Она резко встала, расстегнула свой ремень и стащила с себя спортивные брюки вместе с трусиками, а потом решительно расстегнула уже мой пояс, и стянула с меня штаны. И тут же оседлала меня. И я почувствовал, как мой член входит в ее теплое и влажное лоно.
Я вонзился в неё с глухим стоном, откидываясь назад, на спинку дивана. Она была горячей тесной и такой живой. Каждое наше соприкосновение вызывало щекотку в груди.
А потом она начала двигаться, медленно, будто бы даже лениво, но раз за разом стала ускоряться. Она качалась на мне, а я вцепился руками в её бёдра, чувствуя, как они дрожат под пальцами.Она сама задавала ритм, заставляя меня тонуть в ней, в ее прикосновениях и ее тихих грудных стонах. Я не выдержал, подался вперед и вверх, вгоняя свой член еще глубже. Ее ногти царапнули мне плечи, она чуть вскрикнула, выгнулась всем телом.
Я же подался ей навстречу, поймал ее рот своим поцелуем. И понял, что она тоже плачет. Не от боли, не от жалости. Я даже не знаю от чего. Наши слезы мешались, я уже не понимал, чьи именно это слезы.
Тогда она схватила рукой меня за волосы, прижимая ближе и целуя лоб, щеки, глаза. Продолжая двигаться все быстрее.
А потом ее тело выгнулось в спазме, и она обхватила меня руками, словно капкан, сжимая с такой силой, что я не мог вдохнуть. И тогда я не выдержал сам, вбился в нее до упора и разрядился до последней капли.
И из нее будто выдернули стержень. Она обмякла, тяжело дыша. Я же прижал ее к себе обеими руками, не отпуская. Ее сердце колотилось в бешеном ритме так, что я чувствовал это своей кожей.
– Я здесь, – выдохнула она, почти не слышно, прижимаясь щекой к моей. – И никуда не уйду.
Я не смог ответить.
Глава 24
Мы сидели так, пока солнце окончательно не поднялось. Прижавшись друг к другу, одни на всем белом свете. То, что там, за домом, меня не волновало совершенно.
И у меня было такое ощущение, будто в башке открыли какой‑то краник, из которого постепенно сливалось все плохое. Скоро в голове стало совсем пусто, осталась только благодарность Лике. Ну и понимание того, что связь между нами стала еще сильнее. Она и до этого была, но если раньше привязанность была завязана на страсти, то теперь к этому примешалось что‑то другое.
Потом пришло понимание того, что нужно выходить и делать дела. Как ни крути, но проблемы никуда не делись, и даже если я буду сидеть и казнить себя, то ничем хорошим это не закончится. Так что пора действовать.
– Проснись, Лик, – попросил я.
Она подняла голову, и я увидел, что на щеке у нее осталось красное пятно от моей кожи. Глаза сонные, из угла рта вытекает капелька слюны.
– Уже утро, да? – спросила она.
– Да, – подтвердил я. – Пора дела делать. Да и посмотреть, как там все обстоит. Местные, думаю, скоро с делегацией явятся узнать, кто у них теперь новая власть.
– Ладно, – ответила она, и слезла с меня. Подобрала с пола одежду, принялась одеваться. – А ты что, думаешь их место занять? Застроить всех и заставить на себя пахать?
– Нет, конечно, – ответил я. – Пусть сами между собой разбираются. А дальше поедем, к мосту. Не хочу я на острове оставаться. Нормальной жизни хочу, чтобы среди людей. Чтобы не надо было оглядываться, и можно было спокойно ездить по улице на машине, не опасаясь, что по тебе очередь из ближайших кустов дадут.
– И «рутьюбчик» смотреть, – сказала она. – И сериалы. Слушай…
Она вдруг замялась, повернулась ко мне, надевая футболку, и спросила:
– А если мы выберемся с острова, то что дальше? Ну, я не про остальных, а конкретно про нас с тобой.
А ведь действительно. Что будет с нами? Скорее всего, отправят в какой‑нибудь лагерь, где будут изучать. Потом ничего не найдут, потому что ни капли особенного в нас нет, ни иммунитета, ни хрена. И, наверное отпустят.
У меня наверняка есть жилье. Все‑таки воевать несколько лет за хорошие деньги и не обзавестись квартирой было бы совсем странно, я ведь не такой тупой. Машина точно была. Вот туда и переедем.
