— В Яви больше нет города под названием Лисий Нос, — сказал Тихомир, подняв руку, чтобы дружески похлопать Кушака по спине. Но в последний момент передумал и опустил ее. — Головешки от него еще торчат там, где он когда-то стоял, но больше нет в том месте ни души. Беценеки так осерчали на его жителей, что не оставили в живых никого.
— Но я все равно не понимаю… — жалобно протянула Настя. — Как такое может быть-то, а? Как же так? Выходит, все, кого мы там видели, уже умерли?
— Именно так, — кивнул Тихомир.
— А как же Марьица? Она заболела, умерла… Ее похоронили на кладбище… Выходит, в Нави тоже можно умереть?
Тихомир пожал плечами.
— Выходит, так, княжна…
— Но как же так получается⁈
— Этого я не знаю, княжна. Вряд ли вообще кто-то это знает. Это два разных мира, соединенных между собой лишь тоненьким мостиком. И я не знаю их законов. Точнее, я знаю лишь те законы, которые мне дозволено знать, но самые же важные из них хранятся за семью печатями. И не в людских силах понять их…
Тут Тихомир задрал голову к небу, покрутился и указал пальцем на солнце.
— Однако, к закату уже дело идет. Нужно идти дальше.
И мы пошли дальше.
Глава 25
Ключ от третьей ипостаси
Весь оставшийся путь мы молчали. Тихомиру добавить было нечего — он сказал нам все, что знал сам, а о другом никто и не спрашивал.
На Кушака же было больно смотреть. Он явно до сих пор не мог свыкнуться с мыслью о собственной смерти и пытался найти хоть какие-то ниточки, связывающие его с миром живых, но это ему, похоже, не удавалось. Иногда, правда, проскакивала у него какая-то надежда — это было видно по тому, как он вдруг вскидывался в седле, начинал крутить головой, словно выискивая слушателей для своей новой мысли. Но очень быстро взгляд его потухал, и он снова весь как-то сдувался, ссутуливался и серел.
Он был мертвецом, который ехал на собственные похороны. Покойник, вернувшийся в мир живых, чтобы сопроводить в Зеркальный храм неупокоенную душу.
Через лес мы ехали еще больше часа. Потом он внезапно поредел, снизился, а после и вовсе расступился, открыв нашему взору волнистую равнину. Она располагалась снизу широкой чашей, а в самом центре ее темнело большое идеально круглое озеро.
В первый момент я и не понял даже, что это именно озеро, и всё силился понять, что может означать сие серое пятно. Но когда увидел в нем отблеск заходящего солнца, то сообразил: мы пришли.
Вернее — почти пришли. Идти до Бусого озера было не меньше версты, но не успел Тихомир начать спуск к нему, как Кушак вдруг подал голос.
— Братцы… — сказал он с хрипотцой. — Я не знаю, что будет после того, как мы дойдем до Зеркального храма. Никто этого не знает. Обратно в Навь меня, скорее всего, уже не пропустит Каленый мост. Думаю, там не нужны те, кто осознал свою погибель. Как и в Яви не нужны мертвецы. Может быть, я так же, как и Марьица, упокоюсь в вечном небытие. А потому позвольте мне в последний раз покушать, а? Ведь никогда мне больше не доведется этого отведать, да пива испить…
Отказать ему в такой скромной просьбе никто не решился. Да и не хотел. Привязав лошадей к кустам на краю склона, мы расположились прямо на траве и уничтожили все наши запасы. Кушак с заметным удовольствием допил остатки пива, потом отошел в сторонку, встал на краю склона и с неменьшим удовольствием помочился вниз, благостно жмурясь на лучи заходящего солнца.
Потом оправился, подтянул штаны и повернулся к Насте.
— Извиняйте, Настасья Ляксеевна, голубушка моя, но женихом вашим я уже, наверное, быть не смогу. Потому как не станет меня скоро вовсе. Исчезну я, сгину без следа. И могилы моей уже не найти. Сгорел мой труп хладный, должно быть, вместе со всем Лисьим Носом… Уж не взыщите!
— Да не лей ты слезы понапрасну, витязь! — немедленно ответил он сам себе тонким голоском. — Ежели хочешь, то я твоей посмертной супружницей стану. Заботиться о тебе буду, ублажать всячески… пока не сгинем мы оба в забытье вселенском!
