Моя догадка получает подтверждение. Альберт Геннадьевич даже не поморщился, хотя клинок вошёл ему в живот на несколько сантиметров. Любой нормальный человек заорал бы от боли. Даже я, если б у кого-то вдруг получилось воткнуть в меня что-нибудь.
Давным-давно такого не случалось, но всё-таки.
Не обращая внимания на шпагу у себя в пузе, барон пытается нанести ответный удар. Пропускаю шпагу мимо и отпрыгиваю.
— Вы просто монстр, ваше благородие! Точно хотите продолжить? — интересуюсь я.
— Замолчи, — тяжело дыша, отвечает Светлаков.
— Как хотите, я-то не против.
Барон идёт в атаку, на сей раз забыв о своей изящной позе и вообще хоть о какой-нибудь технике. С яростью берсерка он обрушивает на меня град ударов, ни один из которых не достигает цели.
Я позволяю ему растерять последние силы, а потом наношу два точных укола в обе ноги соперника. Боли-то он, может, и не чувствует. Но когда тебе пронзают точки, в которых есть скопление нервов, ноги сами отказываются держать тебя.
Альберт Геннадьевич отступает, пытаясь удержать равновесие, но в итоге падает. Я мигом оказываюсь рядом и пинком выбиваю шпагу из его руки. Подставляю остриё к горлу и говорю:
— Прошу сдаться, ваше благородие. Я не хочу вас убивать.
— Ни за что, — цедит Светлаков.
— Да что же вы за убожество такое. Мало того, что нечестно сражались, так и поражение признавать отказываетесь. Это как минимум недостойно, вам так не кажется? Сдавайтесь, я не хочу ещё раз пачкать эту прекрасную шпагу вашей кровью, — с презрением морщусь я.
— Как ты смеешь говорить, что я сражался нечестно⁈
— Ещё и лжёте. Точно, убожество. Может, снимем ваш артефактик и посмотрим, как быстро вы истечёте кровью? — с кривой ухмылкой спрашиваю я.
Барон открывает рот, но ничего не произносит. Вижу, как его взгляд затапливает паника, и киваю.
— Вот именно. У вас не получилось меня надуть. Что за артефакт такой, можно взглянуть?
Резким, но аккуратным движением клинка рассекаю рубашку на груди барона и вижу талисман из белого металла. Поддеваю его кончиком шпаги и интересуюсь:
— Это он, да? Как вы смотрите на то, чтобы снять его? Посмотрим, как вы тогда продолжите поединок.
— Не надо, — глухо отвечает Светлаков.
— Тогда давайте договоримся.
Наклоняюсь и говорю тихо, чтобы секунданты нас не услышали:
— Вы отдадите графу Ярыгину сумму, которую он требует. Или уговорите его отозвать заявление, мне без разницы. Одним словом, я хочу, чтобы вы решили все претензии в мою сторону между собой и не тратили мое время.
Альберт Геннадьевич мотает головой и вдруг кричит:
— Ни за что! Лучше убей меня! Ни один Светлаков больше никогда не пойдёт на поводу у Зверевых!
— Громкие слова для того, кто нечестно дрался и всё равно валяется на земле, как червь. Вы уверены?
— Уверен. Давай, Андрей! Убей меня. На твои условия я не согласен, — барон запрокидывает голову, подставляя шею под удар.
Ну что ж, хотя бы перед лицом смерти он не струсил. Да и нет мне никакого смысла его убивать. Что толку? Всё равно это никак не упростит мою тяжбу с Ярыгиным, а может, даже усложнит.
Покачав головой, я говорю:
— Вы мне так противны, барон, что даже убивать вас не хочу. Поэтому сдавайтесь.
С этими словами срываю амулет с шеи Светлакова. Пару мгновений он молчит, а затем из всех его ран начинает хлестать кровь, и он вопит от боли, катаясь по дорожке.
— Ваше благородие, что с вами? — бледнеет капитан его гвардии и чуть не бросается вперёд, но его останавливает Виктор.
— А ты как думаешь, что с ним? Этот талисман блокировал кровотечение и боль. Теперь все ощущения возвращаются к твоему хозяину сполна, — говорю я.
— Я сдаюсь, сдаюсь! — не выдержав мучений, вопит Альберт Геннадьевич.
— Вот и хорошо, — киваю я.
Снимаю амулет с клинка и надеваю обратно на шею Светлакова. Вопли тут же прекращаются, Альберт Геннадьевич застывает, тяжело дыша и стирая с лица испарину.
