Инженер Петра Великого 10 (СИ) - Гросов Виктор

— Свора твоя хороша, — произнес он, глядя на темнеющие верхушки деревьев. — Зубастая, разноплеменная. Но и у меня своя найдется. Не такая злая, зато хитрая.

— Первым, — он поморщился, словно проглотил что-то горькое, — Данилыч поедет. Меншиков.

Он выдержал паузу.

— Ворюга, конечно, — Петр вздохнул. — Руки бы ему по локоть оторвать. Но свой ворюга. И хваткий, черт. Пока мы с тобой будем имперские дела вершить, он нам обоз не даст растащить. Сам все растащит, но до места довезет. На него одного в этом деле положиться можно.

Жестокая, безупречная логика. Меншиков был инструментом. Незаменимым, как хороший топор, пусть и с вечно липкой рукоятью.

— А для разговоров учтивых, для балов и пергаментов, — продолжил Петр, — Матвеева возьму. Андрея Артамоновича. Я его из Лондона отозвал. Мужик тертый, умный, языками владеет, как своими пятью пальцами. Всю их подноготную знает. Пока мы с тобой будем им клыки показывать. А чтобы вся эта орава по заграничным кабакам не расползлась и друг друга в пьяной драке не перерезала, — добавил он с кривой усмешкой, — Пашку Ягужинского прихвачу. Ему только волю дай — он их всех в ежовых рукавицах держать будет. Будет моим глазом и кулаком в самом посольстве.

Состав вырисовывался интересный: вор-завхоз, лощеный дипломат и безжалостный надсмотрщик. Сила, хитрость и порядок. Но чего-то не хватало. В этой схеме я чувствовал зазор, слабое место. Все эти люди — тяжелые фигуры, короли и ферзи. Они будут вести большую игру. А кто будет копаться в мелочах? Кто будет читать мелкий шрифт в договорах, выискивать юридические лазейки, готовить справки? Кто будет тем самым незаметным дьяком, без которого не обходится ни один приказ?

И тут в памяти всплыло имя. Я все хотел его к себе переманить, да все никак руки не доходили.

— Государь, — начал я осторожно, — есть еще один человек… Мелочь, конечно, но может пригодиться.

Петр недовольно хмыкнул, давая понять, что состав определен и обсуждению не подлежит.

— Слыхал я от голландских негоциантов, — продолжил я, делая вид, что с трудом припоминаю. — Жаловались они на одного переводчика в Посольском приказе. Немчик какой-то, вестфалец. Говорят, въедливый, как репей. В каждую букву вгрызается, каждую запятую трижды проверит. Сил, мол, с ним нет никаких, все дела тормозит своей дотошностью.

— Остерман? — Петр чуть повернул голову. — Это который Генрих? Немчик тот… вертлявый? Знаю. Сидит в бумагах, как мышь в крупе. Тихий, незаметный. И что с него толку? У меня таких в Приказе — пруд пруди.

— А то, Государь, что именно такой и нужен. Не для громких речей, а для черной работы. У нас будут Матвеев для больших слов и Меншиков для больших трат. Но кто будет составлять протоколы, переводить их торговые уложения, выискивать лазейки в их законах? Нам нужна «рабочая пчелка», незаметный трудяга, который перелопатит горы бумаг. Я слышал об этом Остермане — говорят, зануда и педант редкостный. Именно такой и нужен, чтобы наши «творческие» люди не наломали дров. Пусть будет при Матвееве, для черной работы.

Я сделал паузу и добавил главный аргумент.

— А если окажется негоден или вам не приглянется — я его к себе в канцелярию заберу, найду применение. Мы ничего не теряем.

Петр барабанил пальцами по борту саней. Я видел, как в его голове борются раздражение и прагматизм. Мое предложение было слишком разумным, чтобы от него отмахнуться.

— К себе заберу, — передразнил он меня. — Ладно уж, — наконец махнул он рукой. — Чутье твое на людишек меня еще не подводило. Бери. Поглядим на твоего немчика в деле. Только если окажется пустышкой — и вправду, забирай.

Я облегченно выдохнул. Козырь был в колоде.

