Меж двух огней (СИ) - "Lt Colonel"

Она отпустила Айру.

— Идём.

Двери в палаты короля тщательно охранялись. Четыре молодцеватых гвардейца, бодрые, словно не провели утомительную смену в полном облачении, и светлый маг из ордена святой Софии, забившийся в нишу, чтобы не привлекать внимания, и отчаянно клевавший носом. Один из стражников торопливо распахнул дубовые створки перед принцессой. Одна скрипнула, и Селеста одарила бедного стражника сердитым взглядом, точно это он отвечал за то, чтобы смазывать петли вовремя.

В спальне его величества по углам почтительно замерли две служанки, приставленные для исполнения прихотей его величества. Их Селеста выслала из покоев. Они поклонились и вышли, оставив отца и дочь наедине.

«Не считая меня».

Айра глубоко вздохнула и попыталась унять бешено колотившееся сердце.

«Всего один маг. Хорошо».

Принцесса с грацией присела в кресло у кровати и прикоснулась к иссохшей руке.

— Отец.

Леон Первый. Леон Спаситель. Он вытащил Аглор от хаоса внутренних войн и предотвратил окончательный развал страны после захвата третьей её части ожившими мертвецами. Осуществил реформы, позволившие частично вернуть лоск дворянству и армии, пусть в процессе он и принимал решения, от которых многие скрежетали зубами от злости. Он дал послабления крестьянству, с блеском закатывал празднества в городах, не забывая о бесплатном пиве для всех, и простой люд любил его.

Трижды он раскрывал крупные заговоры против себя и пережил бесчисленное множество покушений, особенно частых в первые годы его правления. Он не отвергал поддержку церкви и святых орденов, но никогда не позволял им управлять его действиями. Он был, вне всяких сомнений, блестящим государем. Именно тем, в ком нуждался Аглор, чтобы сохранить единство.

Для человека его масштаба выглядел Леон отвратительно.

Близкая кончина уравнивает фермера и императора. Низводит обоих до пустой гниющей оболочки, за которую с трудом цепляется душа.

Редкие бесцветные волосы, казалось, приклеили на бугристый череп, на котором мало осталось мяса. На пергаментной желтоватой коже лица резко выделялась тонкая полоска синюшных губ, уродливо чернел шрам на левой щеке. Одно ухо нелепо оттопырилось. Второе, лишённое мочки, которую отсекли в давней битве, отекло и ярким пятном краснело на фоне белоснежной шёлковой подушки. Леон приоткрыл запавшие мутные глаза, сонно заморгал и, увидев Селесту, попытался улыбнуться. Влажно поблёскивали редкие пеньки зубов, дрожал резкий треугольный подбородок.

— Селеста, дочь моя…

Из груди её высочества вырвался невнятный всхлип. Принцесса взяла ладонь Леона в лодочку из своих, погладила её.

— Меридий совсем перестал навещать меня… А ты приходишь.

— Он и думать забыл о тебе.

«Скорее, принц боится того, каким стал его отец. Боится того, что видит в нём своё отражение спустя годы».

Айра поймала себя на праздных мыслях и решительно прогнала их. Она здесь для работы, а не рассуждений. Айра представила язычок пламени. В него она отправила все сильные чувства — страх, тревогу и предвкушение, — чтобы очистить разум. Стать единой с пустотой, отрешиться от мира, укутаться в прозрачный кокон идеальной воли. Нахлынуло внутреннее спокойствие, дыхание стало глубоким, ровным.

А где-то далеко, в ином измерении, в чуждой реальности, что-то горячо шептала Селеста, склонившись к Леону. Жаловалась на брата, словно маленькая девочка, испуганная его шалостями, или советовалась, кого и как переманить на свою сторону? А может, стремилась передать ему, как сильно любит его? Айра не вслушивалась. Какое-то время она жила в приюте. В нём ей привили сострадание к горестям людей вокруг, ибо иначе нельзя было выжить — только вместе, все как один, связанные прочными узами. Однако её ожидала трудная задача. И эмоции отступили. Осталась пустота.

