И я послушно двинулся за ним. Мы подошли к стене, светлейший отодвинул портьеру, и я увидел скрытую за ней дверь. Она не была какой-то особо высокой, мощной или же еще какой-то выдающейся — дверь как дверь. Светлейший достал из кармана халата желтый ключик, открыл замок и толкнул дверь внутрь, позволяя ей открыться самой.
Внутри я увидел каменные стены и каменную же лестницу, ведущую куда-то вниз, во мрак. Пахнуло оттуда на меня прохладой и пылью, отчего я подумал было: «Уж не в темницу ли меня хочет привести светлейший?», но тут же себя одернул. Дворец этот был личным домом его светлости, и сомнительно, что в повалах его он стал бы устраивать темницу. Или же и того хуже — пытошную. Это вам не Тайная канцелярия. Во дворце этом, между прочим, даже балы устраиваются, и частенько принимаются всевозможные иностранные послы.
А светлейший, вероятно, заметил мое замешательство, потому как глянул на меня хитро и подмигнул с улыбкой:
— Что, Алексей Федорович — струхнул? Не боись, не поведу я тебя в темноту, сейчас свет зажгу!
Услышав эти слова, я подумал, что достанет он сейчас откуда-то свечу или же целый подсвечник на несколько свечей, но светлейший вместо этого коротко и звонко хлопнул в ладоши, и над лестницей тотчас вспыхнули и засияли белым светом «лунные маяки». Их было много, и они длинной цепочкой уходили вниз вместе с лестницей. Один, другой, третий… Двадцать третий… Я спускался вслед за светлейшим по лестнице, и поначалу пробовал их считать, но очень скоро сбился со счета и плюнул на это дело. И мимоходом подумал, что сам никогда не смог бы сотворить такое безумное количество «лунных маяков» одновременно. Сил у меня на это не хватило бы, да и умение на то особое требуется. Здесь мало манипулировать одной единственной линией магического поля, здесь шел счет на целые куски пространства-времени.
Что и говорить, светлейший был мощным магом! Наверняка он был мощнее, чем куратор мой граф Амосов Петр Андреевич, да и все другие магистры. И возможно даже вместе взятые. Во всяком случае, при виде этой бесконечной череды «лунных маяков», уходящих вдаль, мне стало так казаться именно так. Но именно поэтому я все меньше понимал суть происходящего.
Для чего магу такого масштаба понадобилось возиться со мной, простым аспирантом, который лишь начинает постигать самые азы магии Синей Линии? Если он нуждается в сподвижниках, то мог бы привлечь на свою сторону более мощных магов, из тех, кто вынужден был ныне скрываться по лесам и долам, прозябать в далекой провинции или же киснуть в своих имениях. Я уверен, что среди них нашлось бы немало желающих пойти на службу к светлейшему князю Черкасскому.
Но тогда все равно оставалось непонятным, какой смысл был повсеместно запрещать магию на бескрайних просторах Российской империи, разгонять Академию магии и чародейства, карать ее преподавателей, чтобы потом начинать подыскивать для себя подходящих чародеев?
Было в этом что-то неправильное, нелогичное, но сам же светлейший совершенно не был похож на человека, лишенного логики. И потому я попросту не знал, что и думать, и послушно шел за ним следом, надеясь, что в конце этой длинной лестницы меня ждет нечто, что поможет найти ответы на мои вопросы. Пусть не на все, пусть только на часть из них, но все равно я уже не буду находиться в таком тумане неведения.
Мы шли долго. В какой-то момент я попытался представить себе, на какую глубину мы опустились за это время, но мои математические способности позволили мне вычислить какое-то совсем неправдоподобное расстояние, и я решил, что где-то ошибся.
Ну, ошибся и ошибся, бывает. Не столь уж это и важно. Тем более, что вскоре я заметил, что уходящая в глубину цепочка белых огней где-то там, внизу, изгибается и идет уже вдоль невидимого мне пола. А вскоре и лестница закончилась. Мы шагнули с последней ступеньки, прошли вперед еще с десяток шагов и остановились у самого последнего «лунного маяка».