Сани вылетели из леса, впереди, в морозной дымке, проступили темные силуэты городских строений. Охота была завершена. Возвращаясь в Петербург, я мысленно перебирал нашу команду. Государь. Его свита: Меншиков, Матвеев, Ягужинский. Моя «свора»: Нартов, Федька, Орлов и Ушаков. Отлично. Ах, да, еще Анна Морозова, навязанная в качестве «казначея». И последним — темная лошадка, никому не известный «немчик» Остерман.

Получается какой-то ковчег, набитый хищниками, гениями и интриганами. Команда для самого безумного похода в истории России была сформирована.

Глава 4

Январь 1708 г. Лондон, Англия

В малом кабинете Кенсингтонского дворца было душно. Неподвижная тишина давила, в ней тонул даже треск поленьев в камине. За окном, в серой дымке январского полудня, таяли очертания парка, но королеве Анне не было до него дела. Застыв в массивном, обитом темным бархатом кресле, она пыталась найти положение, в котором ноющая боль в распухшей от подагры ноге стала бы хоть немного терпимее. Тщетно. Тонкая гримаса на мгновение исказила ее одутловатое лицо, прежде чем снова застыть непроницаемой маской.

На полированном дубовом столе перед ней, рядом с аккуратными стопками депеш, были разложены предметы, не имевшие права здесь находиться. Дешевый, отпечатанный на шершавой серой бумаге памфлет из Амстердама с неумелой гравюрой, изображавшей похожие на веретена дирижабли. Официальный отчет Ост-Индской компании, где сухие столбцы цифр вопили о беде. И, наконец, выведенный твердой рукой эскиз — сложный механизм из шестерен и пружин с лаконичной надписью на ломаном немецком: «Скорострельная фузея системы „Шквал“».

— Позволю себе заметить, Ваше Величество, дела на востоке приняли скверный оборот, — произнес лорд-казначей Сидни Годольфин. Он стоял перед королевой, не сотрясал воздух громкими словами о чести короны. Он говорил об убытках.

— Заключенный русским царем мир с Портой обернулся прямыми потерями для казны. Караваны, груженые шелком и пряностями, изменили свой путь. Они более не идут через наши фактории в Леванте. Прямые убытки от недополученных пошлин за последние три месяца, — Годольфин сверился с записной книжкой, словно боялся ошибиться хоть на пенни, — составляют семьдесят две тысячи четыреста фунтов.

Королева молча смотрела на него. Семьдесят две тысячи. Это цена нового фрегата. Ее фрегата. Она потеряла корабль, даже не спустив его на воду, из-за того, что какой-то русский варвар договорился с турком.

— Более того, — продолжил казначей, и в его голосе прорезался металл, — слухи о сибирском серебре, запущенные их людьми, вызвали панику на биржах. Нам пришлось истратить почти четверть миллиона золотом на поддержание курса фунта. Деньги выброшены впустую, чтобы погасить пожар, который они разожгли одной лишь спичкой.

— И это еще не все, Ваше Величество, — из тени у камина выступил Роберт Харли. Государственный секретарь двигался плавно, говорил вкрадчиво, и в его глазах всегда таилась усмешка человека, знающего на одну тайну больше. — Лорд-казначей говорит о деньгах, которые мы уже потеряли. Я же позволю себе говорить о войнах, которые мы рискуем проиграть.

Его палец в перчатке легко опустился на эскиз на столе.

— Я передал это лучшим мастерам Вулиджского арсенала. Их заключение, Ваше Величество, неутешительно.

Харли выдержал паузу, наслаждаясь эффектом.

— Мы можем повторить этот механизм. С большим трудом, за большие деньги, но можем. Однако дело не в нем. Дело в самой идее. Русские создали оружие, основанное на полной взаимозаменяемости деталей. Каждая его часть сделана по единому образцу. Его можно собрать и разобрать в поле, меняя испорченные детали на новые. Наши же мастера в Тауэре меясцами вытачивают один ствол.

Он обвел взглядом застывшие лица.

— Это, Ваше Величество, очень серьезно. Русские готовятся запустить станок, который будет делать оружие тысячами. Дешевое, одинаковое, смертоносное. Они превращают войну из искусства в промышленность. И в этой новой войне наш солдат с дорогим, штучным мушкетом окажется бессилен против десятка их мужиков, вооруженных простыми и безотказными машинами для убийства.