Я вынул щипцы и щедро облил их «наносептиком» – современная штука, выжигает все – бактерии, вирусы, грибки, только при этом не жжется, как бы то удивительно ни было бы. Изобрели ведь все‑таки такую штуку. Но есть у меня еще один – перекись водорода. Старой и надежное средство, за счет активного кислорода убивает анаэробные бактерии, пузырится и вымывает все из раны. Саша рассказала во время разговора. Она же и настояла на том, чтобы я это старье с собой взял. Обычно не таскал.
Потом облил им же и руки. Схватился за осколок, аккуратно поддел его. Металл зазубренный, ржавый, тянуть нужно аккуратно, чтобы не порвать мышцы, но и чтобы ничего в ране не осталось. Осторожно вытянул. Бурят скрипел зубами, но не орал – обезболивающее держало.
– На, – протянул я ему осколок. – Сувенир.
Он почему‑то взялся и принялся крутить в руках. Понимаю. Он ведь мог не в ногу прилететь, а еще куда.
– Теперь вот так, – я взялся за пузырек перекиси и щедро залил ее в рану через носик.
– Ай, блядь! – заорал бурят, схватился руками за диван, выронив осколок. – Сука!
– Терпи, блядь, потомок монголов, – проговорил я. – Все уже все, сейчас смоем.
И «наносептика» теперь туда, тоже щедро, чтобы вымыть все, что осталось. Протер салфеткой стерильной, вставил в рану еще один шприц, но уже с гемостатиком. Хорошая штука – цепляется за ткани, напитываясь кровью, разбухает, перекрывая сосуды. А потом рассасывается сама.
Сверху шлепнул вторую марлевую салфетку и принялся бинтовать. Туго, чтобы держалось и кровь не сочилась. Ему ведь и идти еще. Вроде все нормально.
Теперь ослабил петлю жгута. Так. Не сочится, значит, держит. Все.
Снова вымыл руки антисептиком, на этот раз от крови, взялся еще один шприц – общеукрепляющее и бодрящее, нормальная штука. Ее не только на раненых используют, ну и когда не спать нужно несколько дней. Вколол в многострадальное второе бедро, после чего принялся собирать аптечку.
– Ну как? – спросил я. – Жить будешь?
Руслан на несколько секунд замер, будто прислушиваясь к ощущениям, после чего кивнул.
– Нормально. Жрать только что‑то резко захотелось.
– Это хорошо, – констатировал я. Последний препарат действительно резко повышал аппетит. Нужно же чем‑то компенсировать его действие. – Чуешь уже, едой тянет? Сейчас все готово будет.
Глава 8
– Ладно, что там? – спросил я, когда с обработкой раны было покончено.
– Не хамон, это уж точно, – ответил Пинцет.
Воняло сухим горючим. Надышимся, конечно, такими вещами лучше пользоваться на открытом воздухе, для чего они по идее и предназначены. В помещении разжигать их совсем не желательно. Но ничего.
Окна уже были завешены одеялами, которые нашлись тут же, по шкафам. Странное дело, отсюда даже будто ничего не вывозили. Может быть, жил в этом доме какой‑нибудь дед, умер, а родственники просто закрыли двери и больше сюда не приезжали? Черт знает.
Кстати, импортные уже ели. Ну у них все проще – саморазогревающиеся упаковки. Хорошенько размял, чтобы еда равномерно распределилась, дернул за кольцо, налил воды холодной – и готово. Пахло макаронами, фаршем и прочим. Единственное, что у их пайков тоже есть интересный побочный эффект. Запирают они охренеть как, в туалет потом сходить – большая проблема.
Хотя, ходили байки о том, что спецназовцы перед рейдами наедаются мармелада, чтобы потом несколько дней не ходить в туалет. Полный бред, бля, уж что‑что, а оправиться – штука важная. А когда у тебя кишки дерьмом забиты, и ты пулю в живот получаешь. Тогда уж лучше сразу в башку себе шмальнуть, потому что загибаться от перитонита – врагу не пожелаешь. Хуевая смерть.
– Гречку с говядиной кто будет? – спросил «росгвардеец». – Есть еще бобы с курицей. И перловка, тоже с мясом. В общем‑то все, меню скудное.
– Мне без разницы, – тут же сказал я.
– Мне тоже, – повторил за мной Гром.
