КОМ 7 (СИ) - Войлошникова Ольга

ПОЛЬЗИТЕЛЬНО

Я вкатился во двор усадьбы, сразу прижался к гаражу, а то щас же Сокол с табором приедет. Весь двор займут. Обошёл авто и протянул руку Петру. А он сердито оттолкнул протянутую ладонь и прошипел:

— Т-ты чег-го? Я-а, не ин-нвали-ид!

— Видел бы ты себя, не инвалид он! Краше в гроб кладут! Идём, будем заново с моими знакомиться!

Мы прошли по двору в родительский дом. Видимо, отец увидел въезжающую машину, и они с мамой встретили нас прямо у входа.

— Привет, Илья! — чинно начал батя. — А кто твой спутник, познакомишь с гостем?

— А это, папаня, сбежавший из госпиталя князь, Пётр Витгенштейн. Ага, прямо из императрицыного, — утвердительно кивнул я в ответ на удивленные глаза отца и мамы. — И ему, матушка, оченно нужны твои таланты. Не смогли они, аж в главном госпитале империи, поправить моему другу здоровье. Вот и привёз…

— Ну-ка, ну-ка, — мать оттеснила меня от Петра, усадила его на стул и начала заглядывать в глаза.

Тут неслышным шагом подошла Айко и спросила:

— Вы позволите? — на удивление, несмотря на свой возраст, лиса безоговорочно признавала статус и авторитет матушки как старшей женщины в доме.

— Конечно, — кивнула маман.

Айко перехватила Петю за руку и сосредоточенно помяла его ладонь:

— Так, основные меридианы целы, а вот тут плохо, прям сильно плохо!

— Матушка, извини, что отвлекаю, но! Да посмотри ты на меня, пень горелый!

Она с нетерпением повернулась ко мне и укоризненно сказала:

— Илюша!

— У него жена на сносях. Узнает, где он — сто процентов примчится ведь!

А что шила в мешке нам не утаить, я не сомневался. Всё равно просочится.

— Нужно кровь из носу сделать, чтоб он хоть как-то в кондицию пришёл… ну-у…

— Не нукай мне! Задачу поняла, не дурней паровоза-то! — Она схватила Витгенштейна за руку и потянула за собой. — Сколько у нас времени?

— Дня два-три. — Когда маман в такой ажитации, отвечать нужно коротко и по существу.

— Три сеанса, — прикинула маман. — Пойдёт! Айко, со мной пошли! Алёша! Баню топи! Живо!

— Так я уже, — развёл руками батя, — Илюху же ждал.

— Мало! — отрезала маман. — Тут критическую температуру надо. Хоть мажьей силой, а нагоните мне! Не меньше ста двадцати чтоб было! И соль в каменку, ту, что ты с войны привёз…

— Есть! — хором ответили мы с отцом.

— Я воду натаскаю! — сразу предложил я.

Ну вот не сподобились мы никак до бани водопровод протянуть. Сам понимаю, что упущение, а с другой стороны — не так уж её много и надо в бане, воды-то. Основное мытьё всё равно в ванной. Да и колодец наш старый, который ещё до всех водопроводов отрыт был, не так от бани далеко.

— Иди уже, балабол! — усмехнулся отец. — Цельный герцог мне в баню таскать воду будет, ух ты!

— Ага! — рассмеялся я.

Пока таскал колодезную воду в бак, пока веники выбирал, запаривал, маман с Айко ведут Петра. Нет, прям волоком волокут! А того как былинку качает!

— Это чего с ним совсем стало⁈ — спрашиваю. — Он к приезду жены в норму-то придёт?

— А это от вас с отцом зависит! — сурово говорит маман и две склянки нам в руки суёт: — Эту в чан с веником. А эту на камни. Да смотрите не перепутайте! Чтоб мне его так распарили, чтоб он еле-еле на своих двоих из бани вышел! Чтоб в четыре руки его пропарили, веничками отстучали. Да что я, мне вас учить что ли? Дед знает! Вперёд!

Ну вперёд так вперёд.

Затащили мы князя в баню в четыре руки, стянули с него одежонку… Мать моя! Петя и раньше толстым не был, а теперь вообще! Шкелет, кожей обтянутый! И как такого в полную парить? Но, с другой стороны, маман сказала — ей всяко виднее.

Заскочил в парную, проверить — и что-то маловато мне жару показалось. Решил добавить. И от души так пару ильиных огней в камни зафигачил. От жара аж волоски на руках затрещали! Как бы самому не обжечься… Хорошо, что на бане мы с папаней совсем не сэкономили — здоровенная парная, огромная печь с внушительным запасом камней. Не поскупились — жадеита набрали. Полки заморским африканским деревом абаш отделаны. Это я ещё с Трансвааля обеспокоился.

