КОМ 7 (СИ) - Войлошникова Ольга

— Чего?

— Чего-нибудь странного?

— Вряд ли.

— Но мне кажется, я помню…

— Полагаю, вам всё приснилось.

— Вы так думаете?

— Определённо, — уверил я и пошёл готовиться к выгрузке.

08. НЕМЦЫ, ОБОРОТНИ, ИМПЕРАТРИЦА…

ШРЕКЛИХЕС СИБИРИЭН

Машину я подогнал к самой аппарели. И порадовался за себя, что догадался дойчам сказать про тёплые вещи. И всё равно госпожа Вильгельмина, высунув нос из тёплого нутра дирижабля, воскликнула:

— О майн Готт, как же холодно! — и принялась активно кутаться в меховое манто.

Ну холодно, конечно. Климат у нас такой, резко континентальный. Сентябрь уж кончается. Днём может и плюс двадцать быть, а ночью, к примеру — минус десять. Вон, иней на траве не весь сошёл, в тенях ещё беленьким отблёскивает.

— А вы, мама, побыстрее к машине, — подцепил её под локоток Хаген. Испугался, поди, что матушка сейчас назад в дирижбандель забежит и больше носа не покажет — вези её домой…

Глава маленького клана Ярроу бодрился, но тоже зябко кутался в пальто и опасливо озирался по сторонам. Пока около нас не остановилась фырчащая мотоколяска и с неё не спрыгнул принц прусский. Генрих фон Ярроу сделался похожим на спаниеля, обнаружившего добычу. А принц откинул щиток шлема и чинно со мной раскланялся:

— Доброе утро, Илья Алексеевич! Доброе утро, господа.

Мотоколяска была, кстати, собственностью компании «КТК», Афоня счёл необходимым приобрести парочку для таких вот важных далеко живущих работников. Дешевле, чем авто, в несколько раз, и шофёра отдельного задействовать не надо.

— Доброе утро, Фридрих. А ты чего тут в воскресенье?

Фридрих, к слову, тоже был наряжен в кожаную утеплённую тужурку. Ему моя маман живо объяснила, что с холодом заигрывать не стоит, и что сибиряк — это не тот, кто не мёрзнет, а тот, кто по погоде одевается. А когда едешь, ещё и продувает нехило. Единственный минус тут в том, что днём ты свои манатки на себе тащишь. Впрочем, ему-то можно было подстёжку в коляску бросить, если жарко станет. Штаны у Фридриха были тоже кожаные, и от ветра, и от грязи удобно. Ботинки специальные мотоциклетные, модные до ужаса. Первый парень на деревне, куда деваться!

— Сегодня важный груз уходит на север, — он энергично упёр руки в боки. — Перегрузка с одного борта на другой, я хочу лично проконтролировать, чтобы никаких ошибок.

— А-а, ну давай!

— Честь имею! — Фридрих щёлкнул каблуками, кивнул всем, вскочил на свою железяку, зарычал мотором и умчался.

Дойчи, только и успевшие пролепетать: «Доброе утро…» — растерянно глядели ему в след.

— Простите, а это… тот самый Фридрих? — спросил папаша фон Ярроу.

— Именно так папа, — очень серьёзно кивнул Хаген.

Родители переглянулись и молча сели в машину. Мы с Хагеном — вперёд, я за руль, гостей на заднее сиденье посадили.

Мы проехали мимо училища, ненадолго завернув во двор и представив Хагеновской родне место его нынешней службы, сделали петлю по городу.

— Настоящие каменные особняки! — шёпотом удивлялась баронесса, но Зверь-то прекрасно всё слышал. — Кто бы мог подумать!

— А каково назначение тех больших чаш? — спрашивал папаша.

— Это фонтаны, — пояснял Хаген. — По ночам уже бывают заморозки, поэтому они уже отключены и осушены до следующего лета. В центральном парке есть фонтан, для которого городской совет меценатов пожертвовал большой тепловой маго-контур, он работает даже в самые морозы. Единственное, на зиму уменьшается его мощность, чтобы прохожих не осыпало ледяной моросью.

— Поразительно! — маман сдержанно крутила головой.

Напоследок мы выехали на набережную.

— Здесь зоопарк, — с видом заправского гида показывал Хаген, — А вон на той площадке по выходным играет оркестр, с полудня и до девяти вечера.

Гости кивали и всё оглядывались.

— А где же медведи? — спросил наконец Фриц. Я уж заждался!