– Хорошая у нас страна, – хмыкнул Бехр. – И пайки хорошие. Только говядина в них. Специально, чтобы нам, мусульманам, не приходилось всякую дрянь есть.
– Так вам же вроде можно, если никакой другой еды нет? – спросил с дивана Руслан.
– Можно, – кивнул он. – Но это нужно, чтобы вообще ничего не было. Главное – выжить. А тут выбор‑то имеется. Да, если кто‑то пошутит, что мы тут в доме, окна завешены, а Аллах не видит – я его уебу. Сразу говорю.
– Да и в мыслях не было, – заверил его Пинцет, хотя было видно, что наоборот, именно это он и хотел сказать. – Давайте разбирайте уже, а то пахнет так, что сейчас слюной захлебнемся.
Я подошел и взял две порции и хлипкие пластиковые «вилколожки». Один такой комплект отдал Руслану, которому с дивана вставать было нежелательно, второй взял сам и уселся на пол. Досталась мне по итогу перловка – я поддел ее ложкой и снял целый пласт.
Кстати, вот насчет слов Бехра про говядину я был не совсем уверен. Что‑то подсказывало мне, что ради удешевления свинину все‑таки кладут. Вроде даже был такой коррупционный скандал, когда я совсем мелким был, шум стоял, головы полетели, кто‑то даже сел. Или нет, и это ложное воспоминание? Сложно разобраться, когда у тебя в голове все отрывками перемешано.
Поймал на себе взгляд Бренны.
– Меняемся? – предложил я с ухмылкой.
– Ну уж нет, – ответила она на английском со своим привычным ирландским акцентом. – Обойдусь.
У них, кстати, наши крупы вообще не в чести, обычно в еду макароны и рис кладут в тех или иных вариациях. А это только поборники здорового питания в специализированных магазинах берут. Вот они и жирные все такие. Впрочем, я когда там жил, понял, что пиццу они заказывают не когда зарплату получают, чтобы отпраздновать, а совсем наоборот, когда денег нет уже совсем.
– Да пробовали мы уже ваши пайки, – сказал Шон. – Знаем. Трофеями попадались. Как по мне, так странно все это. Пересолено, банки неудобные, приходится разогревать. Сахара до хрена, зачем столько. Еще сало это странное в упаковках, которое есть невозможно.
– Да я ваши тоже пробовал, – решил я не оставаться в долгу. – Нормальные на самом деле, есть можно. А шпик – он не для того, чтобы есть. Его кладут, чтобы ботинки чистить.
– Реально? – вытаращил вдруг глаза Роджер.
Я решил не отвечать. Пусть думают, как хотят. На самом деле несъедобных элементов в наших пайках достаточно, но они все равно нравятся мне больше, чем НАТОвские. Сбалансированные более что ли.
Но в общем‑то это все насасывает по сравнению с хорошей домашней едой, приготовленной с любовью. Да даже самые дорогие рестораны ей проигрывают. Хотя, сложно сказать, мне с любовью только Лика готовила.
Это воспоминание снова испортило мне настроение. Я принялся за еду, запихивая себе в рот ложку за ложкой и запивая все это водой.
– Воды на дорогу не хватит, – сказал Гром, который тоже как раз отпил из своей фляги. Поболтал, послушал, как внутри булькает. – Реально не хватит.
– Посмотрим, может найдем, – пожал я плечами.
– Магазин с бутилированной тут точно не найдешь, – пожал он плечами. – А ту, что течет…
– «Аквапепс» есть, – заметил Пинцет. – Можно почистить.
– Эй, Шон, – обратился я к негру. – У вас в пайки индивидуальные фильтры кладут. Есть?
– Есть, – подтвердил он.
– Значит, напиться сможем, – пожал я плечами. – Это горы, здесь есть речки и все такое. Пока доберемся, от жажды не умрем, короче говоря.
– Да, от жажды не умрем, – согласился он. – Это же не Аризона, не Нью‑Мехико. Здесь вообще сложно от жажды умереть.
– Я бы с тобой не согласился, – покачал я головой. – Это здесь, в горной части так, а там дальше на восток… Степь да степь, никакой воды.
– Ну, значит, хорошо, что мы не тут.
– Я думал, вы не так разговаривать должны, – вдруг заметил я, неожиданно для самого себя. – В кино не так показывают. У вас там «нигга» или «хоуми» через слово. А ты совсем иначе говоришь.
