— Вовкулаки не делятся на самцов и самок. Это вам не обычный зверь, который появляется на свет божий после соития отца с матерью. А обращаются они из умерших людей, если почили те в первый день полнолуния, а могила их оказалась в месте кривого сплетения линий магического поля. Вот тогда на седьмой день из могилы выйдет вовкулак. Не женщина он и не мужчина, а самый настоящий оборотень. Вот только не слышал я раньше, чтобы они человеческой печенкой питались.
— А чем же тогда питаются вовкулаки? — заинтересовался Беляк.
— Я не так уж много знаю о них, — кивнув, продолжил Тихомир. — Говорят, под городом Черниговом вовкулак повадился скотину таскать, и вскорости веси окрестные почти без скотины и остались. И только охотник за нечистью этот вопрос порешал. Еще на Псковщине вовкулак набеги делал, так тот телят любил. Всю молодь перетаскал, покуда ему другой охотник голову с плеч не снес… А вот чтобы людей пожирать — такого я не слышал. Случались, конечно, смерти разные, но это только в тех случаях, когда крестьяне сами хотели защитить свой скот и отловить чудище. Вот тогда оборотень мог и человека убить. Но чтобы печень его есть — нет, такого я не слышал.
— Так то на Псковщине! — воскликнул Кушак. — Там и звезды, наверное, другие над головой висят. Вот у них вовкулак и покладистый пошел, незлобивый. А у нас места дикие, и оборотни им под стать. Нашему вовкулаку человека слопать — что в два пальца свистнуть… Сам я не встречал ранее его никогда, но так люди рассказывают. А люди врать не станут. Зачем людям врать?
— Люди много что сказывают, — хмуро возразил ему Добруня Васильевич. — Да не все правдой оказывается.
— Наш вовкулак тоже поначалу только скотину таскал, — задумчиво сказал Беляк. — А потом будто случилось что. Будто распробовал он человечинки, и уже остановиться не смог.
Тут и я разговор решил поддержать, потому как заинтересовал он меня больно. Что-то не укладывалось у меня в голове. Чуял я своим чутьем сыщика сыскного приказа, что есть во всей этой истории какая-то недосказанность. Не простой нечистью был этот вовкулак, ох не простой!
— Игнат из Соломянки сказывал, что первыми людьми, которых пожрал местный вовкулак, были пахарь Тугоух и его сын Тимошка, — сказал я, уже видя, как поднимаются вдалеке стены Лисьего Носа. — Баба его, Матрена, вроде как мертвой прикинулась, или же вовкулак вовсе ее не заметил — в общем, трогать ее не стал. Но Тугоуха с Тимошкой на части изорвал. Хотя скотины в Соломянке наверняка было полно. Ее и сейчас там хватает.
— Это верно! — охотно согласился со мной Добруня Василевич. — У Тугоуха в хлеву корова с теленком стояли, да еще бычок в закрытом стойле. А там хлев такой — ногой по воротам пни, так они и развалятся. Но вовкулак не соблазнился таким лакомством, ему обязательно человечина понадобилась. Вот и спрашивается: почему так?
Настя неожиданно встрепенулась в седле, отчего сразу стала заваливаться набок, но я, как и всегда, успел поймать ее за шиворот и усадить обратно.
— Так может он уже успел к тому времени полакомиться человечиной! — воскликнула она, даже меня не поблагодарив. По-моему, она и не заметила моей помощи. — Я знаю, если медведь, к примеру, с голода попробует человеческого мяса, то ничего иного он уже есть не захочет. Вот так и появляются медведи-людоеды. Их уже невозможно перевоспитать и потому просто убивают… Так могло и с вовкулаком вашим получиться. Где-нибудь в лесу наткнулся он на случайного путника, а тот с оружием на него набросился. Вот вовкулак его и сожрал.
На лицах моих спутников отчетливо проступало сомнение. А Кушак так тот даже свой шлем на голове почесал зачем-то.
— Если бы я в лесу случайно повстречал вовкулака, — сказал он с задумчивостью в голосе, — то ни за что не стал бы набрасываться на него с оружием. Я развернулся бы и побежал в обратную сторону с такой быстротой, что никакой вовкулак меня не догнал бы!
Настя взглянула на него, наморщившись.
