Глава 24
Мост, река и тяжелые воспоминания мертвеца
Углубляться в чащу вслед за призраками беценеков мы, разумеется, не стали. Сдвинув с пути поваленное дерево, продолжили путь по дороге. В основном мы молчали, лишь Настя время от времени чертыхалась и с размаху шлепала себя по лицу, отмахиваясь от налетевшего гнуса. Да еще Кушак порой принимался переругиваться с поселившейся в нем дочкой кузнеца из Соломянки.
Со стороны это было похоже на безумие, и повстречайся нам сейчас на дороге какой-нибудь путник, он счел бы нашу братию либо бродячим цирком, либо шайкой сумасшедших. И это было бы не удивительно. Переодетая в мужскую одёжу рыжая девица, говорящий сам собой на разные голоса витязь, почти бесплотный призрак и громила в странном одеянии — вот что представляла собой наша компания. Признаюсь честно: на месте встречного путника я бы изрядно струхнул. Может быть, даже предпочел переждать в кустах, пока эта странная процессия проследует мимо.
Впрочем, никакие путники нам не встречались. Хотя, конечно, если они все же решили переждать в кустах, то мы могли их попросту не заметить.
Как бы то ни было, мы продолжали свой путь, и когда солнце наконец выкатилось из-за верхушек елей и зависло у нас над головами, Кушак скомандовал привал. Перекусили мы наскоро вяленой олениной с серым хлебом и запили все это теплым пивом. Это был слабенький и довольно кислый напиток, но жажду он утолил, да и голову слегка вскружил, отчего дальнейший путь пошел за непрерывной беседой.
Впрочем, я все больше молчал, Тихомир вообще не проронил ни слова, так что говорил по большей мере Кушак. Витязь рассказывал нам, как Лисий Нос несколько зим назад выдержал осаду войска беценеков. Как его пытались взять измором, уговорами, и даже сжечь. Но город выстоял, а беценеки, чье войско изрядно подтаяло за время осады, были вынуждены уйти ни с чем. А уходя, беценеки сожгли окрестные веси, и их после того пришлось отстраивать сызнова. Так что в Соломянке полным-полно домов из свежего леса, и почти не осталось старых изб.
Порой витязя перебивала Марьица и принималась охать и ахать, вспоминая те времена. Кушак на нее недовольно прикрикивал, и тогда Марьица обижено замолкала. А Настя при этом ехидно показывала Кушаку язык, желая, видимо, позлить сидящую в его голове девку. Иногда это ей удавалось, и тогда Кушак разражался громкими непонятными проклятьями, выдавал которые тонким высоким голосом. И только чувствительные охлесты по щекам самому себе заставляли дочь кузнеца заткнуться.
Порой из леса по обе руки от нас доносилось неразборчивое рычание, и мне казалось, что я вижу за деревьями красные огоньки звериных глаз. Но никто на нас так и не напал. Должно быть, четверо конных представлялись местным хищникам серьезной угрозой. Линии магического поля над лесом распределялись ровным гладким полотном, не было заметно в них никаких искажений. Если здесь и притаилась какая-то нечисть, то у нее не было до нас никакого дела. Пока, во всяком случае…
Когда солнце перевалило через просвет над дорогой и спряталось где-то за темными кронами, стало слышно тихое журчание. Где-то неподалеку протекала речка, или же веселый ручей, но не успел я об этом подумать, как Тихомир сообщил негромко, прерывая очередной спор Кушака с Марьицей:
— Смордянка рядом. Уже чую ее запах…
И он повел носом по ветру, высоко задрав голову. Я сделал то же самое, но никакого особого запаха не почувствовал. Разве что прелью несло из леса, но этот запах был здесь повсюду и преследовал нас уже довольно давно.
Настя тоже повела носом и сказала:
— Ничего не чувствую. Смордянка — это речка? То-то я слышу, как что-то плещется поблизости.
— Это вода на перекатах, — покивал Тихомир. — Смордянка — река тихая, но есть в ней узкие каменистые места, где она ускоряет свой бег.
— А как же мы через нее переправимся-то? — полюбопытствовала Настя.
— По мосту, — коротко ответил Тихомир.
— Здесь кто-то построил мост через реку? — удивился я. — И его до сих пор не сожгли никакие беценеки или люд разбойный?