Мы явно находились в каком-то большом помещении. Свет «маяков» не позволял видеть слишком далеко, но и его вполне хватало, чтобы понять, что помещение это ничуть не меньше «праздничного зала» императорского дворца. Обычно там проводились самые большие балы. Те самые, ежегодные, которые проходят, как правило, в конце мая. На них представляют новых девиц и юношей империи всех дворянских фамилий без исключения, без оглядки на знатность и состояние. На таких балах невесты ищут себе женихов, а женихи ищут невест, чтобы продолжить торжество жизни во славу государя-императора и России-матушки.
Светлейший хлопнул в ладоши, и «лунные маяки» тотчас погасли, оставив перед глазами лишь многочисленные белые пятна, мерцающие в абсолютно тьме. Но тьма эта длилась недолго. Я вновь услышал звонкий хлопок в ладоши, и в тот же миг зал, в котором мы находились, вновь осветился. Но теперь это было не то жиденькое белое свечение «лунных маяков», а яркий насыщенный свет, исходящий от огромного шара кипящего пламени, зависшего где-то под самым сводом.
Я сразу его узнал, хотя никогда прежде не имел возможности лицезреть в таких колоссальных размерах. «Комета гнева», которая сияла на ладони у Санечки, в сравнении с этой была как муравей перед слоном. И первой мыслью моей было: «Всё, это конец…» Потому что сравнить эту «комету» можно было разве что именно со слоном. Слоном, которого изваляли в жиру и перьях и подожгли, и теперь он пылал желтым пламенем, иногда исторгая из себя тонкие огненные языки.
Я так и замер на месте, и даже отступил на шаг, хотя понимал, что если эта «комета» сейчас рванет, то никакое бегство меня не спасет, потому что бежать уже будет некогда и некуда. И города Петербурга со всеми его окрестностями уже не будет на карте, а останутся от него одни лишь обгорелые руины.
Но светлейший, видя мое замешательство, придержал меня под локоть и покачал головой.
— Не стоит беспокоиться, Алексей Федорович, — сказал он. — Это всего лишь «комета гнева», как ее принято называть среди магов Синей Линии. Страшное оружие, и совершенно неуправляемое… в неопытных руках. Но я такие использую порой в качестве яркой люстры!
«Яркой люстры»! Люстры! Уж не знаю, насколько это рационально, но одно могу сказать точно: светила она действительно ярко.
Да-да, при таком свете был отчетливо виден и упомянутый уже высокий свод с нанесенными на него фресками, и далекие стены, прикрытые тканевой драпировкой, и высоченные колонны, устремленные от мраморного пола ввысь, к самому своду. Собственно, при таком освещении в зале было не менее светло, нежели в солнечный день у меня в беседке.
Я с натугой переглотнул.
— А если рванет? — спросил сипловато.
Светлейший презрительно отмахнулся:
— Ерунда, не рванет…
— Но все же? А если рванет?
Князь с глубоким вздохом всплеснул руками.
— Скажи мне, Алексей Федорович, ты чувствуешь здесь какой-то особый жар?
Едва светлейший это спросил, как я тут же понял, что при таком размере «кометы», заключенной в закрытом помещении, жара здесь должна стоять просто невероятная. Да что уж там — ад показался бы в сравнении с ней просто не протопленной банькой. И не только драпировка на стенах сгорела бы в таком пекле, но и от нас со светлейшим в мгновение ока остался бы только пепел.
Но ничего подобного в этом зале не происходило. И, честно признаюсь, здесь было даже прохладно.
— Нет… — я медленно покачал головой. — Не чувствую. Как такое может быть, ваша светлость?
— «Ваша светлость»… — недовольно хмыкнул князь. — Когда ты узнаешь, Алексей Федорович, то, что от тебя ныне скрыто, ты станешь гораздо проще относиться ко всем этим громким титулам. И все вот эти фокусы, — он мотнул головой в сторону «кометы гнева», — будут казаться тебе просто детскими шалостями. А жара от нее ты не ощущаешь, потому как ее здесь и нет вовсе.
Я немало озадачился.
— Да как же так-то? Как же нет ее, если вот она — висит в самом центре зала?
— Никакой «кометы» здесь нет, — поморщившись, повторил князь. — На самом деле она находится далеко в Запределье, за тысячи миров отсюда, летит в пустом пространстве уже миллионы лет, и будет лететь еще много миллионов лет, всегда одинаковая и неименная. Я же просто разместил здесь ее изображение, чтобы с ее помощью освещать этот зал. Весьма удобное решение, кстати! Рекомендую.