— Кушак, дорогой, не позорь меня, — сказала она. — Как же ты жениться на мне собрался, если своей трусостью хвалишься?
Тут за помощника своего вступился воевода. Он поворотил к Насте голову, сморкнул на землю, зажав одну ноздрю, и ответил:
— А это вовсе не трусость, Настасья Алексеевна, а самый что ни на есть разумный подход! Ежели нету ради чего голову свою сложить, так лучше поберечь ее. Пригодится еще она и людям и тебе самому в первую очередь… А что насчет женитьбы, так я рад, что ты прислушалась к словам моим, и согласие свое Кушаку даешь. Я вам такую свадьбу устрою — весь Лисий Нос три дня пьяным лежать будет!
Настя похоже растерялась.
— Так ведь и не давала я еще согласия своего, — пробормотала она.
Но как-то несмело это у нее вышло, так что даже и не услышал ее никто, кроме меня, вероятно. Вроде как и возразила, а вроде как и нет. И испуганно покосилась на меня при этом. Неодобрительно цыкнув, я покачал головой.
А Кушак между тем, заслышав воеводины слова, обрадовался очень. Вид у него сразу стал довольный, и даже гордый какой-то, словно он выиграл главный приз на каком-то большом ристалище. И призом этим была наша Анастасия свет-Алексеевна. Или кто она там на самом деле по батюшке? Я и сам уже запутался. Андреева, кажись…
Когда мы добрались до стен Лисьего Носа, уже начинало светать. Небо слегка посинело, звезды принялись исчезать одна за другой, и вскоре на нем уже был виден только серп нарождающейся луны да яркое пятнышко Венеры.
У ворот нас, разумеется, в этот час никто не ждал. Стены здесь были высотой в три человеческих роста, и ворота такие же, и собраны они были из прямых сосновых стволов, остро заточенных на самых концах. Слева от ворот располагалась наблюдательная площадка, но никакой стражи я там не заметил. Задремала стража перед рассветом, должно быть.
Мы остановили лошадей в десяти саженях от ворот, и Добруня Васильевич сначала внимательно осмотрел стены, приставив ладонь к бровям, а затем коротко, но очень пронзительно свистнул.
Наверху тут же что-то загрохотало, потом над частоколом мелькнуло копье, а следом показалось и бледное лицо с куцей бородкой. Вероятно, этот человек стоял на коленях, потому что в следующее мгновение он уже подскочил, и сразу оказалось, что частокол едва ли достает ему до груди.
— Кто там пожаловал⁈ — крикнул страж, потирая кулаком глаз. — По ночам никого не пущаем, так что ждите, покуда утро не наступит! Приказ воеводы!
— Ты что ж, Симеон, не признал меня что ль? — зычно ответил ему Добруня. — Отворяй ворота, да поскорее, а то изголодались мы уже. Много сил забрала у нас драка с вовкулаком!
Заспанный страж немедленно перегнулся через частокол и некоторое время всматривался, пытаясь внимательно рассмотреть наши лица в утреннем сумраке. Потом встрепенулся и замахал руками кому-то, находящемся снизу по ту сторону ворот.
— Неждан, скорее отворяй ворота! Воевода с помощниками вернулись! Живые…
За воротами тут же загрохотало, застучало деревом по дереву, затем одна воротина с протяжным скрипом приоткрылась, и наружу высунулась лохматая голова с треугольной бородой и испуганно вытаращенными глазами.
— Добруня Васильевич, ты что ль?
— А ты еще шире зенки свои распахни, Неждан! — посоветовал ему воевода. — Может тогда и признаешь воеводу своего.
Неждан уперся в воротину двумя руками и пошире отодвинул ее, открыв проход, через который мог бы проехать всадник. Воевода тронул свою лошадь и первым въехал в Лисий Нос. За ним неторопливо проследовал Кушак и, мотнув головой взад, на нас с Настей и Тихомиром, сообщил важно:
— Эти с нами…
— Вовкулаки? — уважительно спросил Неждан, внимательно осматривая Настю.
— Совсем ты глупый ты, Неждан! Вовкулака от человека отличить не можешь… Это невеста моя Настасья, да брат ейный, Лексеем зовут. С ними маг покойный.
— Так не было ж у тебя невесты, когда с вечера в Соломянку отправлялись!
— С вечера не было, — согласился Кушак. — А к утру вишь — появилась.
