Откровенно говоря, мне даже полегчало немного после такого напутствия. Страшно было представить, что сейчас придется вновь садится в седло и тащиться черт знает куда в этих богом забытых землях. После ночной драки в Соломянке, а затем еще и потасовки на кладбище, все тело у меня болело и зудело. А еще порой подташнивало — это после того, скорее всего, как я ударился головой о землю.
Хотелось хорошенько отдохнуть, сытно поесть и сладко поспать И еще хотелось в баню! О боже, как мне хотелось в баню! Хотя бы просто посидеть на скамье вдоволь, утонув в пару, и пропотеть так, чтобы потом шатало.
И воевода словно угадал мои желания. Он немедленно отправил работника топить баню, а Расава распорядилась накрывать стол.
Славно отобедав густой овсяной кашей с мясными пирогами, я задремал на часок, а потом и баня подоспела. Мы с воеводой пошли в парилку вдвоем — Беляк уже отбыл к себе домой, а Кушака мы не пригласили по понятным причинам. Ибо нечего девке мертвой на голых мужиков пялиться. Да и Настя выступила резко против.
— Нечего по баням шастать со всякими девками в голове! –заявила она недовольно. — Вон во дворе бочка с дождевой водой стоит — из нее ополоснуться можешь!
— Сама из бочки мойся! — капризно отозвался Кушак женским голосом. — Колотовка проклятущая!
Впрочем, сказав это, Кушак тут же вскинулся и шлепнул себя по щеке. Потом шлепнул по второй.
— Полегче, увалень! — сказал он сам себе. — Не хочешь в баню — ходи как шпынь!
По Настиному виду было понятно, что она понятия не имеет ни то такое «шпынь», ни что такое «колотовка». И потому, подумав немного, она пихнула Кушака кулачком в лоб и объявила:
— Сама ты… такое слово! А вы воду там в бане всю не выливайте! — это она уже нам с воеводой команду дала. — Я после вас схожу, ополоснусь слегка…
И гордо задрав нос, отправилась отдыхать в отведенную ей комнату. Проводив ее взглядом, Кушак сел на ступеньку крыльца и обхватил голову руками.
— Да и бес с ней! — сказал он звонким голосом. — Ни сала, ни мяса в ней нет, только гонору полна корзинушка! Не такая тебе нужна, Кушачок, не такая…
— Да замолчь ты! — тут же закричал он зычно. — Чего ты ко мне прицепилась? Ты мертвячка, и слова тебе молвить никто не давал! Если хочешь упокоиться, как в свой черед все люди добрые, то сиди тихо и жди, покуда я тебя в Зеркальный храм доставлю!
— А ежели передумала я? — спросил он, криво усмехнувшись при этом. — Ежели не хочу я более в небытие оказаться, а с тобой быть хочу, то что мне делать прикажешь, Кушачок?
Добруня Васильевич громко откашлял в кулак, дружески похлопал Кушака по плечу — мол, ты держись, братец, держись — и мы отправились в баню.
На утро меня разбудил, как это ни странно, именно Кушак. Несмотря на то, что солнце еще даже не встало, он пребывал в веселом расположении духа и улыбался во всю ширь своей загорелой обветренной физиономии.
— Ты чего довольный такой? — хмуро спросил я, одеваясь. — Или ты сейчас не ты вовсе, а дочь кузнеца?
— Не, Ляксей — это я, Кушак! — с жаром заверил он меня. — С Марьицей мы договорились, так что теперь она в жизнь мою лезть не станет. На людях не будет высовываться и характер свой проявлять.
— Вот как? — подивился я. — И как же тебе удалось такое?
— Да пригрозил я ей, что ежели не угомонится она, ежели нос свой и впредь совать в мою жизнь будет, то просить жрецов в Зеркальном храме я стану не об упокое души ее, а о вечном огне, который ей уготован за ее преступления посмертные.
— Вот и славно! — ответил я, натянув сапоги и притопывая, чтобы сели удобнее. — Угрозы, они иной раз гораздо действеннее, чем уговоры. Значит, Настасья Алексеевна не станет хмуриться и бранить тебя всю дорогу.
Кушак покивал с довольным видом, и мы отправились на двор. Тихомир уже ждал нас, стоя у колодца неподвижно, словно статуя в саду у сиятельного князя Бахметьева. Какая-то баба набирала там воду и посматривала на призрачного чародея опаской. Плечистый работник выводил из конюшни наших лошадей, сытых и оседланных.
