Наследник 4 (СИ) - Шимохин Дмитрий

Но три десятка доспешных бойцов, стоявших ядром атаки, так просто не отступили.

— Держись! Бей изменника! — крикнул их предводитель.

Завязалась короткая, но злая рубка прямо перед воротами моего подворья. Эти были не чета пьяным шляхтичам — дрались умело и отчаянно. Лязг стали, хрипы, крики боли смешались с ревом разбегающейся толпы. Мои люди, воодушевленные прорывом, дрались яростно.

Преимущество в выучке и решимости было на нашей стороне. Через несколько минут сопротивление доспешной группы было сломлено. Больше десятка их лежало на земле — убитыми или тяжело раненными. Остальные, видя, что дело плохо, пытались смешаться с остатками толпы и удрать.

— Не упускать! — крикнул я. — Брать живьем!

Мои люди бросились вдогонку, сбивая с ног и обезоруживая пытавшихся скрыться бойцов. Вскоре перед нами на коленях стояло пятеро пленников, крепко связанных и изрядно помятых. Остальные либо погибли, либо сумели сбежать в общей суматохе. Толпа же рассеялась, оставив после себя пустую улицу, усеянную телами, брошенным оружием и мусором.

Я спешился, подошел к пленным. Они злобно зыркали исподлобья.

— Кто такие? Чьи люди? — спросил я. Пленные молчали. И тут подошел Елисей, который участвовал в захвате. Он вгляделся в лицо одного из пленников, затем другого. — Княже… — Он удивленно поднял на меня глаза. — Я ж их знаю! Вот этот, рябой, — ткнул он пальцем, — у Шуйского во дворе не раз виден был! А этот, чернявый, кажись, сынок князя Голицына!

Я присмотрелся. И впрямь, лицо рябого показалось мне смутно знакомым — кажется, я видел его среди челяди у Шуйского. А чернявый… Да, что-то знакомое было и в нем.

— Голицыны… — пробормотал я. — Значит, не только Шуйские. Все они заодно. И решили меня убрать руками вот этих псов да обманутых.

Я посмотрел на дымы, поднимающиеся над Москвой, прислушался к далекому гулу продолжающегося бунта. Идти сейчас к Кремлю, оставляя здесь этих пленных и не зная точной обстановки, было бы безрассудно.

— Затащить их во двор! — приказал я. — Допросить с пристрастием. Узнать все: кто послал, какой был приказ, что еще замышляют.

— Елисей, отправь людей к деду, Поздею, Агапке, к Одоевским и Хованским, Волынским пусть скажут, что в Москве беспорядки и бунт. Князь Старицкий к царю на выручку идет, и если они со мной, то я их жду на подворье. Только пусть поспешают. Ждать долго невмочно.

— Исполню, княже, — кивнул Елисей, и четверо запрыгнули в седла и помчались.

— Остальным — убрать убитых с улицы, раненым помочь, ворота укрепить. Мы пока остаемся здесь.

Мне оставалось только ждать, пока придут остальные и привезут вести с ворот кремлевских, проехал ли туда Шуйский или еще нет. Главное, не опоздать.

Время шло, минуты тянулись. Двор моего подворья гудел, как растревоженный улей.

Прибыл мой полк вместе с дядей и дедом. Приехал князь Одоевский с двумя десятками дворни, обряженной в тигеляи. Запыхавшись, подоспел князь Иван Хованский со своими людьми — тоже два десятка сабель и Агапка со своим десятком жильцов — лица у всех были мрачные, но решительные. Последними прибыли Волынские — степенный Матвей Григорьевич с двумя сыновьями, Иванами Большим и Меньшим, но людей с ними было всего пятеро. Видимо, не все решились или успели собраться.

Пленных после допроса крепко заперли в погребе под усиленной охраной. Двор очистили от тел, раненых перенесли в избы, ворота снова заперли и укрепили. Но расслабляться было некогда. Я собрал всех старших: дядю Олега, деда Савелия, Поздеева, Одоевского, Хованского, Агапку, Матвея Волынского — у себя в горнице. Мои десятники и сыновья Волынского остались ждать распоряжений снаружи.

В горнице было тесно и душно. За окном не умолкал гул набата и далекие крики. Все смотрели на меня, ожидая решения.

— Итак, бояре, воеводы, люди добрые, — начал я, обводя всех взглядом. — Вести у нас скудные, но происходит страшноей. Москва охвачена бунтом. По слову Шуйских народ поднялся ляхов бить да царя спасать. Пленные же наши показали, что Шуйские, Голицыны, Татищевы и иже с ними сами этот бунт и затеяли, дабы ляхов извести, а заодно, может, и царя. На меня же толпу натравили, чтобы я им не мешался.

