На мне была простая древнегреческая туника и сандалии, к которым я до конца так и не привык. Ни меча, ни брони я с собой не прихватил, а мою долю добычи и вовсе отжал себе Агамемнон, но все равно я вернулся из прошлого с некоторой прибылью — уходил-то я вообще голым.
Я вздохнул, почесал плечо, отгоняя от него наглого люберецкого комара, и повернулся, услышав какой-то шум позади себя.
— Бабуля, не подскажете, как пройти в библиотеку? — поинтересовался один из возникших на тропинке темных силуэтов голосом Виталика. — А где бабуля?
— Я за нее.
Виталик подошел ближе, и я вдруг увидел, что у него совершенно седая борода. Белая и длинная, как у какого-нибудь столетнего китайца, обучающего залетных американцев тайнам восточных боевых искусств.
— Это ж сколько лет прошло? — ужаснулся я.
— Слишком много, Чапай, слишком много, — сказал он и закашлялся.
Множество мыслей пронеслось в моей голове, и все они были крайне неприятными. То есть, может быть, для нашего дела и неплохо, что прошло много лет, потому что прогресс и все такое, и они наверняка усовершенствовали машину времени и, быть может, узнали что-нибудь новое о планах хронодиверсантов, но Ирина, черт побери…
А потом из-за спины Виталика шагнул Петруха, и он отнюдь не выглядел согбенным старцем, а кашель Виталика перешел в хохот.
— У вас ус отклеился, — сказал я.
— Прости, Чапай, — сказал Виталик, снимая накладную бороду и ухмыляясь. — Просто не смог удержаться.
— Видел бы ты свое лицо, — сказал Петруха.
— Чертовы клоуны, — сказал я. — Спасатели миров на полставки. А если бы я от расстройства прямо тут коней бы двинул?
— Откачали бы, к хренам, — сказал Виталик.
— Так сколько времени прошло?
— Нисколько, мы тебя сегодня утром отправили. А ты там сколько проторчал?
— Около недели, — сказал я.
— Вот, — сказал Виталик. — И, в связи с этим, у меня к тебе возник, сука, вопрос. Ты, значит, там неделю чем-то занимался, покрывая свое тело шикарным средиземноморским загаром, а у нас тут, сука, почему-то ничего не изменилось, к хренам.
— Может быть, волна изменений до нас еще не докатилась, — сказал Петруха.
Я покачал головой.
— Не будет никакой волны изменений.
— Не получилось? — спросил Петруха.
— Сначала не получилось, а потом я перестал пробовать, — сказал я.
— Но почему?
— Ты уверен, что нам стоит говорить об этом прямо вот здесь?
— И то верно, — согласился Петруха и передал мне небольшой сверток, состоящий из моих джинсов, футболки и кроссовок. Носков и трусов там, правда, не было, но это все равно лучше, чем в древнегреческом по Люберцам разгуливать.
К мужчинам без штанов тут не очень хорошо относятся.
* * *
Откровенно говоря, это было очень тяжелое для меня решение. Оно было совершенно не в моем характере.
Не вмешиваться в движуху, не выбирать сторону, остаться наблюдателем, когда происходят поистине эпохальные события…
Я образца две тысячи девятнадцатого года обязательно снова полез бы в драку, а уж причины бы наверняка нашлись. Причин, собственно говоря, и сейчас было хоть отбавляй, причем, для участия в этой войне на любой стороне. Сохранение известной мне по учебникам исторической линии против жизней десятков тысяч мирных горожан, женщин детей и стариков, которые эта самая историческая линия должна была перемолоть.
Агамемнон против хронодиверсантов… С каким удовольствием я навалял бы и тем и этим, и можно бы и по два раза. Но со временем ко мне пришло понимание, что главную проблему таким способом не решить.
— Кстати, нашел этого твоего Ахиллеса, — сказал Виталик, когда мы сели в машину и Петруха тронулся с места. — В списке всяких героев второго плана, которым довелось испытать на себе силу Гектора и его гнев. Он, вроде бы, после этого даже выжил, что удавалось считанным единицам, но это, сука, так и осталось его главным достижением.
— А что с ним случилось потом? — поинтересовался я. — Дожил ли он до конца войны? Как сложилась его судьба?
— История об этом умалчивает, — сказал Виталик. — Такое впечатление, что он выпрыгнул откуда-то под занавес войны, принял участие в паре боев, сразился с Гектором и упрыгал к хренам… Стой, это ты, что ли?
