И, ясное дело, ему от меня тоже ничего хорошего ждать не приходилось.
Мы оба были вооружены, и оба были без доспехов, что, скорее, играло мне на руку, потому что он-то к своим доспехам привык и обходиться без них ему будет тяжелее. Вряд ли он весь целиком был неуязвим, и я был уверен, что смогу обнаружить слабое место, если буду ковырять его оборону достаточно долго. И, в общем-то, у меня даже не было необходимости убивать его самостоятельно. Достаточно было просто связать его боем и задержать в этой рощице до прихода подкрепления из лагеря ахейцев, до которого тут было рукой подать, и ребята сами сделают остальное.
Гектор все же не терминатор, а любого не-терминатора можно тупо завалить толпой.
Но тут я внезапно обнаружил, что душа к такому развитию событий у меня не лежит. Это было неправильно, это было, можно сказать, не по-пацански, и я не был уверен, что готов спасать мир такой ценой.
Можете назвать это слюнтяйством, мне все равно. Еще вчера я сражался с Гектором в равном бою, и я готов был повторить это завтра, но сегодня… Только не так.
Тем более, у меня не было никаких гарантий, что это поможет, что хронодиверсанты не держат в рукаве еще пару козырей. Может быть, они и Париса уже обработали, и самого Приама оперативной информацией снабжают.
Гектор мог облегчить мне задачу, если бы он бросился на меня первым. Тогда у меня не осталось бы выбора, и мне не пришлось бы по этому поводу терзаться.
Но троянский военачальник не спешил. Он смотрел на меня, и наверняка понимал все расклады, но я ни черта не мог прочитать по его темным глазам.
— Уходи, — сказал я.
— Я сдержу слово и передам твою просьбу, но ты не сможешь войти в город до следующего перемирия, — сказал он.
К следующему перемирию меня здесь уже не будет. Да и не факт, что окопавшиеся здесь хронодиверсанты захотят со мной разговаривать. Зачем это им? Я один, а у них тут целая команда работает, судя по всему. Убью я Гектора, так они найдут другого, или этого клонируют, или еще что, они же из будущего, кто знает, какие у них технологии. Относительно Гектора я тоже из будущего, конечно, но наши с парнями возможности куда скромнее…
И тут я понял, что надо делать. Не прямо сейчас, а вообще.
Я нашел единственную возможность их переиграть, и жизнь или смерть Гектора не имели для этого плана никакого значения. Так же, как сохранение или падение Трои.
Это все потом само откорректируется.
Как-нибудь.
Наверное.
Откровенно говоря, это был такой себе план, но в тот момент, стоя напротив накачанного технологиями будущего героя античности, я понял, что никакой другой мы с командой энтузиастов просто не потянем.
— Уходи, — повторил я Гектору.
Я уже слышал бряцание оружия и топот ног где-то неподалеку, это ахейцы спешили сюда из своего военного лагеря, но я не сомневался, что выросший в этих краях Гектор знает тут каждую тропинку и каждый овраг, и сумеет от них ускользнуть. А если нет, то это уже не моя зона ответственности.
Лавагет молча бросил меч на землю, развернулся и в один миг скрылся в окружающей нас зелени. Для человека его размеров и комплекции он двигался очень ловко и тихо, и через десяток секунд я уже потерял его из вида и не смог обнаружить, как бы ни всматривался.
Я уселся на прохладную землю, положив меч рядом с собой, отряхнул от пыли лепешку и откусил кусок. Война войной, а позавтракать все равно надо.
Ведь неизвестно, когда представится следующая возможность.
Буквально через минуту сюда набежали солдаты, которых возглавлял сам Диомед. Царь успел надеть доспехи, но не озаботился ни щитом, ни шлемом, зато прихватил с собой свое любимое тяжелое копье.
— Хвала богам, ты цел, Ахиллес, — сказал он. — Когда мне сказали, что видели тебя в этой роще…
Он посмотрел на разбросанные вокруг тела и остатки еды.
— Наверное, мне не стоило волноваться, — заключил он. — Но что тут было? С кем ты встречался?
— С Гектором, — сказал я, потому что не видел смысла врать.
— И где он? — встрепенулся Диомед, и его верные стражники принялись озираться по сторонам с удвоенным вниманием.