Тихомир глянул на меня хмуро и вновь отвернулся.
— Нет, — ответил он некоторое время спустя. — Этот мост не горит.
— Отчего ж так? — удивился я.
— Скоро и сам узнаешь, — был мне ответ призрака, и после того он вовсе замолчал, не желая поддерживать беседу.
Очень скоро дорога перед нами сделала крутой поворот вправо, едва свернув за который, мы сразу же увидели реку. Лес здесь не заканчивался, но шагах в двадцати от берега его стена резко обрывалась, и дальше, к самой реке, шел наклонный травянистый склон. С другой стороны реки был виден такой же травянистый подъем на несколько десятков шагов, и за ним вновь вырастала чернота леса.
Река не была широкой. Те же несколько десятков шагов, не больше. Соединял берега горбатый мост, едва взглянув на который, я сразу понял, почему его невозможно было сжечь.
Мост был железным. Уж не знаю кто и каким образом его здесь построил, но в нем не было ни единой деревянной или каменной детали. Один край его врастал в землю на нашем берегу, затем его крутая дуга пересекала реку широкой полосой, по которой свободно могли проехать четверо конных, и другой его край уже упирался в противоположный берег.
Я не заметил, чтобы его поддерживали какие-то сваи, вбитые в дно реки. Он просто нависал над красноватыми водами реки блестящей с черными прожилками радугой. Не было заметно никаких болтов, соединяющих его конструкции, да и самих отдельных конструкций видно не было — мост казался цельным, будто его разом отлили в некой колоссальной, не поддающейся представлению форме.
Бегло глянув на Настю, я увидел, что она рассматривает мост с раскрытым от удивления ртом, а потом вдруг понял, что у меня и у самого отвисла челюсть, и поторопился сжать зубы.
— Он такой… такой блестящий! — с нотками восторга прошептала Настя. — И совсем не заржавел!
— Это Каленый мост, — сказал Тихомир. — Он слишком горячий, чтобы на нем задерживалась влага. Босому по нему не пройти — можно ноги обжечь, и голой рукой к ограждению его лучше не прикасаться.
— Каленый мост… — довольно громко прошептала Настя. — Смордянка…
И вдруг так и подалась назад в седле. Поводья натянулись, и лошадь ее, серая в белых яблоках красавица, тоже попятилась.
— Я туда не пойду… — зашипела Настя, глядя на меня округлившимися глазами. — Я туда не пойду, Сумароков! Нам нельзя на тот берег! Какая, к чертям, Смордянка? Это Калинов мост через Смородину! Это река, которая отделяет мир живых от мира мертвых… Тихомир, мать твою, ты куда нас привел⁈ С того берега не будет возврата! Ты думаешь, что я такая глупая⁈ Что я книжек не читаю⁈ Там царство мертвых!
Тихомир глянул на нее холодно, легонько шлепнул щиколотками лошадь по бокам, и она сразу же направилась вниз по склону, к реке.
Тогда я сделал то же самое, кинув через плечо:
— Уж не знаю какие ты книжки читаешь, Настасья Алексеевна, но тебе пора с этим завязывать. Не ровен час, совсем головой слаба станешь. Это надо же такое придумать — царство мертвых!
— А я ей верю! — веско заявил Кушак голосом Марьицы, но тем не менее двинулся следом за мной.
Я услышал, как Настя за спиной простонала что-то от бессилия, а затем послышался шорох шагов ее лошади по траве на склоне.
— Мы все умрем! — всхлипывала Настя время от времени. — Как пить дать умрем… Тихомиру с Марьицей хорошо — они и так уже мертвые, им терять-то нечего! А вот как мы там все помрем, что тогда⁈
— Живы будем — не помрем, — обернувшись, подмигнул ей Кушак весело. — Да не кручинься ты, Настюшка моя! Жених твой из всяких передряг целым выходил, так и из этой как-нибудь выберемся…
— Тем более, что назад нам возвращаться не придется, — сказал я. — Из Зеркального храма я рассчитываю отправиться прямиком домой, к Катерине… Или ты уже передумала идти со мной? Решила остаться здесь и основать род Кушаковых?
Настя в ответ лишь фыркнула. Я видел, что она хочет сказать что-то еще, но тут мы подъехали к мосту и остановились. Лошадь Тихомира гарцевала перед самым железным полотном, но ступать на него не решалась.