— Угу.
— Красавчик, — сказал Петруха. — Слышал про главную заповедь путешественника в прошлое? Не наследи.
— Вы тут за полдня, что меня не было, уже целый кодекс составить успели? — поинтересовался я.
— Дурное дело нехитрое, — сказал Петруха. — Просто если уж ты решил ничего не менять, то, наверное, не стоило отсвечивать.
— Оно само как-то так получилось, — сказал я. — И потом, решение ничего не менять я принял уже после боя с Гектором.
— Оно и понятно, — сказал Виталик. — У меня такая же фигня в детстве была. Как что-то не получается, так я сразу пытаюсь себя убедить, что не очень-то и хотелось.
— Не в этом дело, — сказал я.
— Конечно, — сказал Виталик. — Дело совсем не в том, что ты собирался завалить Гектора и не смог. А почему не смог, кстати говоря? Мало тренировался? Я, признаться, порядком, сука, разочарован. Или они тебе таки в пятку попали? Покажи пятку, Чапай.
— Отвали, — сказал я.
— Нет, а если серьезно, то какого черта? — спросил Виталик. — Я, конечно, понимаю, что решение надо было принимать на месте, и все наши выкладки здесь большого значения не имели, поэтому мне и интересно, почему ты такое решение принял. Очень на тебя непохожее. В смысле, если бы ты назвался, сука, Ахиллесом, а потом убил бы Гектора и Трою развалил, то я бы все понял, это, так сказать, и есть твой модус операнди. Но вот то, что ты в процессе передумал… Это ставит меня в тупик.
— Просто после стычки с Гектором я спросил себя, а ради чего мы воюем, — сказал я. — Ради двух абзацев в учебнике истории?
— Я думаю, что в Трое наш противник решил заложить себе фундамент, на базе которого он собирается контролировать дальнейший ход истории, — сказал Петруха. — Эдакое тайное общество, организацию типа нашего отдела Х, только в масштабах всего мира.
— Дядь Петь, а в газету «Оракул» ты уже позвонил, да? — поинтересовался Виталик. — Желтая пресса обожает такие истории.
— Отдел Х, между прочим, действительно существовал, и твой отец в нем работал.
— А на кой хрен для этого историю целого города переписывать? Зачем спасать то, что должно быть разрушено, к хренам? Не проще ли взять то, что само до наших пор просуществовало?
— Возможно, ни один из существующих вариантов не подходил под их цели, — сказал Петруха.
— Но где тут, сука, логика? — поинтересовался Виталик. — Мы создадим организацию, которая будет следить, чтобы все шло, как оно и шло, и никакие залетные Чапаи в историю не вмешивались, и для этого мы изменим весьма значительный исторический факт, приложив кучу усилий для того, чтобы не вызвать лавинообразные изменения в следующие две тысячи лет. В чем, сука, смысл всего этого? Не перед нами же они красуются, типа, смотрите, как мы можем…
— Мы не можем делать выводы на основании того, что у нас есть, — вздохнул Петруха.
— Потому что у нас ни хрена нет, — согласился Виталик. — Выходит, они нас обскакали, да? Там, в прошлом?
— Там обскакали, — согласился я. — Они накачали Гектора какой-то высокотехнологичной фигней, превратив его чуть ли не в киборга, и, на самом деле, я не знаю, с одним ли Гектором они в этом плане работали и нет ли там целого отряда таких бойцов. А Гектор, скажу я вам, очень неплох…
— Это мы уже поняли, раз уж даже ты не смог, — сказал Виталик. — Хотя я до сих пор не понимаю, как это ты не смог. Нет, ну ясное дело, что в честном бою он бы тебя на кусочки порезал, но ты же, черт бы тебя драл, физрук, и умеешь драться нечестно.
— Когда это нужно, — сказал я.
— А в этот раз, типа, было не нужно? Или ты просто способа, сука, не нашел?
— Были способы, но думаю, что это ничего бы не решило. Гектор был их фронтменом, так сказать, но вряд ли он был единственным, они же не идиоты, чтобы все яйца в одну корзину складывать. Но это ерунда, с этим еще можно было бы справиться, если бы хронодиверсанты только физической накачкой и ограничились. Но они выступали в качестве военных советников, снабжая троянцев инсайдерской информацией из будущего, и, соответственно, что бы мы там ни придумали, каким бы образом ни добились успеха, они бы об этом знали и нашли бы способ нам противодействовать.