— Думаю, что на полпути к городу, — сказал я.
— Он сбежал?
— Я его отпустил, — сказал я.
— Но почему? — спросил Диомед.
— Я посчитал, что это будет правильно.
— Если бы ты его задержал, мы могли бы избавиться от него раз и навсегда, — сказал Диомед. — Это помогло бы нам выиграть войну.
Наверное, помогло бы. А может быть, и нет. Теперь мы этого уже не узнаем.
— Зачем вы вообще здесь встречались? — спросил Диомед.
— Он пригласил меня на завтрак, — сказал я. — Мы говорили.
— О чем?
— О войне, разумеется, — сказал я. — Для того, чтобы победить, надо познать своего врага.
— Нет, — сказал Диомед, втыкая копье в землю. — Для того, чтобы победить, нужно убить своего врага и сжечь его дом.
Их нравы, да. Но не стоит забывать, в какие времена жил этот чувак, и в какой среде он получал воспитание.
— Я просто хотел понять, с кем мы воюем, — сказал я.
— И что ты понял? — не отставал он.
— Что он за человек и кто помогает ему, — сказал я.
— Чем это знание тебе поможет, когда мы снова встретимся на поле боя?
— Может быть, и ничем не поможет, — сказал я. — Но мне это было нужно.
— Ты совершил ошибку, позволив ему уйти, — сказал Диомед. — Но кто я такой, чтобы тебя за нее осуждать?
* * *
Однако, осуждающие нашлись, причём довольно скоро и на самом высоком уровне.
Когда мы вернулись в расположение аргосцев Диомеда, лагерь кишел воинами в дорогой броне и с вычурными щитами, измазанными желтой краской. Это были Золотые Щиты Микен, личная дружина царя царей Агамемнона, главного стручка на этой грядке.
Сам Агамемнон, дородный мужчина лет сорока, с небольшим округлившимся брюшком, свидетельствующем о том, что большую часть своих побед он одержал не на поле боя, метался у входа в шатер Диомеда. Агамемнон был высок, бородат, носат и обладал звучным голосом, столь необходимым полководцам в эту эпоху.
— Ты! — его палец безошибочно указал на меня. — Кто ты такой?
— Ахиллес, сын Пелея, — сказал я.
— Мне доложили, что ты о чем-то договаривался с троянцами, — заявил он. — И что этим утром ты встречался с самим Гектором Приамидом, худшим из них. Если ты замыслил предательство, то так и скажи.
Не уверен, что даже в такие времена это так работало. Ну, в смысле, если я на самом деле задумал предательство, то какого бы черта стал так просто в этом признаваться?
— Я — всего лишь один воин, — сказал я. — У меня нет ни собственного отряда, ни даже корабля. Как я могу навредить твоей великой армии, Агамемнон?
— Быть может, ты задумал переметнуться на сторону врага.
— Тогда почему я все еще здесь?
— Если ты верный сын Эллады, то почему позволил Гектору уйти?
— Он угостил меня завтраком, — сказал я.
— Что? — Агамемнон взревел раненым буйволом. — Ты продал Элладу за похлебку? Ты отвернулся от своих богов ради горстки еды?
На мой взгляд, он излишне сгущал краски.
— Я никого не продавал, — сказал я. — Мы всего лишь говорили.
— О чем?
— Было перемирие, и не я его объявил, — сказал я, все еще пытаясь сгладить. — Почему бы двум солдатам не позавтракать вместе и не поговорить о жизни?
— А что думаешь об этом ты, Тидид? — спросил Агамемнон, переводя взгляд на Диомеда.
Возможно, он прискакал сюда так быстро вовсе не из-за меня, а потому что увидел шансы уесть ванакта Аргоса.
Диомед пожал плечами.
— Ахиллес — свободный человек, и сам решает, с кем о и чем ему говорить, — сказал он. — И он совершенно прав, было перемирие. Мы и сами не раз беседовали с троянцами и даже бывали по ту сторону городских стен.
— Так Ахиллес не из твоих людей?
— Он — мой друг, — сказал Диомед. — Но я ему не командир.
— Что ж, — сказал Агамемнон. — Где его доля добычи?