А что если у меня жена, дети? Я ведь этого не помню совсем.
Мне на секунду стало стыдно, в голову пролезла малодушная мысль о том, как мне нужно будет поступить в такой ситуации. Я просто не знал.
– Будем вместе, – уверенно ответил я. И не соврал. По крайней мере, я определенно в это верил.
– Да? – она усмехнулась. – А ты не уедешь на эту свою очередную войнушку?
Меня передернуло, и она это заметила. Я был не в настроении это обсуждать. Нет, не в том плане, что «прощай оружие», отказаться от насилия и прочее. Если будет нужно, то я по‑прежнему буду убивать, чтобы защитить себя и своих.
Но на войну мне определенно больше не хотелось. Особенно после того, что я о себе узнал. Хотя есть понимание, что в мирной жизни найти себя не так‑то просто будет. Нет, есть ведь наверняка вакансии телохранителей или консультантов службы безопасности, куда оператора с опытом возьмут с удовольствием. Да, пожалуй, это было бы неплохо.
Есть правда один нюанс, который ломает всю эту картину. Война идет прямо сейчас. И меня легко могут на нее утянуть. Но она когда‑нибудь ведь закончится. Нужно будет только выжить.
– Не поеду никуда, – ответил я. – Все, отвоевался боец. Хватит.
– Это хорошо. Ладно, ты не против если я посплю еще немного, пока вы там дела решаете? А то устала, считай, вторую ночь без сна.
– Конечно. Мы на дежурства забили, правда, – сказал я. – Но ладно, выйду, если что, своих спать уложу. Да и можно будет на день тут остановиться и отоспаться хорошо. Думаю, здесь будет относительно безопасно.
– А местные?
– Оружия у них нет, – ответил я. – Ладно, спи, только закройся изнутри. А я пойду, посмотрю, что творится.
Снарядился я быстро: натянул бронежилет, разгрузку, подобрал автомат. Пустые магазины поднабить надо будет, но это потом, сейчас боестолкновений никаких не предполагается. В первую очередь посмотреть надо, что там вообще творится.
Лика проводила меня до выхода из дома, заперлась на крючок, а я вышел на улицу под рассветное солнце. Вдохнул воздух, и отметил, что утренней прохлады не чувствуется. Воздух стал тяжелым, тягучим.
Что ж, я прекрасно знал, что это означает. С моря придет очередная волна шторма. небо скроют тучи и прольется ливень. И это будет целый день.
Значит, мы точно никуда сегодня не поедем. Ну, это даже неплохо, за два дня дороги мы пережили, пожалуй, слишком много событий.
Я вышел во двор, и увидел что возле БРДМ сидит Пашка и рассматривает разложенные на какой‑то тряпке расстеленной на земле детали. Вид у него при этом был озадаченный. Что ж, можно с ним поговорить сперва, он парень незлобивый, заодно и расскажет о том, что творилось во время моего отсутствия.
– О, здорово, Серег, – сказал он, когда я подошел ближе и тут же поправился. – То есть Край. А я тут в движке копаюсь, интересно же.
Ну этот в своем репертуаре. Он же действительно фанат железа, интересно ему это. Стоит вспомнить только, как он ржавый «Урал» притащил, и отпидорасил его так, что он двести с лишним километров проехал, разве что бензин жрал в огромных количествах. И даже жалко, кстати, что мотоцикл выстрелами покоцали, и его бросить пришлось.
А БРДМ с собой неплохо было бы взять. Правда соляры не напасешься, жрет он, если мне память не изменяет, от шестидесяти до сотни литров на сто километров. Зато броня, пушка, да и вообще безопасность. На нем можно будет прямо через города ехать, никто до нас не доберется.
– Ну и как? – спросил я.
– Да никак, – пожал плечами Павел. – Движку конец походу, клин. Я даже не знаю, как его ушатать так можно было, это ж военная машина.
– В армии еще не так бывает, – я почесал ладонью отросшую щетину. – Случай вспомнился. Дали нам мотолыгу, и командование из штабных полковников приказало ее на позицию отогнать. Командиры батальона сказали, что ее расхуярят. Командиры рот сказали, что ее расхуярят. Все солдаты сказали, что ее расхурят. И как ты думаешь, что случилось, когда мы погнали?
