— Этим двоим дай самую тяжёлую работу, — добавляет одноглазый. — Я хочу, чтобы они упахались тут к чёртовой матери.

Кивнув, Безсон разворачивается и топает к дальней стороне полянки, к лежащим на земле деревьям. Сегодня их не станут убивать — вместо этого заставят работать до седьмого пота. Их превратили в рабов.

Пожалуй, им стоило бы вести себя осторожнее. Сжечь Стихаря в его доме. Однако Никодиму уж очень хотелось посмотреть подонку в глаза. Он добился чего хотел, получил удовлетворение, когда старый хрен осознал, что перед ним стоит тот самый пацан, который много лет назад проломил его голову. Теперь же им приходится расплачиваться за свою неосторожность. Но это ничего. Они со Светозарой люди не только умные, но и смелые. Это местные болваны зачарованы сладкими речами Стихаря, а они обязательно найдут способ и выбраться отсюда, и закончить начатое дело.

— Значится так… — начинает Безсон, указывая на лежащие деревья. — Ветки — туда, кору — туда. Ствол рубите на части… где-то с аршин. Потеряете топор — голову откручу.

— А поссать где? — спрашивает Никодим.

— Где хочешь.

Ничего нового в этом нет: каждая деревня занимается заготовкой дров. Без дерева не протопишь печь, а без этого околеешь. Работа тяжёлая, но необходимая для выживания. Раньше её выполняли зимой, когда в деревьях меньше соков, да и работы другой особо нет. В эпоху безумия всё поменялось: только умалишённый пойдёт в лес зимой, поэтому заготовку перенесли либо на позднюю осень, либо на раннюю весну.

В Тишае же начали прямо с сентября.

В это время года деревья ещё полны сока, поэтому даже после просушки могут дымить, парить, давать меньше тепла. К тому же перевозка брёвен не так удобна, как на санях по слою снега. Но в целом ничего страшного.

— К вечеру все эти брёвна чтобы лежали порубленые, — указывает Безсон.

— Чего? — недовольно переспрашивает Светозара. — Их же тут штук двадцать.

— Того. Порубите или без еды останетесь.

Мужчина удаляется, чтобы заняться своей работой, а Никодим со Светозарой остаются на опушке, рядом со сваленными брёвнами. Охрана никуда не делась: стоят на отдалении и следят за их поведеним, поэтому сбежать пока невозможно.

Делать нечего. Раз уж им выпала доля быть рабом, нужно некоторое время притворяться послушными, сломленными людьми, чтобы не привлекать столько внимания.

Весь день Никодим со Светозарой трудятся без отдыха, в окружении духов работы. Работают до онемевших рук и ноющей спины. Рубят топорами брёвна на части, чтобы затем уже их можно было разбить на отдельные дрова для протопки. То же самое делают жители Тишая рядом с ними: всё происходит в молчании, никто ни с кем не разговаривает.

Сильным удивлением оказалось то, что стражники смотрят с отвращением не только на Никодима со Светозарой, но и на своих собственных односельчан, работающих здесь. Несколько раз из уст Безсона, ходящего между людьми, прозвучали слова «исправление», «искупление». По всей видимости, здешние работники чем-то провинились перед деревней, поэтому их сослали на самую тяжёлую работу как наказание. Все они трудятся усердно, шепча какие-то молитвы.

Ужин им приносят прямо в лес, не позволяя сидеть за общим столом с остальными жителями.

— Всё Годогост, ты своё отработал, — заявляет Безсон перед мальчиком лет четырнадцати. — Завтра сюда не приходи.

— Фух, — произносит тот. — Заставил же ты меня попотеть!

— Что есть, то есть!

Чем бы ни провинился Годогост перед остальными, свою вину он исправил полностью. Стражники Никодима и Светозары, ещё днём смотревшие на него как на ничтожество, теперь улыбаются ему и машут рукой, чтобы он присоединялся к их компании. Пацан же, весь день смотревший себе под ноги, теперь глядит на остальных работников с брезгливостью, будто это не он только что рубил деревья наравне с остальными.

— Эй, — обращается Светозара к женщине поблизости. — За что тебя отправили сюда?

— Огород плохо прополола, — с сомнением отвечает та.

Видно, что она не очень хочет общаться с братьями по несчастью, но ответить на вопрос о вине обязана.

— И всё? — спрашивает Светозара. — Всего лишь за какой-то плохо прополотый огород?

— Тише! Или дней накинут.

— За то, что разговариваем?

— Нет, за возмущение. Сомнение — главный из грехов пророка.

Последнее — явно один из догматов, которые выучили наизусть в Тишае. Что бы ни говорил им Стихарь, нужно воспринимать это на веру, не сомневаться, или отправишься на самую тяжёлую работу, а все остальные будут относиться к тебе как к ничтожеству.

— Всё, хорош! — кричит Безсон. — Идите по домам. Утром всех жду здесь!

Жители деревни молча направляются к себе, Никодима и Светозару ведут назад под присмотром четверых сопровождающих. Стемнело достаточно сильно, чтобы попытаться сбежать. Как бы невзначай Никодим подходит к девушке и аккуратно толкает её плечом.

— Ну что? Бежим? Лучшего шанса не представится.

— Давай, — отвечает Светозара.

— Если во время бегства потеряемся, то встретимся в Чернигове на закате. Завтра, или послезавтра. Как получится.

— Договорились…

— Тогда на счёт три.

Дождавшись, пока стражники снова заведут долгую беседу о всякой ерунде, Никодим даёт отсчёт, после чего срывается с места и мчит в лес. Светозара делает то же самое рядом с ним. Девушка неловко держит в руках подол платья, чтобы оно не мешало ногам. Бегать у них и правда получается так себе, на ровном поле сопровождающие догнали бы их в одно мгновение. Но сейчас сумерки, и чем больше заходит Солнце, тем темнее становится вокруг.

— Стоять! — неожиданно писклявым голосом орёт одноглазый.

— Убью! — добавляет другой.

Никодим Несётся всё дальше, отчаянно стараясь не споткнуться и не пропахать лицом землю. Он никогда не умел быстро бегать: в детстве Стихарь сломал ему ногу, кость зажила неправильно, с тех пор он всегда ходил своей особой походкой. Без хромоты, но и без резвости здорового человека.

Папаня Тимофея мог бы вылечить его травму — для Федота это пустяк. Никодим всегда отказывался от этого. Ему нужно было напоминание, через что он прошёл, каким человеком стал. Пусть нога у него не самая ровная, но это знак силы его духа.

Это шрам, который он всегда носил с гордостью.

Однако сейчас это играет плохую роль. Не смотря на все прилагаемые усилия, стражники его догоняют. Никодим слышит их разъярённые голоса сквозь бешено стучащее сердце.

— Скорее! — кричит Светозара.

Девушка пытается ему помочь, но она лишь замедляется без какого-либо результата.

Они бегут вдвоём, проваливаясь в ямы, отбиваясь от низко висящих веток. Кто-то хватает Никодима за плечо, но тут же теряет хватку. Чтобы хоть как-то получить преимущество перед догоняющими, они принимаются петлять между деревьями.