За годы работы директором Инесса Павловна сумела свою крохотную однушку в хрущобе поменять на трешку в хорошем доме, а свой старенький «Солярис» — на хорошую «Тойоту». Привлечь новых сотрудников в магазин было крайне тяжело — как правило, продавец, впервые вышедший на смену, обалдевал от кучи обязанностей, уходил покурить в обед и не возвращался. Было у нас даже свое развлечение — спорить, во сколько новенький исчезнет — до двенадцати часов дня или уже после.
Поэтому я, придя с утра на работу, совершенно не удивилась, увидев «некомплект». Очередная новенькая продавщица — худенькая и пугливая Зоечка — отработала всего пару дней и, прислав мне смс: «Извините, я больше не приду» испарилась. Но в магазине не было и Аллочки — в подсобке, где мы обычно обедали, отдыхали и переодевались, я увидела только Клавдию Кузьминичну, которая тщетно пыталась дозвониться ей по мобильному телефону.
— Пропала куда-то, — констатировала она после пятидесятой попытки соединиться с абонентом, который был недоступен. — Общаюсь с автоответчиком. Аллочка наша как в воду канула.
Я нахмурилась. Это было очень странно. К тому, что новенькие сотрудники привыкли уходить «по-английски», мы уже привыкли, даже понимали их и не осуждали. За время моей работы таких «молча уходящих в закат» набралась, наверное, сотня. Но почему же не пришла на работу, не поставив никого в известность, обычно такая старательная и пунктуальная Аллочка, исправно работающая вот уже несколько лет?
Не скажу, что мы с ней были близкими подругами — скорее, просто иногда общались по-приятельски. Однако Аллочке я симпатизировала. Хоть она и любила посплетничать, но работу свою выполняла качественно. Прогул без уважительной причины — вообще не ее история.
— Загуляла, наверное, — равнодушно пожала плечами Инесса Павловна, когда я сообщила ей об инциденте. — Может, хахаля себе нового нашла. Кто их разберет, девок этих. Сейчас все такие. Прогулы поставлю, да и все. И о премии она, естественно, может забыть, — и директор удалилась в свой кабинет, совершенно ни о чем не беспокоясь и напевая себе под нос.
Мысленно обругав Инессу Павловну распоследними словами, я решила действовать самостоятельно и во время обеденного перерыва обзвонила все больницы Петербурга. Ни в Мариинке, ни в Александровской, ни в Елизаветинской больнице моей коллеги не оказалось. Зато в Боткинской…
— Есть Коротаева, — ответил мне сухой женский голос. — Алла Евгеньевна, 1980 года рождения… Острая интоксикация, поступила три дня назад.
— А можно к ней? — выкрикнула я.
— Нельзя, — все так же ответил голос. — В реанимацию никого не пускаем.
От сердца у меня немножко отлегло. Реанимация — это все-таки не морг.
— А когда будет можно?
— Станет легче — переведут в общую палату. Звоните, узнавайте, — и из трубки полетели короткие гудки.
Аллочка появилась на работе только через десять дней, худая, бледная, осунувшаяся и с синяками под глазами, написала объяснительную и молча начала работать, даже не отреагировав на язвительное сообщение Инессы Павловны о лишении ее премии. В перерыве, когда мы пили чай в подсобке, она поведала нам с Клавдией Ильиничной свою историю.
В выходные она на пару с приятельницей решила выехать за город, погулять и подышать свежим воздухом. Дышать просто так было скучно, последние сплетни подруги за час езды в электричке уже обсудили, по третьему кругу обсуждать, кто из подружек похудел, потолстел и развелся, надоело, вот и решили они что-нибудь пособирать. Как назло, все кусты с черникой по дороге от станции уже были обобраны более расторопными дачниками, и приятельницы решили пособирать грибы.
— Не беда! Грибы — так грибы! Сейчас наберем пару корзинок, а вечерком пожарим, с картошечкой да с лучком! — бодро сказала Алле ее приятельница и припустила по тропинке: — Вперед!
Однако вечерней трапезе не суждено было состояться. Всего через несколько часов после похода за грибами Аллочка на пару с подругой уже летела в машине скорой помощи по Невскому проспекту к больнице Боткина. Грибы оказались ядовитыми. Обеих подружек благополучно откачали и вскоре перевели из реанимации в общую палату, а затем и выписали. Однако к грибам они с тех пор относились с огромным недоверием.
