Добрым словом и пистолетом - Погожева Ольга Олеговна

– Пожалуйста, – попросила Джен, положив ладонь на предплечье Хосе. – Я бы очень хотела помочь. Я буду благодарна, если вы сообщите мне, как только что-то изменится. Разумеется, ничего из тайны следствия – но хотя бы как обстоят дела у Эвелин. Это же что-то невообразимое – подозревать её в смерти Миранды! Эвелин находилась со мной в момент гибели мисс Джонсон…

Суарас не стал напоминать ни об уникальной причине смерти секретарши, ни о том, что показания Джен имеют небольшую силу: ведь Эвелин Ллойд приходилась ей родственницей. Пусть и познакомились они за минуту до ужасного происшествия.

Хосе только кивнул тогда, и Джен приняла это, как согласие. И не ошиблась: спустя несколько дней энергичный ассистент брата постучал к ней в дверь.

Джен ожидала записки или, на худой конец, звонка на работу – в доме телефонного чуда техники не имелось – но мистер Суарас явился лично. И просидел почти час, не отказавшись от двух кружек чая, остатков домашней выпечки и приятного общения.

Вначале говорил по делу.

Коллеги Миранды Джонсон, как один, рассказали одинаковую хронологию событий: скандальный визит миссис Ллойд и беседа на повышенных тонах, разбивание злополучного конверта, феерический уход. По словам секретарей, мисс Джонсон посидела какое-то время молча, не реагируя на красноречивые взгляды коллег, затем открыла регистрационную книгу, чтобы продолжить работу. Начала что-то писать, и вдруг полыхнула белым огнём, захрипела, с трудом вскочила из-за стола, но успела сделать только два шага. На третий упала и рассыпалась. Даже ручку из пальцев не выпустила. Обледенение оказалось мгновенным, такого не добиться никак, кроме как магией.

Главный вопрос встал о том, чья именно эта магия. Разумеется, подозрения пали на миссис Ллойд. Из управления её отпустили лишь под подписку о невыезде и поручительство мужа, не последнего человека в обществе в целом и в уголовном розыске в частности. На место вызвали судмагэксперта, который и сделал заключение. Магическая аура, оставшаяся на теле Миранды Джонсон, принадлежала миссис Ллойд.

Для суда сомнений не оставалось.

– Суд уже был? – поразилась Джен. – Так скоро? И Джон мне ничего не сказал?

– Предварительное слушание назначили на пятницу, – покачал головой Хосе. Накрыл смуглой ладонью её холодные пальцы. – Мисс Эвергрин, прогноз мрачный. Джон не хочет, чтобы вы присутствовали в зале суда. Он просил, чтобы вы оставались дома. Сказал, что едва ли будет во вменяемом состоянии, чтобы даже поздороваться с вами.

– Я понимаю, – тихо согласилась Джен. Слабо шевельнула пальцами, но Суарас не спешил убирать горячую ладонь. – Джон всегда переживал боль в одиночестве. Чужая поддержка лишь выбивала его из колеи. Но… на меня он мог бы положиться.

– Я в этом уверен, – согласился Хосе. – Вы потрясающая, мисс Эвергрин.

– Не думала, что у судмагэкспертизы есть способы определить магическую ауру на мертвецах, – увела разговор в сторону Джен, высвободив-таки ладонь. Хосе вздохнул и цапнул ещё одно печенье. – Всё так продвинулось в научном мире… А я ничего не знаю за пределами психиатрии.

– Заключение дал менталист, – пожал плечами Хосе. – А они вроде не ошибаются.

– Менталист? – удивилась Джен. – Кто?

– Доктор Константин Вольф, – заливая печенье чаем, откликнулся Суарас. – Он из слабых менталистов, видит только следы чужой магической ауры, а также доказывает её наличие научно. Ну там, собирает крупицы льда, добавляет какие-то реагенты, и они светятся определенным цветом. Потом берёт кровь у подозреваемых, проделывает то же самое, ну и показатели должны совпасть…

– Просто, как и всё гениальное, – восхитилась Джен. – Это недавняя разработка?

– Джон упомянул, что метод разработан доктором Вольфом лично, в сотрудничестве с профессором Зборовским. Ну, тем самым, который ошейники для магов изобрёл, – поморщился Хосе. – Изобретатель хре… хр… хронический…

– Профессором Зборовским? – нахмурилась Джен.

– Знаете его? – живо поинтересовался Хосе.

