Инженер Петра Великого 10 (СИ) - Гросов Виктор

Годольфин задумчиво потер подбородок. Цифры в его голове уже складывались в фантастические уравнения прибыли.

— Допустим, — произнес он медленно. — Но повод? Нам нужен безупречный повод для вторжения.

— И он у нас будет, — усмехнулся Харли. — Самый безупречный. Наш новый Альянс предъявит царю ультиматум. Мы потребуем немедленно прекратить производство и передать под общий контроль самое мерзкое из их изобретений. То, что наши люди зовут «Благовонием». Оружие, что несет смерть не клинком, а ядовитым ветром. Мы обвиним их не в нарушении границ, а в посягательстве на законы Божьи и человеческие. Их отказ, а он последует непременно, поставит их вне цивилизованного мира. Это будет не casus belli, повод к войне. Это будет приговор. Приговор за гордыню. И наша экспедиция в самое сердце их земель будет выглядеть не как вторжение, а как исполнение этого приговора. Мы явимся как лекари, вырезающие заразу, угрожающую всему телу христианского мира.

Он замолчал, отойдя снова к камину. Его работа была сделана. Он разложил перед королевой дьявольский пасьянс, в котором каждая карта искушала, сулила выгоду и оправдывала любой грех.

Королева Анна молчала долго. Она смотрела на огонь, и видела мир, трещавший по швам. Мир, где Бог даровал право править помазанникам своим, а не безродным выскочкам с их адскими машинами. Медленно, с видимым усилием, она протянула руку и коснулась холодной, жесткой поверхности карты на стене. Ее палец нашел точку, над которой вилась небрежная надпись «Muscovy».

План был дьявольски хорош в своей безжалостной логике. Первым молчание нарушил лорд-казначей Годольфин. Он медленно прошелся к столу, взял в руки эскиз «Шквала» и поднес его ближе к свету.

— Еще раз. Сколько будет стоить подкуп французов? А содержание экспедиционного корпуса? Что, если ваш крестовый поход затянется? Где мы возьмем средства, когда наша торговля с Левантом и так несет убытки?

Харли ожидал этого.

— Затраты будут значительными, милорд. Захватив Игнатовское, мы получим монополию на их методы. Мы сможем снизить стоимость производства мушкетов не на треть, а наполовину. Мы получим доступ к их технологиям судостроения, литья, бог знает, чего еще. Прибыль покроет расходы в десятикратном размере в течение пяти лет.

Годольфин хмыкнул. Цифры его, очевидно, убеждали.

— План рискованный, — заключил он, возвращая эскиз. — Но возможная прибыль… она оправдывает риск. С финансовой точки зрения, я его поддерживаю.

Теперь все взгляды обратились на королеву. Два ее главных министра высказались. Один предложил яд, другой рассчитал его стоимость. Но решение должна была дать она.

Анна Стюарт молчала, глядя на огонь в камине. Она думала не о деньгах. Она думала о Боге. О том порядке, который он установил в этом мире. И о том, как эти русские варвары осмелились его нарушить.

— Это похоже на разбой, милорд, — холодно произнесла она, не глядя на Харли. — Мы, короли, помазанники Божьи…

— Война с дьяволом, Ваше Величество, не может вестись в белых перчатках, — мягко возразил Харли. — Речь идет о выживании. Они создают оружие, которое стирает грань между воином и мясником. Они казнят не тело, а имя и род, посягая на основы аристократии, на сам костяк любой монархии. Они — бунт. Бунт против порядка, установленного Господом. И если мы не остановим этот бунт, он поглотит нас всех.

Его слова попали в цель. Он говорил с ней не как политик, а как проповедник, облекая циничный план в одежды священной войны. Она хотела услышать оправдание — и он дал его.

Ее решение было принято. Это была ее миссия. Поставить на место зарвавшихся варваров.

Она медленно, с видимым усилием, выпрямилась в кресле. Боль в ноге, казалось, отступила. Лицо ее обрело то упрямое выражение, которое так редко видели даже самые приближенные.

— Ладно. Мы не можем позволить, чтобы такие инструменты оказались в руках дикарей, — твердо сказала она. — Это наш долг. Готовьте конгресс, господа. И готовьте экспедиционный корпус.