— Выгул медведей в городской черте по воскресеньям запрещён, — с каменной миной выдал я.

— А-а-а… — немного даже разочарованно протянули дойчи.

Хаген обернулся к ним и с максимальной убедительностью сказал:

— Это была шутка.

По отражающимся в зеркале выражениям непонятно было, кому они больше поверили — мне или ему.

— Ну всё, остался монастырь, потом предместье и выскочим на нашу дорогу.

Дальше особых достопримечательностей не было, и почти полчаса мы ехали молча. Пошла дорога, с двух сторон обставленная лесом — сосны да берёзы. Я начал раздумывать — а не сделать ли крючок… И тут папаша фон Ярроу спросил:

— Я прошу прощения, ваша светлость, а скоро ли мы приедем на ваш… лен, да?

— Если быть точным, то у меня не лен, а наследственное владение. Да и у Хагена тоже. И мы минут пятнадцать уже вдоль моей земли едем. Слева, можете обратить внимание. А вон за тем пригорком, с той же стороны, Хагена земля начнётся. Мы специально так выбирали, чтобы рядом. Ему ещё справа кусок неплохой предлагают, так он пока думает. — Хаген в продолжение моей тирады сидел со скромным видом, но такой, знаете ли, преисполненный достоинства.

— Пятнадцать минут? Ваша земля? — Глазки барона стали размером с империалы. А ему, что — Фриц не рассказал?

— Хаген, успокой папеньку, как бы его удар не хватил. Ты как-нибудь деликатно ему объясни, что Россия-матушка — оченно большая и богатая страна. И земелюшки, особливо в Сибири, хватает на всех. Это он ещё про Железногорск не знает… — А то мы в их глазах всё — варвары. Я решился: — Сейчас как раз отворот будет, это мы меж нашими кусками просёлок проложили, доедем, глянем одним глазом на ферму.

— Я думал, вы шутите про ферму, — сказал Фриц.

— Да какие уж тут шутки! — я глянул на него в зеркало заднего вида. — Тут, брат, знаешь какой энтузиазм! Сейчас мы с вами увидим диво дивное!

— Илья Алексеевич относится к нашей затее с некоторым скептицизмом, — пояснил Хаген.

— Да какой уж скептицизм! — воскликнул я. — Тут же всё не просто так! Призовые леттгорнские коровы! Папаня столько мне хвастался. Аж золотом заплатили за первую двадцатку. Забавные коровки, вроде чёрные, а поверх в меленькую бурую крапинку. Да курчавые, как плюшевые.

Лес по сторонам просёлка кончился, как отрезанный, началась широкая луговина, в дальнем конце которой светлели свежим деревом постройки фермы.

— Ну вот, нам туда.

Поглазели мы, в общем, на коров (и отдельно на представительного, очень спокойного быка, посматривавшего на нас взглядом падишаха), поудивлялись, заглянули в полные доверху сеновалы.

— Ну, поехали до дому, — предложил я. — Как раз к обеду прибудем, живот уж подводит.

Конечно же, я попросил командира дирижабля передать в контору, что мы вернулись раньше времени и с гостями. Чтоб секретарь позвонил в Карлук. Пока мы туда-сюда кругами катались, у наших должно было хватить времени подготовиться. Особенно у Марты. Переживал я, как её свекровь примет.

ТАКИЕ ВОТ НОВОСТИ

И зря я переживал. И за Марту, и… и за всех, в общем.

Не успел я на двор к Хагену заехать да дверцу толкнуть — там такие запахи поплыли, мама дорогая! Чуть слюнями не истёк.

И Марта на крыльцо выходит вся этак принаряженная, но сверху фартучек по-хозяйски подвязан. Это, наверное, какой-то их немецкий друг другу сигнал? Ой, не буду пытаться вникнуть. Меня, главное, порадовало, что оба старших фон Ярроу смотрели на неё приветливо. А Марта ручки им пожала — и мне, так чинно:

— Прошу, ваша светлость, к нам!

— Да мне, право, неловко. Вы, наверное, по-семейному хотели?..

Не успел Хаген возмутиться, как Марта заявила:

— Вы уж нас не обижайте! Все уже у нас, и друзья, и родители ваши, пожалуйте в дом!

Ну уж, дальше мяться мы на дворе не стали, пожаловали. Здесь, действительно, были все — и не только батя с мамой да три весёлых князя с семействами, а и сёстры с мужьями, и дядья-тётки, и даже Айко с дочерьми.