* * *
— Спасибо тебе, Зина! — с чувством сказала я, крепко обнимая соседскую девочку. Вот и разрешилось недоумение. — Жизнь ты нам обеим спасла. А может, и не только нам. Я этими грибами еще тетю Любу планировала угостить. Она сегодня как раз из гостей возвращается. Не сердись на нас с Катериной Михайловной. Мы же сначала даже не поняли, что происходит!
— Ну уж нет, — снова беспечно рассмеялась девочка, вмиг ставшая прежней улыбчивой Зиной. — Тут у Вас ничего не прокатило бы! Тетя Люба в грибах разбирается! Она же местная! Да у нас все местные сызмальства знают, какие грибы можно трогать, а какие нельзя. Это городские сдуру хватают… Ой, простите, Дарья Ивановна, это я, не подумав, ляпнула. И Вы, Катерина…
— Михайловна, — снова напомнила Зине приятельница. — Да не за что извиняться, спасибо тебе, деточка.
Мне все еще было очень неловко перед гостями, и Катерина Михайловна это заметила.
— Да не тушуйтесь Вы, голубушка, — она присела рядом со мной и по-матерински обняла. — С каждым может случиться. Все хорошо, что хорошо кончается! Ну посмотрите на меня — я седьмой десяток лет на свете живу, а тоже не сообразила. Я ж даже не спросила Вас, что это за грибы. Вот Клим мой — он с детства по грибы да по ягоды ходит, сразу бы отличил. Впредь все грибы, которые нахожу, буду ему сначала показывать. И Вы свои тете Любе несите перед тем, как в кастрюлю положить.
— И правда! Все хорошо, что хорошо заканчивается! — бодро возвестила Зина.
— Точно! — согласилась я. — А давайте тогда просто чай попьем! С блинами и вареньем? А? Варенье точно неядовитое, его тетя Люба делала.
— Ладно! — Зина пододвинула к себе тарелку и устроилась поудобнее. — От блинов не откажусь!
— И то правда! — добродушно поддакнула ей Катерина Михайловна. — Эх, правду говорят: «Век живи, век учись!». Вот ты, Зиночка, нам сегодня и преподала урок — завучу и директору. Вот поеду на выходных домой, в Москву — обязательно куплю себе справочник и научусь различать грибы. Или Клима попрошу научить…
— Вы только, Дарья Ивановна, ежели еще раз соберетесь суп грибной варить, тете Любе грибы сначала покажите, — не удержавшись, хихикнула Зина и положила себе на тарелку красивый, хорошо поджаренный блин. — М-м-м, как аппетитно выглядит! А сметанки мне можно?
— Можно, — выдохнула я с облегчением и попросила: — Ты только Зина, пожалуйста, в школе никому не проболтайся! Не хватало еще, чтобы в меня потом ученики пальцем тыкали. Мол, директриса местная суп из мухоморов приготовила. Еще слухи пойдут по деревне…
— Знамо дело, — кивнула Зина, уплетая блин и вытирая сметану с уголка рта. — Ох, вкуснотища-то какая! Да Вы не волнуйтесь, Дарья Ивановна! Я могила!
* * *
Вечером благополучно вернулась из города тетя Люба. Кроме отличного настроения, она привезла с собой мои любимые конфеты «Птичье молоко», новые колготки, большую стопку чистых тетрадей и набор хороших карандашей — все, что я попросила ее купить. Конфеты и тетради с карандашами я решила отдать Зине, в качестве скромной благодарности за спасение жизни. Не привыкшая к тому, что ее балуют, находчивая девчушка была рада выше крыши.
— Если б не Зиночка, не знаю, что с нами и было бы, — с виноватым видом рассказывала я тете Любе за чашечкой чая, когда мы, закончив дела в саду, отдыхали вечерком.
— Да уж, Ивановна, — хохотнула тетя Люба. — Дала ты стране угля! А Михайловна твоя куда смотрела? Тоже мне завуч с директором… Одно слово — городские. Ладно! Будет время — прямо с утречка пойдем с тобой в лесочек неподалеку. Научу тебя белые грибы отличать! Ты уж извини меня, Ивановна, но суп ваш я вылила. Новый с тобой сварим, хороший. Тогда и Михайловну снова позовем, и Зину, спасительницу вашу…