После таких слов Кушак усмехнулся с нескрываемой горечью.
— Эх, Марьица, Марьица… — сказал он, махнув рукой. — Там, где мы оба вскорости окажемся, не будет нам нужен никто! Тьма и забвение. И вечный покой…
Он смахнул невидимую слезу, отвязал свою лошадь и, потрепав ее по морде, пошел вниз по склону с намотанными на кулак поводьями. Постояв немного, за ним двинулись и остальные.
В седла мы так и не сели. Пешим ходом дошли до озера и остановились только на самом его берегу. Даже вблизи поверхность его казалась серой, но виной тому могло быть потемневшее небо. В разрывах туч поблескивали звезды. Серп нарождающейся луны света почти не давал, однако темно еще не было — горизонт сочился остатками солнца, заливая чашу долины розовым светом.
Все озеро было как на ладони. Берег его шел идеально ровной линией, и не наблюдалось на поверхности ни волн, ни даже мелкой ряби, хотя с запада тянуло свежим ветерком. Тихомир остановился у самой кромки воды, пристально всматриваясь вдаль. Я подошел к нему и встал рядом, сплюнул небрежно под ноги.
— Так это и есть то самое Бусое озеро? — спросил я.
Тихомир коротко кивнул.
— И что дальше? Уже почти стемнело, но я что-то не вижу поблизости никакого Зеркального храма. Куда же мы направимся теперь? Еще немного, и солнце спрячется. Думаю, нам стоит устраиваться на ночлег…
— Не нужен ночлег, — качая головой, возразил Тихомир. — Мы пришли… К сожалению, лошадей придется оставить здесь. Нам они больше не пригодятся.
— Плевать на лошадей, — ответил я. — Я просто хочу пройти ритуал как можно скорее и вернуться в свой мир. У меня там еще остались дела.
Тихомир вдруг захохотал. Я подумал, что он сразу же смолкнет, но он все смеялся, и смеялся, и смеялся. Потом пихнул меня плечом и сказал, продолжая вздрагивать всем телом от распирающего его смеха:
— Никуда твои дело от тебя не денутся, Алексей сын Федора. Ты и сам это знаешь. Сколько бы ты не пробыл в мире Серой Руси, ты вернешься домой в то же самое мгновение, в какое покинул его. Получив силу, ты сможешь остановить ход времени, чтобы отклонить пулю с рокового направления и спасти свою женщину от смерти. Но тебе не под силу знать, к чему это может привести в дальнейшем. Это известно лишь жрецам Зеркального храма, а ты не один из них. Все произойдет ровно так, как предрешено судьбой, и ты не в силах на это повлиять.
Тогда я достал из ножен за спиной меч и воткнул его в землю у самой кромки воды.
— Тебе самому было предрешено судьбой погибнуть от этого меча, — сказал я. — И ты хотел, чтобы так все и произошло, даже умолял меня об этом. Ты просил, чтобы я убил тебя, и пророчество наконец сбылось. Я так и хотел поступить. Но помедлил всего мгновение, и пророчество рассыпалось в прах. И ты умер, исколотый вражескими пиками и раздавленный собственной лошадью… Выходит, влиять на чужую судьбу мне вполне по силам. Так почему же я не смогу повлиять и на свою?
Тихомир смотрел на меня долго и пристально, и никакого веселья в этом взгляде уже заметно не было. Потом он согласно кивнул.
— Что ж, твой аргумент мне нравится. Конечно, он жалок, как и любой другой аргумент в этом случае, но он мне по душе. Я мог бы ответить, что невозможно узнать свою судьбу, пока путь не пройден до конца. А ты этого еще не сделал. Но я промолчу. Мне нравится твоя уверенность. Когда-то я и сам был таким же. Но время мое подходит к концу.
Он отвернулся, осмотрел пламенеющий горизонт и вошел в озеро по колено. Серая вода, в которой не было видно никаких отблесков заката, колыхалась вокруг него, как кисель. Когда он остановился, ко мне тут же подошла Настя.
— О чем вы с ним говорили? — спросила она, глядя Тихомиру в спину.
— О будущем, — отозвался я. — Он считает, что все случится ровно так, как предрешено, буду я пытаться на это как-то влиять или нет. Я ему верю, но сидеть сложа руки не собираюсь. А вдруг он ошибается?