— Предатели! — глухо прорычал Хованский, сжимая кулаки. Он был известен своей прямой натурой и нелюбовью к Шуйским.

— Что с царем Дмитрием — неведомо, — продолжил я. — Что думаете делать?

Наступила тишина. Первым заговорил Поздей, потирая рукоять сабли.

— Коли царь еще жив — идти на выручку надо, княже. Долг наш. Разбить изменников, пока они верх не взяли. Силы у нас теперь есть, пусть и невеликие. Внезапным ударом можем смять их.

— А коли мертв? — возразил степенный Матвей Волынский. — Коли Шуйский уже взял верх? Тогда идти в Кремль — самим в ловушку лезть. Нас там всех и положат. Может, лучше переждать здесь? Поглядеть, чья возьмет?

— Переждать⁈ — возмутился Одоевский. — Пока изменники трон захватывают? Да как можно⁈ Идти надо! Мертв царь или жив — идти и бить предателей!

— Горяч ты, князь Юрий, — покачал головой дед. — Прав Поздей — коли жив царь, идти надо. Прав и Волынский — коли мертв, идти в Кремль — погибель верная. А мы не знаем, как там дело обернулось.

— А толпа эта? — вмешался Агапка. — Вы супротив бояр идти хотите, а народ-то за них! Они ж кричат: «Ляхов бей, царя спасай!» Как мы супротив них пойдем? Нас свои же и побьют.

— Толпа обманута, — сказал я. — Но ты прав, Агапка. Идти против толпы сейчас — гиблое дело. И ждать здесь — тоже не выход. Шуйские про нас не забудут. Как только с Кремлем разберутся — придут сюда со всеми силами.

— Так что же делать, Андрей? — спросил дядя Олег, до этого молча слушавший. — Прикажи — мы исполним.

Я снова обвел взглядом собравшихся. Их лица выражали разное — решимость, сомнение, гнев, тревогу. Но все они ждали моего слова. Ответственность за их жизни, за исход этого дня лежала на мне.

— Мы пойдем в Кремль, — сказал я твердо. Все взгляды устремились на меня. — Но не сейчас и не с боем против всех. Мы пойдем под тем же кличем, что и Шуйские: «За царя Дмитрия!».

— Но зачем, княже? — удивился Хованский. — Если царь мертв, а Шуйские — предатели?

— Если царь мертв — мы это увидим. И тогда… тогда будет видно, что делать. Может, придется с Шуйскими говорить, а может, и против них идти, коли сила будет. А если царь жив? Если он еще держится? Тогда мы явимся как его верные слуги, как подмога. Наш клич собьет с толку и толпу, и самих заговорщиков. Они не посмеют открыто напасть на тех, кто идет «за царя». Это даст нам время осмотреться, понять, что происходит, и, возможно, мы решим, кто будет на троне. К тому же наш долг — быть при государе в лихую годину, мы ему крест целовали.

Я посмотрел на Поздеея, Одоевского, Хованского, Волынского, Агапку, Олега и деда Прохора.

— Это опасный путь. Почти такой же опасный, как и сидеть здесь. Но он дает нам хоть какой-то шанс действовать, а не ждать, пока нас придут резать нас, как овец. Кто со мной?

Мужчины переглянулись. План был дерзкий, рискованный, но это лучше, чем бездействие или слепая атака.

— Мы с тобой, княже, — первым сказал Поздей.

— С тобой! — поддержали Одоевский и Хованский.

— Веди, — кивнул Агапка.

— Будь по-твоему, племянник, — вздохнул Волынский. Дед Прохоро и дядя Олег молча кивнули.

— Тогда готовиться! — Я поднялся. — Сотня и люди Одоевского — впереди. Мы с Олегом, Савелием и моими сторожами — в центре. Хованский, Волынский, Агапка, прикрываете тыл. Двигаемся быстро, но плотно. На крики не отвечать, в мелкие стычки не ввязываться. Наша цель — Кремль, Спасские ворота! По коням!

И наша небольшая, но отчаянная рать двинулась из ворот подворья — навстречу неизвестности, бушующему хаосу и своей судьбе в сердце охваченной мятежом Москвы.

— За царя Дмитрия! — ревел Поздей, возглавляя авангард.

— За царя! — подхватывали мы в центре.

— За царя! — гулко отдавалось в арьергарде, где шли Хованский, Волынские и Агапка со своими людьми.