– Профессор Присли, у которого я работаю, знает. Они друг друга терпеть не могут. Уж по крайней мере, – поправилась Джен, – профессор Присли его терпеть не может. Думаю, это профессиональная зависть. Ян Зборовский – великий человек. И ошейники для магов – нужная вещь…

– Для заключённых – вполне, – сухо согласился Хосе. – Но я как-то испробовал на себе… Пока носишь, ощущение, будто тебе кошки в глотку насрали. Много, много долбаных кошек. И магия, само собой, не подчиняется. Если попытаешься – дикая изжога обеспечена. Или понос, это уж как повезёт. А у некоторых, как я слышал, кровь из ушей хлещет…

– Вы – маг, мистер Суарас? – улыбнулась Джен.

Ассистент брата подбоченился.

– И великолепный, смею доложить!

– Но ваша стихия – не воздух с водой, – догадалась Джен. – Вы…

– Огонь! – выпятил грудь смуглый переселенец из южных стран. – Чистый, словно пламя чистилища! И такой же непредсказуемый, – тут же честно признал Суарас. Задумался и вздохнул. – Я – паршивый маг, мисс Эвергрин. Стараюсь не использовать собственные силы, это обычно дорого обходится окружающим. Зато я прекрасный друг, – оживился Хосе. – Великолепно готовлю, романтично ухаживаю и женщин на руках ношу!

Джен рассмеялась, упорно не замечая навязчивых намёков.

– Повезло женщинам, – мягко согласилась она. – Спасибо за вечер, мистер Суарас. Будем надеяться, что завтра на слушании Эвелин повезёт. Я не верю, что это сделала она. Иначе зачем эта прилюдная ссора?

– Вот и Джон считает так же, – посерьёзнел Хосе. – Только никто не станет слушать супруга обвиняемой, мисс Эвергрин. Даже если он – старший инспектор уголовного розыска.

Джен переживала, что Хосе Суарас прав. Даже сейчас, помешивая рис и поглядывая на духовку, где подходила ароматная выпечка, переживала. Предварительное слушание должно было закончиться ещё до обеда, но брат до сих пор не дал о себе знать. Видимо, снова придётся обращаться к Хосе…

Хриплая трель звонка выдернула из тревожных мыслей. Джен выключила газовую горелку, наспех вытерла руки полотенцем и поспешила в узкую прихожую. Так же спешно пригладила волосы, мельком глянув в зеркало, и посмотрела в глазок.

В следующий же миг она провернула щеколду, распахивая дверь настежь.

– Джон, – выдохнула она.

Брат стоял под дождём без зонта, позволяя косым каплям хлестать по промокшей шляпе и распахнутому, обвисшему плащу. Лицо Джона Ллойда было страшным, и Джен не стала задавать вопросов. Шагнув наружу, под дождь, она ухватила брата за локоть и потянула внутрь.

Джон подчинился.

И ни слова не проронил, ни когда Джен торопливо содрала с него мокрый плащ в тесной прихожей, ни когда отправила мокрую шляпу в корзину для сушки. Туфли брат снял сам, пяткой о носок, и нетвёрдым шагом направился вслед за Джен в крохотную гостиную, к ещё нерастопленному камину. Беспомощно остановился посреди комнаты, не поддаваясь на мягкие увещевания Джен. И наконец судорожно выдохнул, съёживаясь и закрывая лицо руками. Вода стекала с промокших брюк, отворота рубашки и пиджака, срывалась каплями с влажных смоляных волос. Но Джон Ллойд дрожал не поэтому.

– Они считают её виновной, Джен, – глухо простонал в ладони брат. – Суд назначен лишь с целью определить меру наказания. Прокурор намерен довести дело до… они хотят… Высшая мера, Джен… Применение магии стихий против человека – это высшая мера…

Джен помолчала, пока брат судорожно дышал в ладони, стоя посреди маленькой гостиной. Джон был красивым мужчиной. Высокий, стройный, с тонкой талией и широкими плечами – мечта всех юных леди и девиц из семей попроще. Даже спустя столько лет брат не растерял ни статности, ни энергичности, ни чисто ллойдовского шарма. Вот только отчаяние, глухое и страшное, казалось незнакомым.

Джен не помнила, чтобы Джон хоть когда-либо расстраивался настолько, чтобы выказать прилюдную слабость. Кто знал брата плохо, считали его хладнокровным и бесчувственным; Джен знала, что всё ровно наоборот. И холодность как щит от чужих игл, и показная бесчувственность лишь затем, чтобы не использовали в собственных интересах. В иных кругах лучше прослыть бессердечным эгоистом, чем романтичным добряком.