Вскоре вышел и воевода — проводить нас в путь-дорогу. Попивая молоко из глиняной крынки, он дал нам последние напутствия:
— Идите все время на восток и с дороги никуда не сворачивайте, даже если другая дорога вам покажется шире и лучше. Дорог здесь много, но только одна ведет к Бусому озеру. Заплутать легко, и если в пути задержитесь, если время потеряете, то к вечеру до озера не доберетесь. И ночевать вам в лесу придется, а это плохая затея. Вокруг озера того очень дурной лес, люди там частенько без следа пропадают. А если от кого следы и остаются, так лучше бы и не было их, потому как из крови они и внутренностей человечьих… Я распорядился вам мешки переметные с провизией и пивом на лошадей погрузить, так что голодно вам в пути не будет.
Тут он повернул голову на шаги за своей спиной.
— А вот и Настасья Ляксеевна пожаловала! Значит, пора вам в дорогу выдвигаться.
Из дома и в самом деле вышла Настя. Глядя на нее, Кушак так и обомлел. Свое грязное, измятое и изодранное платье она сменила на новый наряд — мужские штаны с сапогами, да длинный зеленый кафтан, отороченный беличьим мехом. Более удобной одежды для верховой поездки и представить себе было нельзя. На голове у нее был обычный вышитый платок, но повязала она его узлом на затылке, так что вид у нее был весьма боевой. И даже кинжал на поясе имелся в красивых ножнах из черной кожи с серебряными нитями. Не иначе как Расава ее эдаким богатством одарила.
— Красавишна ты моя! — всплеснул руками Кушак. — Может тебе и не стоит с нами до самой Арабойры идти? Может ты в Лисьем Носе останешься, да меня дождаться будешь? А я Марьицу там на упокой оставлю, да скорее к тебе скорее ворочусь, ась? Свадебку справим, ненаглядная моя, ась?
Настя подошла к своей лошади, серой в белых яблоках, и позволила работнику помочь забраться ей в седло.
— А я еще ничего не решила, Кушак, — ответила она строго. — Быть нашей свадьбе или не быть. Ты вон девок всяких в себя пущаешь, а после свадьбы, глядишь, и они тебя в себя пущать начнут… Ну уж нет! В Зеркальный храм отправимся все вместе. А там и видно будет.
Эти слова могли бы прозвучать еще весомее, если бы Настя под их завершение не начала вываливаться из седла. А через миг могла бы и вовсе рухнуть, повиснув в стременах, но работник вовремя ее придержал. Однако Настю это, похоже, нисколько не смутило. Она поправила сбившийся кинжал, села удобнее и вопросительно взглянула на меня:
— Ну что, Алешка? Выдвигаемся?
Глава 23
Лесная дорога и участь покойного чародея
Поначалу дорога была широкая, и двигались мы одной шеренгой. Неторопливо и даже с некоторой сонливостью. Облака тонкой пеленой затянули все небо, угрожая дождем, но солнце где-то за этой пеленой поднималось все выше, воздух прогревался, и вскорости пелена порвалась в клочья.
Как-то в одно мгновение небо очистилось, засияло синевой. Свежий утренний ветерок сразу потеплел, но почему-то принес собой с юга легкий запах дыма.
— Чую я, беценеки там похозяйничали нынче ночью, — хмуро сказал Тихомир. — Больше и некому.
— Не скажи, чародей, — возразил ему Кушак. — В наших местах завсегда и без беценека спокойно не жилось. Если не беценек, то татарин какой придет избы жечь до головы рубить без разбора. Да и своих лиходеев хватает. Сам видишь: не вовкулак, так шмыга объявится, или же просто разбойнички какие. Военным ребятушкам они не страшны, а вот простому люду, кто за себя постоять не способен, кровушку сильно портят. Мы с воеводой Добруней Васильичем частенько их по лесам отлавливаем. Кого на месте не порубим, того в Лисьем Носе на веревке за шею прилюдно вешаем. Боятся нас душегубы эти, но меньше их оттого не становится. Только одного сушиться повесим, так двое новых появляются, как головы у змея Горыныча. Двоих повесим — так на утро четверо объявляются. А уж если троих — так и вовсе… — Кушак принялся торопливо загибать пальцы, но быстро сбился со счета и в сердцах сплюнул. — Много, в общем, тут их у нас!