На термометре сто тридцать. Хорошо!

Выскочил в мыльню. Папаня как раз закончил первую обмывку князя — так, наскоро, чтоб поры от грязи отмыть…

— Ну, пошли, раб Божий!

Следующий час мы, сменяясь, обрабатывали Петра. И вот уже, казалось, привык я к чудесам. Но когда кожа Витгенштейна начала светиться золотистым светом, пришлось выскочить из парной и ушат ледяной воды на себя опрокинуть. А то мало что мне мерещится с перегреву?

Вернулся — ан нет. Не мерещится. Лежит князь на полке и мягким светом светится. Прям как солнышко, когда сквозь туман пробивается.

— Ты видел, а, батянь!

— Видел не видел, а это ещё не всё! Не прошёл он положенную процедуру. У нас еще полчаса. Свет погаснуть должон. Веники в руки — и вперёд!

Отож как? Вперёд так вперёд! Короче говоря, смочалили мы о спину Витгенштейна аж восемь веников! Заполировали пихтовыми. А когда и впрямь Пётр «погас», вытащили в мыльню.

— Теперь кадушек пять на него, чтоб слегка замёрз!

Выполнил, а сам спросил:

— Батя, а ты-то откуда знаешь про все эти банные выкрутасы?

— А как, по-твоему, меня после контузии выходили? Ишшо до твоего рождения. Именно тогда у Дуси дар-то открылся, как я на костылях до дому пришкандыбал.

— А чего мне никогда про это не рассказывали?

— А зачем тебе? Это наше сугубо мужне-женино с ней дело. Ясно?

Витгенштейн сидел на стёсанном бревне, что нам заменяло лавку у бани, и блаженно улыбался.

Я слегка ткнул его в бок:

— Ну ты как, героический стрелок?

— Илья, в жопу иди! — Он даже глаза не открыл.

— Вот. Дожился! Теперь и помирать не страшно. Княжеского посылания в жопу сподобился. Да ещё без заиканий.

Пётр мгновенно открыл глаза.

— А действительно! Я же нормально говорю!

— Сиди, твоя светлость, отдыхай! — вышел из бани отец. — Это только первая процедура. Так-то тебя три дня подряд парить надо, а после — через день. Поживёшь с месячишко у нас, Дуся тебя окончательно на ноги поставит. Не таких ставила!

— Хорошо бы… — Пётр внезапно чуть не подскочил, и только отцова рука удержала его на лавке. — А как?.. Я, может, стесню вас? А если Соня с дитём приедет?

— Сиди, не клопочи! Иван не стеснил, Серго не стеснил, принц немецкий не стеснил, и три лисы японских тоже не стеснили — а ты, на тебе, стеснишь! В бывший Мартин флигель вас поселим. Или ещё куда. Дуся решит.

Витгенштейн захлопал на меня глазами, в кои-то веки не находя слов, а я только руками развёл:

— Ну вышло так, что я?

— Приехали! — крикнула Фрося, распахивая ворота, и во во двор начали степенно закатываться машины.

Ажно три штуки. Серго, Иван да ещё Иванова охрана. Пожалуй, вот этот сарай, что у входа, придётся-таки переносить. Потому как с таким залётным табором вообще места не хватает. А ещё гости наедут? Тесть, зятевья — уже не провернёшься. Мысли в моей голове сделались вдруг ленивые и медленные.

Тем временем из первой машины, никого не дожидаясь, выскочил Сокол и сердитым шагом пошёл ко мне. У него так бывает. Ежели в гневе, чуть подпрыгивает. А с потерей ноги, так эта особенность ещё и усилилась.

— И чего панику наводил? К чему срочность такая? У меня, знаешь, что на сегодня… — начал он громко, но на последнем предложении через каждое слово уменьшал громкость и все длиннее делал паузы. — Петя, ты?..

— Я, Сокол, я. Али не рад видеть друга сердешного?

Чего это Витгеншейна повело на былинный лад?

Иван тяжело опустился на лавку рядом с Петром.

— Ты как сам?

— Лучше, чем у тётушки твоей, здоровья ей и благ всяческих. Правда лучше. Хочь заикаться перестал…

— Заикаться?

— Ты бы слышал, — медленно сказал я. — Хоть у охраны училища потом спроси.

— У охраны? — переспросил подбежавший Серго.

— А не бери в голову, — отмахнулся Витгенштейн и закрыл глаза. — Какое счастье, братцы, просто говорить! Да ещё и вас увидел. Мне б теперь жену обнять, и вообще всё замечательно будет.