Айра мысленно потянулась — вовнутрь, но вместе с тем куда-то далеко, бесконечно далеко. Секундная пауза, и безумный, яростный поток ворвался в её тело, погрёб под собой, как неосторожного гребца накрывают стремительные волны во время разлива реки в грозу. Съёжившаяся в коконе Айра едва устояла перед головокружительным натиском древней ненависти и дикой, неоформленной силы, грозившей размазать её хрупкое сознание. Ярость билась о пустоту снаружи, монстры, рождённые воображением, скалили тысячезубые пасти, облизывались на её душу. Будь Айра способна сейчас на эмоции, она бы запаниковала и позволила течению тьмы уничтожить её. Но концентрация не нарушилась. Она пережила слияние. Снова.

Как всегда после удачного прикосновения, тело Айры наполнил экстаз. Впрочем, из-за пустоты он воспринимался сейчас как назойливое пятно на границе зрения, отдалённый, ни на что не влияющий.

Спальня его величества преобразилась. Её расчертили золотые нити, клубком переплетённые над кроватью Леона. Мысленно она поднырнула под них, изгибаясь так, чтобы не задеть ни одну, стремительной тенью подкралась к королю и его дочери. Голова и грудь Селесты горели ослепляющим огнём. Череп Леона и его впалая грудь едва мерцали энергией, напоминая больше остаточное свечение недавно умершего, чем живого. Золотые нити облепляли его, поддерживали жалкое существование, но вряд ли их хватит надолго. Нежно и аккуратно, чтобы не повредить светлые заклинания и не выдать себя, Айра притронулась к жизненной силе Леона. Тьма внутри неё бушевала, требовала, повелевала сжать кулак, чтобы оборвать жизнь короля, однако Айра отмахнулась от желаний слепой стихии и старательно изучила источник короля, выискивая на нём пятна порчи.

Ничего.

Как и ожидалось.

Бесплодные надежды. Но проверить стоило.

Призрачная Айра огляделась по сторонам. Червячок жажды крови подтачивал кокон пустоты. На долю мгновения она представила, как крадётся сквозь покои и лишает жизни светлого мага, сторожащего покой короля. Тушит огонь его сердца, и тот, схватившись за грудь, валится с хрипом на паркет.

«Никогда не поощряй тьму. Она — твой инструмент, не наоборот», — говорил мастер Зохарий. Так оно и было. У неё не имелось ни одной причины убивать мага, да и после такого финта она вскоре отправилась бы вслед за ним — только не факт, что к свету. Глупая мысль, принесённая с той стороны. К тому же ей не хватило бы сил.

Перед возвращением Айра проверила, оставила ли она хоть какие-то следы. Когда выяснилось, что следов нет, гордость снаружи кокона довольно оживилась.

Как только Айра закончила с последними формальностями, она отпустила тьму и дала знак Селесте, что завершила проверку. Вскоре принцесса встала с кресла и, напоследок поцеловав короля, попрощалась с ним.

Снаружи всё осталось как и прежде. Незадачливый светлый маг, спрятав ладони под мышками, продолжал дремать. Гвардейцы бросали на него завистливые взоры, однако не будили.

— Ваше высочество, — послышался знакомый голос, в котором, если прислушаться, играли насмешливые нотки. Только один человек во дворце позволял себе такое.

— Аладиларий.

Как ни странно, внешний вид проклятого рыцаря оставлял желать лучшего. Он осунулся, встрёпанные волосы и красные глаза создавали впечатление, словно он страдал бессонницей.

— Приятно видеть, что хоть у кого-то во дворце сохранилось уважение к семейным традициям.

— Желала бы сказать то же самое о вас. Однако стремление к силе славится тем, что любые клятвы перед ним что пыль.

— Такое уж животное человек. Ему вечно мало, вечно он ищет пути откусить побольше, воспользоваться любым доступным орудием… пока не подавится.

Аладиларий посмотрел на Айру, и она затрепетала — от испуга и тянущего возбуждения внизу живота, вызванного мыслью о том, какими знаниями обладает этот страшный и опасный тёмный маг. Подмастерью самоучки вроде неё не вообразить глубину хранимых им тайн. Для Айры, искательницы истины, впитавшей стремление своего учителя к расширению границ познаваемого, не существовало ничего притягательнее мастерства в обращении с искусством. С каким наслаждением она выжала бы из рыцаря знания до последней крупицы, пока он не захлебнулся бы криком, спеша выдать все техники. К идущим по тернистой тропе магии жалость была непозволительной роскошью.