Ядовитый поцелуй (ЛП) - Смит Л.Т.

Я должна была узнать больше.

Каковы правила?

Кто-нибудь выживает?

Я уже знаю ответ на второй вопрос, даже если не хочу его вспоминать. Или произносить вслух.

Никто не выживает в Охоте.

Никто.

Они занимаются этим годами и, вероятно, будут продолжать ещё много лет. Начальники полиции, сенаторы, адвокаты и судьи – все вовлечены.

А я – никто, пытаюсь спасти свою жизнь, но терплю неудачу.

— Лилит!

Я слышу крик Реона, доносящийся будто из пустоты. По крайней мере, мне кажется, что это он. Я так устала, так замёрзла и так дезориентирована, что почти готова сдаться.

Я больше не могу бежать.

Как долго ещё мои ноги смогут нести меня, прежде чем окончательно подкосятся?

Остановившись у большого дерева, я прячусь за ним и пытаюсь успокоить дыхание.

Безуспешно.

— Я тебя слышу.

Я замираю, услышав, что его шаги становятся всё ближе. Я не могу определить, с какой стороны они доносятся, но изо всех сил стараюсь уловить хоть что-то. Как только понимаю, что звук раздается слева, я приседаю и на ощупь ищу что-нибудь на земле. Я нахожу лишь грязь и опавшие листья, пока моя рука не натыкается на толстую палку. Крепко вцепившись в нее, поднимаюсь и прижимаю импровизированное оружие к груди. Затем закрываю глаза, пытаюсь выровнять дыхание и просто слушать.

— Ты так тяжело дышишь, — говорит он.

И я бью. Палка во что-то врезается, но тут же ломается.

— Чёрт, ты что, ударила меня палкой, сумасшедшая сука?

Я разворачиваюсь, чтобы убежать, но он хватает меня за волосы и оттаскивает назад. Я падаю на землю, и из лёгких вырывается весь воздух. Слышу какой-то шорох, пока он стоит надо мной. Его лицо скрыто маской из разбитых зеркал, но я могу разглядеть его глаза, прикованные к моим.

— Лилит!

Вот оно, снова. Реон зовет меня по имени.

Что он сделает, когда найдет моё тело?

Он сам меня похоронит?

Или это всё подстроено, и Реон с ними заодно?

— Нам сказали оставить тебя для него, что ты – его трофей. Но если мы доберемся до тебя первыми, сделать так, чтобы твое лицо было неузнаваемым. — Он кряхтит, и я вижу нож в его руке. — Интересно, как долго ты проживёшь без лица. — Ублюдок наклоняется, и в тот же миг я резко поднимаю ногу и бью его по яйцам. Он издаёт приглушённый стон, руки тут же тянутся к паху, нож выскальзывает из пальцев и падает рядом. Я успеваю поймать его дрожащими пальцами прежде, чем лезвие вонзается в меня. Сжимая рукоять, встаю на четвереньки, пока он корчится рядом, хрипит и стонет, и ползу к нему.

— Катись. В. Ад, — шепчу, стараясь не привлекать внимание. Я поднимаю оружие, которое он планировал использовать против меня, и вонзаю ему в горло. Кровь хлещет наружу, когда нож погружается глубоко, и удар отдаётся по моей руке. Тёплая липкая жидкость забрызгивает моё лицо, когда я выдёргиваю клинок, и тихий, почти безумный смех вырывается из меня, пока он пытается прикрыть рану руками, его глаза за маской выпучены от неверия. — Один мертв, сколько еще? — Я улыбаюсь, сжимая нож, и это приносит мне облегчение.

Засовываю руку в его карманы в поисках телефона, но не нахожу ничего.

— Да где же ты… Черт возьми! — Со всей яростью пинаю его ногой в живот и отступаю, пока он хрипит. Я наблюдаю, как его дыхание становится всё короче и короче, кровь стекает по шее и смешивается с грязью под ним.

Он желал мне худшего, так что я не чувствую вины, наблюдая, как этот ублюдок истекает кровью у меня на глазах.

Когда я медленно отступаю назад, кто-то хватает меня за руку. Я поднимаю нож и резко разворачиваюсь.

— Гусеница.

Он срывает маску, в одной руке держа топор, а другой сжимая моё предплечье. Я выбрасываю свободную руку вперед и наношу удар, всаживая нож так быстро, как только могу. Попадаю ему в живот. Он кряхтит, а я срываюсь с места, всё ещё сжимая нож в руке.