Виктор выходит вперёд и говорит:
— Барон Светлаков признал поражение, поэтому барон Зверев объявляется победителем!
— Уважаемый, отправьте кого-нибудь за родовым мечом барона. Он теперь по праву мой. Заодно и целителя позовёте, — говорю я, обращаясь к капитану.
Моя коллекция только что пополнилась ещё одним клинком. Вот и славно.
— Эй, лови! — бросаю бегущему гвардейцу окровавленную шпагу, а затем опять наклоняюсь к барону и говорю:
— Надеюсь, ваше благородие, вы больше не будете лезть в мои дела. Потому что второй раз я могу вас и не пощадить. Мы друг друга поняли?
— Да, — коротко отвечает он, не глядя на меня.
— Вот и славно, — похлопываю его по плечу и выпрямляюсь.
Гвардеец скоро возвращается с целителем и мечом в простых кожаных ножнах. Выглядит он не слишком дорого, но это и неважно. Судя по виду, этот меч в роду Светлаковых уже не первое поколение. Жаль, что не магический — хотя пока что все мечи в моей коллекции повседневные и не обладают артефактными свойствами.
Смотрю на Виктора и спрашиваю:
— Ну что, поехали? Я что-то проголодался.
— Поехали. Всего доброго, ваше благородие, — кивает он Светлакову, над которым хлопочет целитель.
Несмотря на то, что Самойлов произнёс это вежливо, всё равно прозвучало это, как издёвка. Барон ничего ему не отвечает.
Когда проходим мимо дома, я призываю Щелкунчика. Хорошо, что мы с ним неплохо укрепили нашу связь. Сейчас между нами довольно большое расстояние, судя по всему, он где-то в дальнем крыле поместья. Но всё же у меня получается вернуть его к себе в душу.
Садимся в красную машину Виктора и трогаемся. Самойлов поворачивается ко мне и спрашивает:
— Так ты не скажешь, в чём была причина дуэли?
— Прости, дружище. Я дал слово, а слово надо держать. Даже если даёшь его такому ничтожеству, как этот Светлаков. Кто бы мог подумать, он таким хорошим дядькой поначалу казался.
— Ты тоже прости меня, — говорит вдруг Виктор.
— За что?
— Я случайно услышал несколько слов, когда ты к нему наклонился. Ты говорил что-то про графа Ярыгина. Это же тот самый, который подал на тебя в суд? При чём здесь Светлаков?
— Блин, Витёк. Я бы и правда, рад рассказать, но не могу.
— Ладно, ладно. Не лезу. Но если нужна будет помощь, только скажи, — Самойлов машет рукой.
— Ты меня так и уже не в первый раз выручаешь. Спасибо. А теперь смотри, — говорю я и призываю Щелкунчика.
Тот появляется на заднем сидении. Заметив Виктора, машет лапкой:
— Ривет!
— Привет, мелкий, — отвечает тот.
— Давай, показывай, чего набрал, — улыбаюсь я.
— Ага!
Щелкунчик пучит глаза, пару раз икает и открывает пасть, из которой валится целая груда добра. Монеты и купюры, золотые подсвечники, чей-то кошелёк, кинжал с драгоценными камнями в рукояти и много чего ещё. В том числе не очень полезные штуки вроде фарфоровых чашек и пододеяльников. Хотя, как знать, может быть, они дорогие.
— Сё! — разводит он лапками.
— Молодец, отличная работа, — говорю я.
Виктор аж тормозит и оглядывается. Оглядывает заваленное заднее сидение и спрашивает:
— Это что такое? Это он в поместье Светлакова набрал?
Я киваю:
— Конечно. Моя законная плата за проступок барона. Не думал же он, что отделается парой оплеух?
Российская империя. Санкт- Петербург. Поместье барона Светлакова. Хозяйская спальня.
Целитель сделал всё, что мог, напоил Альберта Геннадьевича специальными зельями, но полученные в поединке раны нельзя было залечить моментально. От пореза на плече осталась только розовая полоска, но дырки в животе и в ногах будут заживать ещё как минимум несколько дней.
Однако это мало беспокоило барона. Не первая его дуэль и не первые раны, и даже не первый проигрыш. Можно перетерпеть. Гораздо больше его бесило то, что во время схватки из дома пропала целая масса ценных вещей! Деньги, украшения, даже немного постельного белья.