Министры молча склонили головы. Они получили то, что хотели. Харли — мандат на самую сложную спецоперацию в истории. Годольфин — перспективу колоссальной технологической добычи. А королева Анна — уверенность в том, что она исполняет свою историческую и божественную миссию.

Она осталась одна.

Ловушка для Смирнова и всей Российской Империи окончательно готова.

Глава 5

Февраль 1708 г.

Парадный зал дворца шумел вовсю. В массивных люстрах плавились сотни свечей, стекая воском на медь, и от их колышущегося огненного моря в воздухе стоял густой, сладковатый запах гари, смешанный с ароматами духов, вина и пудры. Музыка гремела, смычки скрипачей взлетали и падали в едином, почти лихорадочном порыве, но весь этот шум служил лишь фоном для главной мелодии вечера — тихого шепота интриг.

Опершись о колонну в стороне от основного потока, я устало глядел в зал. Ноги гудели от многочасового стояния. Я наблюдал. Проводил последний, мысленный смотр войск за несколько часов до того, как наш стальной караван тронется на запад.

Взгляд выцепил из толпы фигуру Алексея. Наследник. В кругу молодых преображенцев он держался уверенно, слушая их залихватские армейские шутки со слегка склоненной головой. В этой позе уже не было прежней мальчишеской неуверенности. Он не пытался им понравиться, а позволял им быть рядом. Вот он, мой «Молот», которому я оставил самую грязную работу — выбивать из государственных шестеренок австрийскую пыль. Главное, чтобы не заигрался, не вошел во вкус абсолютной власти, данной ему отцом по моей, в сущности, наводке.

— … и тогда князь Петр Иванович ему и говорит, мол, ваш ум, царевич, — донесся до меня обрывок разговора, — острее любой шпаги!

Алексей в ответ лишь усмехнулся.

— Шпага, князь, инструмент грубый. Головой работать куда сподручнее.

Рядом с ним, не вмешиваясь, но все слыша, стояла Изабелла. Она беседовала с каким-то дьяком из Посольского приказа, и по тому, как старый бюрократ внимал ей, было ясно, что это не простая учтивость. Она ставила задачу. Мой «Мозг». Предохранитель, который не позволит «Молоту» в азарте разнести всю мастерскую. Их странный, почти невидимый союз должен был уберечь столицу от хаоса, пока мы будем играть мускулами в Европе.

Династическая политика — не моя стихия, но Алексея давно пора женить. Хотя, глядя на них, думалось, что Петр правильно делает, что не вмешивается. С другой стороны, чего это я? Не мне одному отдуваться — вон, Анну ко мне приставили так, что теперь и не отмахнешься.

— Генерал, скучаете?

Голос Брюса возник из ниоткуда. Он материализовался рядом, держа в руке бокал с рейнским. Пахло от него табаком.

— Присматриваю за паствой, Яков Вилимович.

— Благое дело, — он проследил за моим взглядом, остановившись на Алексее. — Юноша справляется. Даже слишком хорошо. Боюсь, как бы не вошел во вкус.

— Для того и Изабелла рядом, — ответил я.

— Ах, да. Испанка, — в его голосе проскользнула едва уловимая ирония. — Прекрасный баланс. Наша с вами дружба, генерал, держится исключительно на этом балансе.

Отсалютовав мне бокалом, он так же беззвучно растворился в толпе, направившись к английскому послу. «Скальпель». Хирург. Готовый резать там, где Алексей не сможет ударить. И он же первым вонзит нож мне в спину, если система даст сбой. Вся конструкция держалась на этом хрупком пакте.

Захотелось промочить горло. Пробираясь к столам с вином, я наткнулся на Леонтия Магницкого. Окруженный учеными, он выглядел так, будто его приговорили к прослушиванию лекции о пользе пиявок.

— Леонтий Филиппович, — я тронул его за локоть, — не увлекайтесь научными диспутами. Помните, телеграф ждать не любит.

— Петр Алексеевич, — вздохнул он, в глазах его стояла вселенская тоска математика, попавшего на поэтический вечер. — Эти господа пытаются доказать мне, что числа есть дьявольское искушение. Боюсь, мой рассудок не выдержит.