— Гусеница! — кричит он.

Нахуй его. Я убираюсь отсюда.

Пусть засунет свой топор тому парню в зад, мне все равно.

27.Реон

Она убегает.

Как – я даже не знаю.

Её губы посинели, она вся в грязи, волосы растрёпаны, а в руке зажат нож.

На ее лице было написано отчаяние.

И это моя вина.

Я смотрю на Хэнка на земле, прижимающего руку к горлу и истекающего кровью, и касаюсь места, куда ей удалось ударить меня. К счастью, рана поверхностна, не то что у Хэнка.

Он умрёт, и я ничего не сделаю, чтобы спасти его.

Он планировал поиздеваться над ней, а затем убить, и это неприемлемо. Единственный, кто может играть с моей гусеницей, – это я. Я не давал разрешения никому другому её трогать.

— Реон, — хрипло произносит Хэнк сквозь прерывистое дыхание. Он на грани, и очень медленно умирает.

Хорошо. Сдохни, ублюдок.

Я наклоняюсь, держа маску в одной руке, топор – в другой.

— Она тебя здорово отделала. — Я улыбаюсь, испытывая гордость за неё. Лилит хорошо справляется. Она преуспевает в лесу, полном мужчин, охотящихся на неё.

Я так горжусь своей маленькой гусеницей.

Он тянется ко мне свободной рукой – той, что не прижимает к горлу, – пытаясь схватить и притянуть к себе, но с каждым его движением из шеи хлещет ещё больше крови.

— Тебе лучше лежать смирно, Хэнк. — Я встаю и надеваю маску обратно. Двумя руками держу топор, поднимаю его и замахиваюсь через плечо. — Никто не должен знать, что это сделала Лилит. Понимаешь, это привело бы всех в ярость. Они бы слетели с катушек от гнева. Так что все должны думать, что это был я. — Я улыбаюсь под маской, потому что он не понимает, к чему я веду. — А это значит, что тебе будет больно, Хэнк.

Пока мы смотрим друг на друга, он издаёт ещё один звук. Это была мольба? Я даже не знаю, и мне все равно. Я заношу топор, а затем опускаю на его шею. Лезвие пронзает её насквозь. Я вырываю топор из полузамёрзшей земли и смотрю на бездыханное тело, на его открытые безжизненные глаза, и на то, как кровь заливает землю под ним.

Вероятно, перед тем как встретить свою ужасную смерть, он пожалел, что не остался сегодня дома.

Больной ублюдок.

Мне не все нравятся в Отверженных, но мы всегда стараемся действовать чисто. Мы не выходим на улицу и не убиваем просто ради забавы. Нет, для этого существуют Охоты.

Они служат благим целям, и обычно их жертвами становятся отбросы общества.

Вытерев топор о его безжизненное тело, я закидываю его на плечо и поворачиваюсь в направлении, куда побежала Лилит, прислушиваясь. Далеко она уйти не могла – моя маленькая гусеница устала.

Она уже несколько часов здесь, и скоро наступит рассвет, а тогда все ставки будут сняты. Её найдут и убьют без раздумий. Мы всегда надеемся поймать добычу до рассвета, и в большинстве случаев так и происходит. Но я думаю, моя гусеница наконец отрастила крылья и готова взлететь.

Теперь она бабочка.

Как такое возможно, что даже покрытая грязью и поверженная, она остаётся самым прекрасным созданием, которое я когда-либо видел на этой земле?

Направляясь туда, куда убежала Лилит, меня охватывает приступ страха. Она может умереть. Откинув эту мысль, я опускаю взгляд на землю и пытаюсь разобрать её следы. Хотя в темноте их трудно разглядеть, земля влажная, поэтому они четко выделяются.

— Реон.

Я замираю, услышав голос Арло. Он подходит ко мне, разминая шею, снова в маске, и я вижу, что его рука перебинтована. Эта маска много значит для нашего общества. Дело в том, что первый в истории Общества Лорд был обезображен. Это он придумал скрывать лицо, и все последовали его примеру. Затем появилась Охота, которая идеально подошла для масок из битых зеркал.

— Ты знал про его план? — я рычу, сжимая рукоять топора. Одно неверное слово, и я замахнусь и отрублю ему голову, так что ему лучше ответить правильно.

— Нет, он мне не говорил.

Я пристально смотрю на него, а его глаза уверенно смотрят на меня.

— Ты бы всё равно мне не сказал.